Лев Николаевич Толстой

LEO TOLSTOY

АННА КАРЕНИНА

Anna Karenina
Translated by Richard Pevear and Larissa Volokhonsky

ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ

Part Seven

I

I

Лёвины жили уже третий месяц в Москве.

The Levins were already living for the third month in Moscow.

Уже давно прошёл тот срок,

The term was long past

когда, по самым верным расчётам людей, знающих эти дела,

when, by the surest calculations of people who knew about such things,

Кити должна была родить;

Kitty ought to have given birth;

а она всё ещё носила,

and yet she was still expecting,

и ни по чему не было заметно, чтобы время было ближе теперь, чем два месяца назад.

and there was no indication that the time was nearer now than two months ago.

И доктор, и акушерка, и Долли, и мать,

The doctor, the midwife, Dolly, her mother,

и в особенности Лёвин, без ужаса не могший подумать о приближавшемся,

and Levin especially, who could not think of the approaching event without horror,

начинали испытывать нетерпение и беспокойство;

were beginning to feel impatient and anxious;

одна Кити чувствовала себя совершенно спокойною и счастливою.

Kitty alone was perfectly calm and happy.

Она теперь ясно сознавала зарождение в себе нового чувства любви к будущему,

She was now clearly aware of the new feeling of love being born in her for the future child

отчасти для неё уже настоящему ребёнку

who, for her, was already partly present,

и с наслаждением прислушивалась к этому чувству.

and she delighted in attending to this feeling.

Он теперь уже не был вполне частью её,

It was no longer wholly a part of her now,

а иногда жил и своею независимою от неё жизнью.

but sometimes lived its own life independent of her.

Часто ей бывало больно от этого,

It often caused her pain,

но вместе с тем хотелось смеяться от странной новой радости.

but at the same time made her want to laugh with a strange new joy.

Все, кого она любила, были с нею,

Everyone she loved was with her,

и все были так добры к ней, так ухаживали за нею,

and everyone was so kind to her, took such care of her,

так одно приятное во всём предоставлялось ей,

she saw so much of sheer pleasantness in all that was offered to her,

что если б она не знала и не чувствовала, что это должно скоро кончиться,

that if she had not known and felt that it must soon end,

она бы и не желала лучшей и приятнейшей жизни.

she could not even have wished for a better or more pleasant life.

Одно, что портило ей прелесть этой жизни,

The one thing that spoiled the charm of that life for her

было то, что муж её был не тот, каким она любила его и каким он бывал в деревне.

was that her husband was not the way she loved him and the way he used to be in the country.

Она любила его спокойный, ласковый и гостеприимный тон в деревне.

She loved his calm, gentle, and hospitable tone in the country.

В городе же он постоянно казался беспокоен и настороже,

But in the city he was constantly anxious and wary,

как будто боясь, чтобы кто-нибудь не обидел его и, главное, её.

as if fearing someone might offend him and, above all, her.

Там, в деревне, он, очевидно зная себя на своём месте,

There, in the country, obviously knowing he was where he belonged,

никуда не спешил и никогда не бывал не занят.

he did not hurry anywhere and was never unoccupied.

Здесь, в городе, он постоянно торопился, как бы не пропустить чего-то,

Here in the city he was constantly in a hurry, as though he might miss something,

и делать ему было нечего.

and he had nothing to do.

И ей было жалко его.

And she pitied him.

Для других, она знала, он не представлялся жалким;

To others, she knew, he did not look pitiful;

напротив, когда Кити в обществе смотрела на него,

on the contrary, when Kitty watched him in company,

как иногда смотрят на любимого человека, стараясь видеть его как будто чужого,

as one sometimes watches a person one loves, trying to see him as a stranger,

чтоб определить себе то впечатление, которое он производит на других,

to define the impression he makes on others,

она видела, со страхом даже для своей ревности,

she saw, even with fear of her own jealousy,

что он не только не жалок, но очень привлекателен своею порядочностью,

that he was not only not pitiful but very attractive in his decency,

несколько старомодною, застенчивою вежливостью с женщинами,

his rather old-fashioned, bashful politeness with women,

своею сильною фигурой и особенным, как ей казалось, выразительным лицом.

his powerful figure, and his – as it seemed to her – particularly expressive face.

Но она видела его не извне, а изнутри;

But she saw him not from the outside but from inside;

она видела, что он здесь не настоящий;

she saw that here he was not his real self;

иначе она не могла определить себе его состояние.

there was no other way she could define his condition.

Иногда она в душе упрекала его за то, что он не умеет жить в городе:

Sometimes she reproached him in her heart for not knowing how to live in the city;

– иногда же сознавалась,

sometimes she also admitted

что ему действительно трудно было устроить здесь свою жизнь так, чтобы быть ею довольным.

that it was truly difficult for him to arrange his life here in a satisfying way.

В самом деле, что ему было делать?

Indeed, what was there for him to do?

В карты он не любил играть.

He did not like to play cards.

В клуб не ездил.

He did not go to the club.

С весёлыми мужчинами вроде Облонского водиться,

To keep company with merry men like Oblonsky

она уже знала теперь, чтó значило…

– she now knew what that meant…

это значило пить и ехать после питья куда-то.

it meant drinking and going somewhere afterwards.

Она без ужаса не могла подумать, куда в таких случаях ездили мужчины.

She could not think without horror of where men went on such occasions.

Ездить в свет?

To go out in society?

Но она знала, что для этого надо находить удовольствие в сближении с женщинами молодыми,

But for that she knew that one had to take pleasure in meeting young women,

и она не могла желать этого.

and she could not wish for that.

Сидеть дома с нею, с матерью и сёстрами?

To sit at home with her and her mother and sister?

Но, как ни были ей приятны и веселы одни и те же разговоры, 

But however pleasant and enjoyable she found those ever identical conversations

– «Алины-Надины», как называл эти разговоры между сёстрами старый князь, 

– ‘Alines and Nadines’, as the old prince called these conversations between sisters

– она знала, что ему должно быть это скучно.

– she knew they had to be boring for him.

Что же ему оставалось делать?

What was left for him to do?

Продолжать писать свою книгу?

To go on writing his book?

Он и попытался это делать

He did try to do that,

и ходил сначала в библиотеку заниматься выписками и справками для своей книги;

and in the beginning went to the library to take notes and references;

но, как он говорил ей,

but, as he told her,

чем больше он ничего не делал, тем меньше у него оставалось времени.

the longer he did nothing, the less time he had left.

И, кроме того, он жаловался ей, что слишком много разговаривал здесь о своей книге

And besides, he complained to her that he had talked too much about his book here,

и что потому все мысли о ней спутались у него и потеряли интерес.

and as a result all his thoughts about it had become confused and he had lost interest in them.

Одна выгода этой городской жизни была та,

One advantage of this city life was

что ссор здесь, в городе, между ними никогда не было.

that here in the city they never had any quarrels.

Оттого ли, что условия городские другие,

Either because city conditions were different,

или оттого, что они оба стали осторожнее и благоразумнее в этом отношении,

or because they had both become more prudent and sensible in that respect,

в Москве у них не было ссор из-за ревности,

in Moscow they had no quarrels because of jealousy,

которых они так боялись, переезжая в город.

something they had been very much afraid of when they moved to the city.

В этом отношении случилось даже одно очень важное для них обоих событие,

There even occurred an event that was very important for them both

именно встреча Кити с Вронским.

– namely, Kitty’s meeting with Vronsky.

Старуха княгиня Марья Борисовна, крёстная мать Кити, всегда очень её любившая,

The old princess Marya Borisovna, Kitty’s godmother, who had always loved her,

пожелала непременно видеть её.

wanted to see her without fail.

Кити, никуда по своему положению не ездившая,

Kitty, who in her condition never went anywhere,

поехала с отцом к почтенной старухе и встретила у ней Вронского.

did go with her father to see the venerable old woman, and there met Vronsky.

Кити при этой встрече могла упрекнуть себя только в том,

The only thing Kitty could reproach herself with in that meeting was

что на мгновение, когда она узнала в штатском платье столь знакомые ей когда-то черты,

that, when she recognized that once so familiar figure in his civilian clothes,

у ней прервалось дыхание, кровь прилила к сердцу,

her breath was taken away, the blood rushed to her heart,

и яркая краска, она чувствовала это, выступила на лицо.

and bright colour (she could feel it) came to her face.

Но это продолжалось лишь несколько секунд.

But that lasted only a few seconds.

Ещё отец, нарочно громко заговоривший с Вронским, не кончил своего разговора,

Before her father, who purposely addressed Vronsky in a loud voice, had finished what he was saying,

как она была уже вполне готова смотреть на Вронского,

she was fully prepared to look at him,

говорить с ним, если нужно, точно так же, как она говорила с княгиней Марьей Борисовной,

to talk with him, if necessary, just as she talked with Princess Marya Borisovna,

и главное, так, чтобы всё до последней интонации и улыбки было одобрено мужем,

and, above all, so that everything to the very last intonation and smile could have been approved of by her husband,

которого невидимое присутствие она как будто чувствовала над собой в эту минуту.

whose invisible presence she seemed to feel above her at that moment.

Она сказала с ним несколько слов,

She said a few words to him,

даже спокойно улыбнулась на его шутку о выборах, которые он назвал «наш парламент».

even smiled calmly at his joke about the elections, which he called ‘our parliaments’.

(Надо было улыбнуться, чтобы показать, что она поняла шутку.)

(She had to smile to show that she understood the joke.)

Но тотчас же она отвернулась к княгине Марье Борисовне

But she immediately turned away to Princess Marya Borisovna

и ни разу не взглянула на него, пока он не встал, прощаясь;

and never once glanced at him until he got up to leave;

тут она посмотрела на него,

then she looked at him,

но, очевидно, только потому, что неучтиво не смотреть на человека, когда он кланяется.

but obviously only because it was impolite not to look at a man when he was bowing to you.

Она благодарна была отцу за то, что он ничего не сказал ей о встрече с Вронским;

She was grateful to her father for not saying anything about meeting Vronsky;

но она видела по особенной нежности его после визита, во время обычной прогулки,

but by his special tenderness after the visit, during their usual walk, she saw

что он был доволен ею.

that he was pleased with her.

Она сама была довольна собою.

She was pleased with herself.

Она никак не ожидала,

She had never expected

чтоб у неё нашлась эта сила задержать где-то в глубине души все воспоминания прежнего чувства к Вронскому

that she would have the strength to hold down somewhere deep in her heart all memories of her former feeling for Vronsky,

и не только казаться, но и быть к нему вполне равнодушною и спокойною.

and not only to seem but to be quite indifferent and calm towards him.

Лёвин покраснел гораздо больше её,

Levin flushed much more than she did

когда она сказала ему, что встретила Вронского у княгини Марьи Борисовны.

when she told him she had met Vronsky at Princess Marya Borisovna’s.

Ей очень трудно было сказать это ему,

It was very hard for her to tell him about it,

но ещё труднее было продолжать говорить о подробностях встречи,

and still harder for her to go on talking about the details of the meeting,

так как он не спрашивал её, а только, нахмурившись, смотрел на неё.

since he did not ask but only looked frowning at her.

– Мне очень жаль, что тебя не было, – сказала она. 

‘It’s too bad you weren’t there,’ she said.

– Не то, что тебя не было в комнате…

‘That is, not that you weren’t in the room …

я бы не была так естественна при тебе…

I wouldn’t have been so natural with you there…

Я теперь краснею гораздо больше,

Now I’m blushing much more,

гораздо, гораздо больше, – говорила она, краснея до слёз. 

much, much more,’ she said, blushing to tears.

– Но что ты не мог видеть в щёлку.

‘But that you couldn’t have looked through a crack.’

Правдивые глаза сказали Лёвину, что она была довольна собою,

Her truthful eyes told Levin that she was pleased with herself,

и он, несмотря на то, что она краснела,

and, despite her blushing,

тотчас же успокоился и стал расспрашивать её,

he calmed down at once and began asking questions,

чего только она и хотела.

which was just what she wanted.

Когда он узнал всё,

When he had learned everything,

даже до той подробности, что она только в первую секунду не могла не покраснеть,

even to the detail that she could not help flushing in the first second,

но что потом ей было так же просто и легко, как с первым встречным,

but after that had felt as simple and easy as with anybody at all,

Лёвин совершенно повеселел и сказал, что он очень рад этому

Levin cheered up completely and said he was very glad of it

и теперь уже не поступит так глупо, как на выборах,

and that now he would not behave as stupidly as he had at the elections,

а постарается при первой встрече с Вронским быть как можно дружелюбнее.

but would try at the very first meeting with Vronsky to be as friendly as possible.

– Так мучительно думать, что есть человек почти враг,

‘It’s so tormenting to think that there’s a man who is almost an enemy,

с которым тяжело встречаться, – сказал Лёвин. 

whom it’s painful to meet,’ said Levin.

– Я очень, очень рад.

‘I’m very, very glad.’

II

II

– Так заезжай, пожалуйста, к Болям, – сказала Кити мужу,

‘So please call on the Bohls,’ Kitty said to her husband,

когда он в одиннадцать часов, пред тем как уехать из дома, зашёл к ней. 

when he came to see her at eleven o’clock, before going out.

– Я знаю, что ты обедаешь в клубе, папа тебя записал.

‘I know you’re dining at the club, papa signed you up.

А утро что ты делаешь?

And what are you doing in the morning?’

– Я к Катавасову только, – отвечал Лёвин.

‘I’m just going to visit Katavasov,’ answered Levin.

– Что же так рано?

‘Why so early?’

– Он обещал меня познакомить с Метровым.

‘He promised to introduce me to Metrov.

Мне хотелось поговорить с ним о моей работе,

I’d like to discuss my work with him.

это известный учёный петербургский, – сказал Лёвин.

He’s a well-known Petersburg scholar,’ said Levin.

– Да, это его статью ты так хвалил?

‘Yes, wasn’t it his article that you praised so much?

Ну, а потом? – сказала Кити.

Well, and then?’ said Kitty.

– Ещё в суд, может быть, заеду по делу сестры.

‘I may also go to the court on my sister’s business.’

– А в концерт? – спросила она.

‘And to the concert?’ she asked.

– Да что я поеду один!

‘As if I’d go alone!’

– Нет, поезжай; там дают эти новые вещи…

‘No, do go. They perform these new things…

Это тебя так интересовало.

You were so interested.

Я бы непременно поехала.

I wouldn’t miss it.’

– Ну, во всяком случае я заеду домой пред обедом, – сказал он, глядя на часы.

‘Well, in any case I’ll call in at home before dinner,’ he said, looking at his watch.

– Надень же сюртук, чтобы прямо заехать к графине Боль.

‘Put on your frock coat, so that you can call on Countess Bohl on the way.’

– Да разве это непременно нужно?

‘But is it absolutely necessary?’

– Ах, непременно!

‘Oh, absolutely!

Он был у нас.

He called on us.

Ну что тебе стоит?

Well, what will it cost you?

Заедешь, сядешь, поговоришь пять минут о погоде, встанешь и уедешь.

You’ll go, talk about the weather for five minutes, get up and leave.’

– Ну, ты не поверишь, я так от этого отвык, что это-то мне и совестно.

‘Well, you won’t believe it, but I’m so unaccustomed to these things that it makes me ashamed.

Как это?

How is it?

Пришёл чужой человек, сел, посидел безо всякого дела,

A stranger comes, sits down, stays for no reason,

им помешал, себя расстроил и ушёл.

bothers them, upsets himself, and then leaves.’

Кити засмеялась.

Kitty laughed.

– Да ведь ты делал визиты холостым? – сказала она.

‘You paid calls when you were a bachelor, didn’t you?’ she said.

– Делал, но всегда бывало совестно,

‘I did, but I was always ashamed,

а теперь так отвык, что, ей-богу, лучше два дня не обедать вместо этого визита.

and now I’m so unaccustomed to it that, by God, I’d rather go two days without dinner than pay this call.

Так совестно!

Such shame!

Мне всё кажется, что они обидятся, скажут:

I keep thinking they’ll be offended and say:

– зачем это ты приходил без дела?

"Why come for no reason?’"

– Нет, не обидятся.

‘No, they won’t be offended.

Уж я за это тебе отвечаю, – сказала Кити, со смехом глядя на его лицо.

I can answer for that,’ said Kitty, looking into his face and laughing.

Она взяла его за руку. 

She took his hand.

– Ну, прощай… Поезжай, пожалуйста.

‘Well, good-bye… Please go–’

Он уже хотел уходить, поцеловав руку жены,

He was just about to kiss her hand and leave

когда она остановила его.

when she stopped him.

– Костя, ты знаешь, что у меня уж остаётся только пятьдесят рублей.

‘Kostya, you know, I only have fifty roubles left.’

– Ну что ж, я заеду возьму из банка.

‘Well, then I’ll go and get some from the bank.

Сколько? – сказал он с знакомым ей выражением неудовольствия.

How much?’ he said, with an expression of displeasure familiar to her.

– Нет, ты постой. 

‘No, wait.’

– Она удержала его за руку. 

She held on to his hand.

– Поговорим, меня это беспокоит.

‘Let’s talk, this bothers me.

Я, кажется, ничего лишнего не плачу,

I don’t think I spend on anything unnecessary,

а деньги так и плывут.

but the money just goes.

Что-нибудь мы не так делаем.

We’re doing something wrong.’

– Нисколько, – сказал он, откашливаясь и глядя на неё исподлобья.

‘Not at all,’ he said, clearing his throat and looking at her from under his eyebrows.

Это откашливанье она знала.

She knew that clearing of his throat.

Это был признак его сильного недовольства,

It was a sign that he was strongly displeased,

не на неё, а на самого себя.

not with her, but with himself.

Он действительно был недоволен,

He was indeed displeased,

но не тем, что денег вышло много,

not that a lot of money had been spent,

а что ему напоминают то, о чём он, зная, что в этом что-то неладно,

but that he was reminded of something which he, knowing that things were not right,

желает забыть.

had wished to forget.

– Я велел Соколову продать пшеницу и за мельницу взять вперёд.

‘I’ve told Sokolov to sell the wheat and take money in advance for the mill.

Деньги будут во всяком случае.

In any case, we’ll have money.’

– Нет, но я боюсь, что вообще много…

‘No, but I’m afraid it’s generally too much …’

– Нисколько, нисколько, – повторял он. 

‘Not at all, not at all,’ he repeated.

– Ну, прощай, душенька.

‘Well, good-bye, darling.’

– Нет, право, я иногда жалею, что послушалась мама́.

‘No, really, I’m sometimes so sorry I listened to mama.

Как бы хорошо было в деревне!

It was so good in the country!

А то я вас всех измучала, и деньги мы тратим…

And here I’ve worn you all out, and we’re spending money…’

– Нисколько, нисколько.

‘Not at all, not at all.

Ни разу ещё не было с тех пор, как я женат,

Not once since I’ve been married

чтоб я сказал, что лучше было бы иначе, чем как есть.

have I said it would have been better otherwise than it is …’

– Правда? – сказала она, глядя ему в глаза.

‘Truly?’ she said, looking into his eyes.

Он сказал это не думая, только чтоб утешить её.

He had said it without thinking, just to comfort her.

Но когда он, взглянув на неё,

But when he glanced at her

увидал, что эти правдивые милые глаза вопросительно устремлены на него,

and saw those dear, truthful eyes fixed questioningly on him,

он повторил то же уже от всей души.

he repeated the same thing from the bottom of his heart.

«Я решительно забываю её», – подумал он.

‘I’m decidedly forgetting her,’ he thought.

И он вспомнил то, что так скоро ожидало их.

And he remembered what so soon awaited them.

– А скоро? Как ты чувствуешь? – прошептал он, взяв её за обе руки.

‘Soon now? How do you feel?’ he whispered, taking both her hands.

– Я столько раз думала, что теперь ничего не думаю и не знаю.

‘I’ve thought it so many times that now I don’t think or know anything.’

– И не страшно?

‘And you’re not afraid?’

Она презрительно усмехнулась.

She smiled scornfully.

– Ни капельки, – сказала она.

‘Not a bit,’ she said.

– Так если что, я буду у Катавасова.

‘So, if anything happens, I’m at Katavasov’s.’

– Нет, ничего не будет, и не думай.

‘No, nothing will happen, don’t even think of it.

Я поеду с папа гулять на бульвар.

I’ll go for a stroll on the boulevard with papa.

Мы заедем к Долли.

We’ll stop at Dolly’s.

Пред обедом тебя жду.

I’ll be expecting you before dinner.

Ах, да! Ты знаешь, что положение Долли становится решительно невозможным?

Ah, yes! Do you know that Dolly’s situation is becoming quite impossible?

Она кругом должна, денег у неё нет.

She’s in debt all around, and she has no money.

Мы вчера говорили с мама и с Арсением

Yesterday I talked with mama and Arseny’

(так она звала мужа сестры Львовой)

(so she called Prince Lvov, her sister’s husband),

и решили тебя с ним напустить на Стиву.

‘and we decided to set him and you on Stiva.

Это решительно невозможно.

This is quite impossible.

С папа нельзя говорить об этом…

One can’t talk to papa about it …

Но если бы ты и он…

But if you and he…’

– Ну что же мы можем? – сказал Лёвин.

‘But what can we do?’ asked Levin.

– Всё-таки ты будешь у Арсения, поговори с ним;

‘Still, while you’re at Arseny’s, talk to him;

он тебе скажет, что мы решили.

he’ll tell you what we decided.’

– Ну, с Арсением я вперёд на всё согласен.

‘Well, with Arseny I’ll agree to everything beforehand.

Так я заеду к нему.

I’ll call on him.

Кстати, если в концерт, то я с Натали и поеду. Ну, прощай.

By the way, if I do go to the concert, I’ll go with Natalie. Well, good-bye.’

На крыльце старый, ещё холостой жизни, слуга Кузьма, заведывавший городским хозяйством, остановил Лёвина.

At the porch Kuzma, the old servant from his bachelor days, who was handling their town arrangements, stopped him.

– Красавчика

‘Beau’

(это была лошадь, левая дышловая, приведённая из деревни)

(this was the left shaft-horse, brought from the country)

перековали, а всё хромает, – сказал он. 

‘has been re-shod, but he still limps,’ he said.

– Как прикажете?

‘What are your orders?’

Первое время в Москве Лёвина занимали лошади, приведённые из деревни.

At the beginning of their life in Moscow, Levin had concerned himself with the horses he brought from the country.

Ему хотелось устроить эту часть как можно лучше и дешевле;

He had wanted to arrange that part as well and as cheaply as possible;

но оказалось, что свои лошади обходились дороже извозчичьих,

but it turned out that keeping his own horses was more expensive than hiring,

и извозчика всё-таки брали.

and they hired cabs anyway.

– Вели за коновалом послать, наминка, может быть.

‘Send for the horse doctor, it may be a sore.’

– Ну, а для Катерины Александровны? – спросил Кузьма.

‘Well, and for Katerina Alexandrovna?’ asked Kuzma.

Лёвина уже не поражало теперь, как в первое время его жизни в Москве,

Levin was no longer struck now, as he had been at the beginning of their life in Moscow,

что для переезда с Воздвиженки на Сивцев Вражек нужно было запрягать в тяжёлую карету пару сильных лошадей,

that to go from Vozdvizhenka to Sivtsev Vrazhek it was necessary to hitch a pair of strong horses to a heavy carriage,

провезти эту карету по снежному месиву четверть версты

take that carriage less than a quarter of a mile through snowy mush,

и стоять там четыре часа, заплатив за это пять рублей.

and let it stand there for four hours, having paid five roubles for it.

Теперь уже это казалось ему натурально.

Now it seemed natural to him.

– Вели извозчику привести пару в нашу карету, – сказал он.

‘Tell the cabby to bring a second pair for our carriage,’ he said.

– Слушаю-с.

‘Yes, sir.’

И, так просто и легко разрешив благодаря городским условиям затруднение,

And having solved so simply and easily, thanks to town conditions, a difficulty

которое в деревне потребовало бы столько личного труда и внимания,

which in the country would have called for so much personal effort and attention,

Лёвин вышел на крыльцо и, кликнув извозчика, сел и поехал на Никитскую.

Levin went out on the porch, hailed a cab, got into it and drove to Nikitskaya.

Дорогой он уже не думал о деньгах,

On the way he no longer thought about money,

а размышлял о том, как он познакомится с петербургским учёным, занимающимся социологией,

but reflected on how he was going to make the acquaintance of a Petersburg scholar, a specialist in sociology,

и будет говорить с ним о своей книге.

and talk to him about his book.

Только в самое первое время в Москве

Only during his very first days in Moscow

те странные деревенскому жителю, непроизводительные, но неизбежные расходы, которые потребовались от него со всех сторон, поражали Лёвина.

had Levin been struck by those unproductive but inevitable expenses, so strange for a country-dweller, that were demanded of him on all sides.

Но теперь он уже привык к ним.

Now he had grown used to them.

С ним случилось в этом отношении то, что, говорят, случается с пьяницами:

What had happened to him in this respect was what they say happens with drunkards:

– первая рюмка – колóм,

the first glass is a stake,

вторая соколóм,

the second a snake,

а после третьей – мелкими пташечками.

and from the third on it’s all little birdies.

Когда Лёвин разменял первую сторублёвую бумажку на покупку ливрей лакею и швейцару,

When Levin changed the first hundred-rouble note to buy liveries for his footman and hall porter,

он невольно сообразил, что эти никому не нужные ливреи, но неизбежно необходимые,

he calculated that these liveries – totally useless but inevitable and necessary,

судя по тому, как удивились княгиня и Кити при намёке, что без ливреи можно обойтись, 

judging by the princess’s and Kitty’s astonishment at his hint that they might be dispensed with

– что эти ливреи будут стоить двух летних работников,

– would cost as much as two summer workers,

то есть около трёхсот рабочих дней от святой до заговень,

meaning about three hundred workdays from Easter to Advent,

и каждый день тяжкой работы с раннего утра до позднего вечера, 

each one a day of hard work from early morning till late in the evening

– и эта сторублёвая бумажка ещё шла колóм.

– and that hundred-rouble note still went down like a stake.

Но следующая, размененная на покупку провизии к обеду для родных, стоившей двадцать восемь рублей,

But the next one, broken to buy provisions for a family dinner that had cost twenty-eight roubles,

хотя и вызвала в Лёвине воспоминание о том, что двадцать восемь рублей

though it had called up in Levin the recollection that twenty-eight roubles

– это девять четвертей овса,

meant about seventy-two bushels of oats

который, потея и кряхтя, косили, вязали, молотили,

which, with much sweating and groaning, had been mowed, bound, carted, threshed,

веяли, подсевали и насыпали, 

winnowed, sifted and bagged

– эта следующая пошла всё-таки легче.

– this next one all the same had gone a little more easily.

А теперь размениваемые бумажки уже давно не вызывали таких соображений и летели мелкими пташечками.

And now the notes he broke had long ceased to call up such thoughts and flew off like little birdies.

Соответствует ли труд, положенный на приобретение денег,

Whether the labour spent in acquiring money

тому удовольствию, которое доставляет покупаемое на них, 

corresponded to the pleasure afforded by what was bought with it

– это соображение уж давно было потеряно.

was a long-lost consideration.

Расчёт хозяйственный о том, что есть известная цена,

The economic consideration that there was a certain price

ниже которой нельзя продать известный хлеб, тоже был забыт.

below which a certain kind of grain could not be sold, was also forgotten.

Рожь, цену на которую он так долго выдерживал,

His rye, the price of which he had insisted on for such a long time,

была продана пятьюдесятью копейками на четверть дешевле, чем за неё давали месяц тому назад.

was sold at fifty kopecks less per measure than had been offered a month earlier.

Даже и расчёт, что при таких расходах невозможно будет прожить весь год без долга, 

Even the consideration that with such expenses it would be impossible to get through the year without going into debt

– и этот расчёт уже не имел никакого значения.

no longer had any significance.

Только одно требовалось:

Only one thing was required:

– иметь деньги в банке, не спрашивая, откуда они,

to have money in the bank, without asking where it came from,

так, чтобы знать всегда, на что завтра купить говядины.

so as always to know how to pay for the next day’s beef.

И этот расчёт до сих пор у него соблюдался:

And so far he had observed that consideration:

– у него всегда были деньги в банке.

he had always had money in the bank.

Но теперь деньги в банке вышли,

But now the money in the bank had come to an end

и он не знал хорошенько, откуда взять их.

and he did not quite know where to get more.

И это-то на минуту, когда Кити напомнила о деньгах, расстроило его;

It was this that upset him for a moment when Kitty reminded him about money;

но ему некогда было думать об этом.

but he had no time to think of it.

Он ехал, размышляя о Катавасове и предстоящем знакомстве с Метровым.

He drove on, thinking about Katavasov and the impending meeting with Metrov.

III

III

Лёвин в этот свой приезд сошёлся опять близко с бывшим товарищем по университету,

During his stay in Moscow Levin had again become close with his former university friend,

профессором Катавасовым,

Professor Katavasov,

с которым он не видался со времени своей женитьбы.

whom he had not seen since his marriage.

Катавасов был ему приятен ясностию и простотой своего миросозерцания.

He liked Katavasov for the clarity and simplicity of his world-view.

Лёвин думал, что ясность миросозерцания Катавасова вытекала из бедности его натуры,

Levin thought that the clarity of Katavasov’s world-view came from the poverty of his nature,

Катавасов же думал, что непоследовательность мысли Лёвина вытекала из недостатка дисциплины его ума;

and Katavasov thought that the inconsistency of Levin’s thought came from a lack of mental discipline;

но ясность Катавасова была приятна Лёвину,

but Levin liked Katavasov’s clarity,

и обилие недисциплинованных мыслей Лёвина было приятно Катавасову,

and Katavasov liked the abundance of Levin’s undisciplined thoughts,

и они любили встречаться и спорить.

and they loved to get together and argue.

Лёвин читал Катавасову некоторые места из своего сочинения, и они понравились ему.

Levin read some parts of his writing to Katavasov, and he liked them.

Вчера, встретив Лёвина на публичной лекции,

The day before, meeting Levin at a public lecture,

Катавасов сказал ему, что известный Метров, которого статья так понравилась Лёвину,

Katavasov had told him that the famous Metrov, whose article Levin had liked so much,

находится в Москве и очень заинтересован тем, что ему сказал Катавасов о работе Лёвина,

was in Moscow and was very interested in what Katavasov had told him about Levin’s work,

и что Метров будет у него завтра в одиннадцать часов и очень рад познакомиться с ним.

and that Metrov would be calling on him the next day at eleven o’clock and would be very glad to make his acquaintance.

– Решительно исправляетесь, батюшка, приятно видеть, – сказал Катавасов,

‘You’re decidedly improving, my friend, it’s nice to see it,’ said Katavasov,

встречая Лёвина в маленькой гостиной. 

meeting Levin in the small drawing room.

– Я слышу звонок и думаю:

‘I heard the bell and thought:

– не может быть, чтобы вовремя…

can it be he’s on time?…

Ну что, каковы черногорцы?

Well, how about these Montenegrins?

По породе воины.

Born fighters.’[1]

– А что? – спросил Лёвин.

‘What about them?’ asked Levin.

Катавасов в коротких словах передал ему последнее известие

Katavasov told him the latest news in a few words,

и, войдя в кабинет, познакомил Лёвина с невысоким, плотным, очень приятной наружности человеком.

then, going into the study, introduced Levin to a short, stocky man of very pleasant appearance.

Это был Метров.

This was Metrov.

Разговор остановился на короткое время на политике

The conversation dwelt for a brief time on politics

и на том, как смотрят в высших сферах в Петербурге на последние события.

and on what view was taken of the latest events in the highest Petersburg spheres.

Метров передал известные ему из верного источника слова,

Metrov told them the words, which he had from a reliable source,

будто бы сказанные по этому случаю государем и одним из министров.

supposedly uttered on that occasion by the emperor and one of his ministers.

Катавасов же слышал тоже за верное, что государь сказал совсем другое.

Katavasov had heard, also reliably, that the emperor had said something quite different.

Лёвин постарался придумать такое положение,

Levin tried to conceive of circumstances

в котором и те и другие слова могли быть сказаны,

in which both things could have been said,

и разговор на эту тему прекратился.

and the conversation on that subject ceased.

– Да вот написал почти книгу об естественных условиях рабочего в отношении к земле, – сказал Катавасов. 

‘So he’s almost finished a book on the natural conditions of the worker in relation to the land,’ said Katavasov.

– Я не специалист, но мне понравилось, как естественнику,

‘I’m no expert, but what I liked about it, as a natural scientist,

то, что он не берёт человечества как чего-то вне зоологических законов,

was that he doesn’t consider mankind as something outside zoological laws,

а, напротив, видит зависимость его от среды

but, on the contrary, regards it as dependent on the environment

и в этой зависимости отыскивает законы развития.

and looks for the laws of development within that dependence.’

– Это очень интересно, – сказал Метров.

‘That is very interesting,’ said Metrov.

– Я, собственно, начал писать сельскохозяйственную книгу,

‘I actually began writing a book on agriculture,

но невольно, занявшись главным орудием сельского хозяйства, рабочим, – сказал Лёвин, краснея, 

but involuntarily, in concerning myself with the main tool of farming, the worker,’ Levin said, blushing,

– пришёл к результатам совершенно неожиданным.

‘I arrived at totally unexpected results.’

И Лёвин стал осторожно, как бы ощупывая почву, излагать свой взгляд.

And carefully, as if testing the ground, Levin began to explain his view.

Он знал, что Метров написал статью против общепринятого политико-экономического учения,

He knew that Metrov had written an article against the commonly accepted political-economic theory,

но до какой степени он мог надеяться на сочувствие в нём к своим новым взглядам,

but how far he could expect him to be sympathetic to his new views

он не знал и не мог догадаться по умному и спокойному лицу учёного.

he did not know and could not guess from the scholar’s calm and intelligent face.

– Но в чём же вы видите особенные свойства русского рабочего? – сказал Метров. 

‘But what do you see as the special properties of the Russian worker?’ asked Metrov.

– В зоологических, так сказать, его свойствах

‘His zoological properties, so to speak,

или в тех условиях, в которых он находится?

or the conditions in which he finds himself?’

Лёвин видел, что в вопросе этом уже высказывалась мысль, с которою он был несогласен;

Levin saw that this question already implied a thought he disagreed with;

но он продолжал излагать свою мысль,

but he continued to explain his own thought,

состоящую в том, что русский рабочий имеет совершенно особенный от других народов взгляд на землю.

which was that the Russian worker had a view of the land that differed completely from that of other peoples.

И чтобы доказать это положение,

And to prove this point

он поторопился прибавить, что, по его мнению,

he hastened to add that in his opinion

этот взгляд русского народа вытекает из сознания им своего призвания

this view of the Russian people came from their awareness of being called upon

заселить огромные, незанятые пространства на востоке.

to populate the enormous unoccupied spaces of the east.

– Легко быть введену в заблуждение,

‘It is easy to be led into error

делая заключение об общем призвании народа, – сказал Метров, перебивая Лёвина. 

by drawing conclusions about a people’s general calling,’ Metrov said, interrupting Levin.

– Состояние рабочего всегда будет зависеть от его отношения к земле и капиталу.

‘The worker’s condition will always depend on his relation to the land and to capital.’

И уже не давая Лёвину досказать свою мысль,

And not letting Levin finish his thought,

Метров начал излагать ему особенность своего учения.

Metrov began explaining to him the particularity of his own theory.

В чём состояла особенность его учения, Лёвин не понял,

What the particularity of his theory was Levin did not understand,

потому что и не трудился понимать:

because he did not bother to understand;

– он видел, что Метров, так же как и другие,

he saw that Metrov, just like the others,

несмотря на свою статью, в которой он опровергал учение экономистов,

despite his article in which he refuted the teaching of the economists,

смотрел всё-таки на положение русского рабочего только с точки зрения капитала, заработной платы и ренты.

still regarded the position of the Russian worker only from the point of view of capital, wages and income.

Хотя он и должен был признать, что в восточной, самой большой части России рента ещё нуль,

Though he had to admit that in the greater part of Russia, the eastern part, income was still zero,

что заработная плата выражается для девяти десятых восьмидесятимиллионного русского населения только пропитанием самих себя

that for nine-tenths of the Russian population of eighty million wages were only at subsistence level,

и что капитал ещё не существует иначе, как в виде самых первобытных орудий, 

and that capital did not exist otherwise than as the most primitive tools

– но он только с этой точки зрения рассматривал всякого рабочего,

– he still regarded all workers from that point of view alone,

хотя во многом и не соглашался с экономистами

though he disagreed with economists on many points

и имел свою новую теорию о заработной плате, которую он и изложил Лёвину.

and had his own new theory about wages, which he explained to Levin.

Лёвин слушал неохотно и сначала возражал.

Levin listened reluctantly and began by objecting.

Ему хотелось перебить Метрова, чтобы сказать свою мысль,

He wanted to interrupt Metrov in order to tell him his thought,

которая, по его мнению, должна была сделать излишним дальнейшее изложение.

which in his opinion would make further explanations superfluous.

Но потом, убедившись, что они до такой степени различно смотрят на дело,

But then, convinced that they looked at the matter so differently

что никогда не поймут друг друга,

that they would never understand each other,

он уже и не противоречил и только слушал.

he stopped contradicting and merely listened.

Несмотря на то, что ему теперь уж вовсе не было интересно то, что говорил Метров,

Despite the fact that he was no longer interested in what Metrov was saying,

он испытывал, однако, некоторое удовольствие, слушая его.

he nevertheless experienced a certain satisfaction in listening to him.

Самолюбие его было польщено тем,

It flattered his vanity

что такой учёный человек так охотно, с таким вниманием и доверием к знанию предмета Лёвиным,

that such a learned man so eagerly, with such attention and confidence in his knowledge of the subject,

иногда одним намёком указывая на целую сторону дела,

sometimes referring to whole aspects of the matter by a single allusion,

высказывал ему свои мысли.

was telling him his thoughts.

Он приписывал это своему достоинству,

He ascribed it to his own merit,

не зная того, что Метров, переговорив со всеми своими близкими,

unaware that Metrov, having talked about it with everyone around him,

особенно охотно говорил об этом предмете с каждым новым человеком,

was especially eager to talk on the subject with each new person,

да и вообще охотно говорил со всеми о занимавшем его, неясном ещё ему самому предмете.

and generally talked eagerly with everyone about the subject, which interested him but was as yet unclear to him.

– Однако мы опоздаем, – сказал Катавасов, взглянув на часы,

‘We’re going to be late, though,’ said Katavasov, glancing at his watch,

как только Метров кончил своё изложение.

as soon as Metrov finished his explanation.

– Да, нынче заседание в Обществе любителей в память пятидесятилетнего юбилея Свинтича, – сказал Катавасов на вопрос Лёвина. 

‘Yes, today there’s a meeting of the Society of Amateurs to commemorate Svintich’s fiftieth birthday,’[2] Katavasov replied to Levin’s question.

– Мы собирались с Петром Иванычем.

‘Pyotr Ivanych and I intend to go.

Я обещал прочесть об его трудах по зоологии.

I promised to speak about his works on zoology.

Поедем с нами, очень интересно.

Come with us, it’s very interesting.’

– Да, и в самом деле пора, – сказал Метров. 

‘Yes, in fact it’s time,’ said Metrov.

– Поедемте с нами, а оттуда, если угодно, ко мне.

‘Come with us, and from there to my place, if you wish.

Я бы очень желал прослушать ваш труд.

I’d like very much to hear your work.’

– Нет, что ж. Это так ещё, не кончено.

‘No, really. It’s still so unfinished.

Но в заседание я очень рад.

But I’ll be glad to go to the meeting.’

– Что ж, батюшка, слышали?

‘Say, my friend, have you heard?

Подал отдельное мнение, – сказал Катавасов,

They’ve proposed a separate opinion,’ said Katavasov,

в другой комнате надевавший фрак.

who was putting on his tailcoat in the other room.

И начался разговор об университетском вопросе.

And a conversation began on the university question.[3]

Университетский вопрос был очень важным событием в эту зиму в Москве.

The university question was a very important event in Moscow that winter.

Три старые профессора в совете не приняли мнения молодых;

Three old professors on the council had not accepted the opinion of the young ones;

молодые подали отдельное мнение.

the young ones had proposed a separate opinion.

Мнение это, по суждению одних, было ужасное,

That opinion, in the view of some, was terrible,

по суждению других, было самое простое и справедливое мнение,

and, in the view of others, was very simple and correct,

и профессора разделились на две партии.

and so the professors had split into two parties.

Одни, к которым принадлежал Катавасов,

Some, including Katavasov,

видели в противной стороне подлый донос и обман;

saw falsity, denunciation and deceit in the opposing side;

другие – мальчишество и неуважение к авторитетам.

the others – puerility and disrespect for authority.

Лёвин, хотя и не принадлежавший к университету,

Levin, though he did not belong to the university,

несколько раз уже в свою бытность в Москве слышал и говорил об этом деле

had already heard and talked about this matter several times since coming to Moscow

и имел своё составленное на этот счёт мнение;

and had formed his own opinion about it.

он принял участие в разговоре, продолжавшемся и на улице,

He took part in the conversation, which continued outside

пока все трое дошли до здания старого университета.

as the three men walked to the old university building.

Заседание уже началось.

The meeting had already begun …

У стола, покрытого сукном, за который сели Катавасов и Метров,

Around the baize-covered table at which Katavasov and Metrov seated themselves,

сидело шесть человек,

six men were sitting,

и один из них, близко пригибаясь к рукописи, читал что-то.

and one of them, bending close to a manuscript, was reading something.

Лёвин сел на один из пустых стульев, стоявших вокруг стола,

Levin sat in one of the vacant chairs that stood around the table

и шёпотом спросил у сидевшего тут студента, что читают.

and in a whisper asked a student who was sitting there what was being read.

Студент, недовольно оглядев Лёвина, сказал:

The student looked Levin over with resentment and said:

– Биография.

‘The biography.’

Хотя Лёвин и не интересовался биографией учёного,

Though Levin was not interested in the scientist’s biography,

но невольно слушал и узнал кое-что интересного и нового о жизни знаменитого учёного.

he listened involuntarily and learned some interesting and new things about the life of the famous man.

Когда чтец кончил,

When the reader had finished,

председатель поблагодарил его и прочёл присланные ему стихи поэта Мента на этот юбилей

the chairman thanked him and read a poem by the poet Ment,[4] sent to him for this jubilee,

и несколько слов в благодарность стихотворцу.

with a few words of gratitude to the author.

Потом Катавасов своим громким, крикливым голосом

Then Katavasov, in his loud, piercing voice,

прочёл свою записку об учёных трудах юбиляра.

read his note on the learned works of the man being honoured.

Когда Катавасов кончил,

When Katavasov finished,

Лёвин посмотрел на часы, увидал, что уже второй час,

Levin looked at his watch, saw that it was already past one o’clock,

и подумал, что он не успеет до концерта прочесть Метрову своё сочинение,

and reflected that he would not have time to read his work to Metrov before the concert,

да теперь ему уж и не хотелось этого.

and besides he no longer wanted to.

Он во время чтения думал тоже о бывшем разговоре.

During the reading he had also been thinking about their conversation.

Ему теперь ясно было,

It was now clear to him

что хотя мысли Метрова, может быть, и имеют значение,

that, while Metrov’s thought might be important,

но и его мысли также имеют значение;

his own thoughts were also important;

мысли эти могут уясниться и привести к чему-нибудь,

these thoughts might be clarified and lead to something

только когда каждый будет отдельно работать на избранном пути,

only if each of them worked separately on his chosen way,

а из сообщения этих мыслей ничего выйти не может.

and nothing could come from communicating these thoughts to each other.

И, решившись отказаться от приглашения Метрова,

And, having decided to decline Metrov’s invitation,

Лёвин в конце заседания подошёл к нему.

Levin went over to him at the end of the meeting.

Метров познакомил Лёвина с председателем, с которым он говорил о политической новости.

Metrov introduced Levin to the chairman, with whom he was discussing the political news.

При этом Метров рассказал председателю то же, что он рассказывал Лёвину,

Metrov told the chairman the same thing he had told Levin,

а Лёвин сделал те же замечания, которые он уже делал нынче утром,

and Levin made the same observations he had already made that morning,

но для разнообразия высказал и своё новое мнение, которое тут же пришло ему в голову.

but for diversity offered a new opinion that had just occurred to him.

После этого начался разговор опять об университетском вопросе.

After that the talk on the university question started up again.

Так как Лёвин уже всё это слышал,

Since Levin had already heard it all,

он поторопился сказать Метрову, что сожалеет, что не может воспользоваться его приглашением,

he hastened to tell Metrov that he was sorry he could not accept his invitation,

раскланялся и поехал ко Львову.

made his bows and went to see Lvov.

IV

IV

Львов, женатый на Натали, сестре Кити,

Lvov, who was married to Kitty’s sister Natalie,

всю свою жизнь провёл в столицах и за границей,

had spent all his life in the capitals and abroad,

где он и воспитывался и служил дипломатом.

where he had been educated and served as a diplomat.

В прошлом году он оставил дипломатическую службу,

A year ago he had left the diplomatic service,

не по неприятности

not owing to unpleasantness

(у него никогда ни с кем не бывало неприятностей),

(he never had any unpleasantness with anyone),

и перешёл на службу в дворцовое ведомство в Москву,

and gone to serve in the palace administration in Moscow,

для того чтобы дать наилучшее воспитание своим двум мальчикам.

in order to give the best education to his two boys.

Несмотря на самую резкую противоположность в привычках и во взглядах

Despite the sharpest contrast in habits and views,

и на то, что Львов был старше Лёвина,

and the fact that Lvov was older than Levin,

они в эту зиму очень сошлись и полюбили друг друга.

they had become very close that winter and grown to love each other.

Львов был дома, и Лёвин без доклада вошёл к нему.

Lvov was at home, and Levin went in without being announced.

Львов в домашнем сюртуке с поясом, в замшевых ботинках сидел на кресле

Lvov, wearing a belted house jacket and suede boots, was sitting in an armchair,

и в pince-nez с синими стёклами читал книгу, стоявшую на пюпитре,

a pince-nez with blue lenses on his nose, reading a book propped on a lectern,

осторожно на отлёте держа красивою рукой до половины испеплившуюся сигару.

carefully holding out in a shapely hand a cigar half turned to ash.

Прекрасное, тонкое и молодое ещё лицо его,

His handsome, fine, and still-young face,

которому курчавые блестящие серебряные волосы придавали ещё более породистое выражение,

to which his curly, shining silver hair lent a still more thoroughbred appearance,

просияло улыбкой, когда он увидел Лёвина.

brightened with a smile when he saw Levin.

– Отлично! А я хотел к вам посылать.

‘Excellent! And I was about to send to you.

Ну, что Кити?

Well, how’s Kitty?

Садитесь сюда, спокойнее… 

Sit here, it’s more comfortable …’

– Он встал и подвинул качалку. 

He got up and moved a rocking chair over.

– Читали последний циркуляр в «Journal de St. – Petersbourg»?

‘Have you read the latest circular letter in the Journal de St–Petersbourg?[5]

Я нахожу прекрасно, – сказал он с несколько французским акцентом.

I find it splendid,’ he said with a slight French accent.

Лёвин рассказал слышанное от Катавасова о том, что говорят в Петербурге,

Levin told him what he had heard from Katavasov about the talk in Petersburg

и, поговорив о политике, рассказал про своё знакомство с Метровым и поездку в заседание.

and, after discussing politics, told of his making the acquaintance of Metrov and going to the meeting.

Львова это очень заинтересовало.

Lvov became very interested in that.

– Вот я завидую вам, что у вас есть входы в этот интересный учёный мир, – сказал он.

‘I envy you your entry into that interesting world of learning,’ he said.

И,разговорившись, как обыкновенно, тотчас же перешёл на более удобный ему французский язык. 

And, warming to the subject, he switched, as usual, to French, which suited him better.

– Правда, что мне и некогда.

‘True, I also have no time.

Моя и служба и занятия детьми лишают меня этого;

My service and the children’s education deprive me of that;

а потом я не стыжусь сказать, что моё образование слишком недостаточно.

and besides, I’m not ashamed to say that my education is much too deficient.’

– Этого я не думаю, – сказал Лёвин с улыбкой

‘I don’t think so,’ Levin said with a smile,

и, как всегда, умиляясь на его низкое мнение о себе,

touched as always by his low opinion of himself,

отнюдь не напущенное на себя из желания казаться или даже быть скромным,

by no means affected out of a desire to seem or even be modest,

но совершенно искреннее.

but perfectly sincere.

– Ах, как же! Я теперь чувствую, как я мало образован.

‘Ah, yes! I feel now how little learning I have.

Мне для воспитания детей даже нужно много освежить в памяти и просто выучиться.

For my children’s education I even have to refresh my memory a good deal and simply study.

Потому что мало того, чтобы были учителя,

Because it’s not enough to have teachers,

нужно, чтобы был наблюдатель,

there must also be a supervisor,

как в вашем хозяйстве нужны работники и надсмотрщик.

just as in your farming you need workers and an overseer.

Вот я читаю, – он показал грамматику Буслаева, лежавшую на пюпитре, 

See what I’m reading?’ he pointed to Buslaev’s grammar[6] on the lectern.

– требуют от Миши, и это так трудно…

‘It’s required of Misha, and it’s so difficult…

Ну вот объясните мне.

Explain this to me now.

Здесь он говорит…

He says here …’

Лёвин хотел объяснить ему, что понять этого нельзя, а надо учить;

Levin tried to explain to him that one cannot understand it but must simply learn it;

но Львов не соглашался с ним.

but Lvov did not agree with him.

– Да, вот вы над этим смеётесь!

‘Yes, see how you laugh at it!’

– Напротив, вы не можете себе представить,

‘On the contrary, you can’t imagine

как, глядя на вас, я всегда учусь тому, что мне предстоит, 

how, by looking at you, I always learn what’s in store for me

– именно воспитанию детей.

– I mean children’s education.’

– Ну, уж учиться-то нечему, – сказал Львов.

‘There certainly isn’t anything to learn,’ said Lvov.

– Я только знаю, – сказал Лёвин, 

‘I only know,’ said Levin,

– что я не видал лучше воспитанных детей, чем ваши,

‘that I’ve never met better-brought-up children than yours

и не желал бы детей лучше ваших.

and couldn’t wish for better myself.’

Львов, видимо, хотел удержаться, чтобы не высказать своей радости,

Lvov obviously wanted to restrain himself and not show his joy,

но так и просиял улыбкой.

but he simply beamed all over.

– Только бы были лучше меня.

‘As long as they’re better than I am.

Вот всё, чего я желаю.

That’s all I wish for.

Вы не знаете ещё всего труда, – начал он, 

You don’t know all the trouble yet,’ he began,

– с мальчиками, которые, как мои, были запущены этою жизнью за границей.

‘with boys who, like mine, were neglected in that life abroad.’

– Это всё нагоните.

‘You’ll catch up on it all.

Они такие способные дети.

They’re such capable children.

Главное – нравственное воспитание.

Above all – moral education.

Вот чему я учусь, глядя на ваших детей.

That’s what I learn from looking at your children.’

– Вы говорите – нравственное воспитание.

‘Moral education, you say.

Нельзя себе представить, как это трудно!

It’s impossible to imagine how hard it is!

Только что вы побороли одну сторону, другие вырастают,

You’ve just prevailed on one side when something else crops up,

и опять борьба.

and the struggle starts again.

Если не иметь опоры в религии, 

Without support from religion

– помните, мы с вами говорили, 

– remember, we talked about it

– то никакой отец одними своими силами без этой помощи не мог бы воспитывать.

– no father, using only his own resources, would be able to bring up a child.’

Интересовавший всегда Лёвина разговор этот

This conversation, which always interested Levin,

был прерван вошедшею, одетою уже для выезда, красавицей Натальей Александровной.

was interrupted by the entrance of the beautiful Natalya Alexandrovna, already dressed to go out.

– А я не знала, что вы здесь, – сказала она,

‘I didn’t know you were here,’ she said,

очевидно не только не сожалея, но даже радуясь,

obviously not only not sorry but even glad

что перебила этот давно известный ей и наскучивший разговор. 

to have interrupted this, for her, long-familiar and boring conversation.

– Ну, что Кити?

‘Well, how’s Kitty?

Я обедаю у вас нынче.

I’m dining with you today.

Вот что, Арсений, – обратилась она к мужу, 

Now then, Arseny,’ she turned to her husband,

– ты возьмёшь карету…

‘you will take the carriage …’

И между мужем и женой началось суждение, как они проведут день.

And a discussion began between husband and wife about how they were going to spend the day.

Так как мужу надо было ехать встречать кого-то по службе,

Since the husband had to go and meet someone to do with his work,

а жене в концерт и публичное заседание юго-восточного комитета,

and the wife had to go to a concert and a public meeting of the South-Eastern Committee,

то надо было много решить и обдумать.

there was much to be decided and thought over.

Лёвин, как свой человек, должен был принимать участие в этих планах.

Levin, as one of the family, had to take part in the planning.

Решено было, что Лёвин поедет с Натали в концерт и на публичное заседание,

It was decided that Levin would go with Natalie to the concert and the public meeting,

а оттуда карету пришлют в контору за Арсением,

and from there the carriage would be sent to the office for Arseny,

и он заедет за ней и свезёт её к Кити;

and he would come to fetch her and take her to Kitty’s;

или же если он не кончит дел, то пришлёт карету,

or, if he was still busy, he would send the carriage

и Лёвин поедет с нею.

and Levin would go with her.

– Вот он меня портит, – сказал Львов жене, 

‘The man spoils me,’ he said to his wife,

– уверяет меня, что наши дети прекрасные,

‘he assures me that our children are wonderful,

когда я знаю, что в них столько дурного.

when I know how much bad there is in them.’

– Арсений доходит до крайности, я всегда говорю, – сказала жена. 

‘Arseny goes to extremes, as I always say,’ said the wife.

– Если искать совершенства, то никогда не будешь доволен.

‘If you look for perfection, you’ll never be content.

И правду говорит папа, что, когда нас воспитывали, была одна крайность

It’s true what papa says, that when we were being brought up there was one extreme

– нас держали в антресолях, а родители жили в бельэтаже;

– we were kept in the attic, while the parents lived on the first floor;

теперь напротив – родителей в чулан, а детей в бельэтаж.

now it’s the opposite – the parents go to the store-room and the children to the first floor.

Родители уж теперь не должны жить, а всё для детей.

Parents mustn’t have any life now, everything’s given to the children.’

– Что ж, если это приятнее? – сказал Львов,

‘Why not, if they like it?’ Lvov said,

улыбаясь своею красивою улыбкой и дотрогиваясь до её руки. 

smiling his handsome smile and touching her hand.

– Кто тебя не знает, подумает, что ты не мать, а мачеха.

‘Anyone who didn’t know you would think you were not a mother but a stepmother.’

– Нет, крайность ни в чём не хороша, – спокойно сказала Натали,

‘No, extremes aren’t good in anything,’ Natalie said calmly,

укладывая его разрезной ножик на стол в определённое место.

putting his paper-knife in its proper place on the desk.

– Ну вот, подите сюда, совершенные дети, – сказал он входившим красавцам мальчикам,

‘Well, come here now, you perfect children,’ he said to the handsome boys who came in

которые, поклонившись Лёвину, подошли к отцу,

and, after bowing to Levin, went over to their father,

очевидно желая о чём-то спросить его.

evidently wishing to ask him about something.

Лёвину хотелось поговорить с ними, послушать, что они скажут отцу,

Levin would have liked to talk with them, to hear what they said to their father,

но Натали заговорила с ним,

but Natalie turned to him,

и тут же вошёл в комнату товарищ Львова по службе, Махотин, в придворном мундире,

and just then Lvov’s colleague, Makhotin, in a court uniform, came into the room to fetch him,

чтобы ехать вместе встречать кого-то,

so that they could go together to meet someone,

и начался уж неумолкаемый разговор о Герцеговине, о княжне Корзинской,

and now an endless conversation started about Herzegovina, Princess Korzinsky,

о думе и скоропостижной смерти Апраксиной.

the duma, and the unexpected death of Mme Apraksin.

Лёвин и забыл про данное ему поручение.

Levin quite forgot about the errand he had been given.

Он вспомнил, уже выходя в переднюю.

He remembered it only on his way to the front hall.

– Ах, Кити мне поручила что-то переговорить с вами об Облонском, – сказал он,

‘Ah, Kitty told me to discuss something about Oblonsky with you,’ he said,

когда Львов остановился на лестнице, провожая жену и его.

when Lvov stopped on the stairs, seeing his wife and Levin out.

– Да, да maman хочет, чтобы мы, les beau-freres, напали на него, – сказал он, краснея и улыбаясь. 

‘Yes, yes, maman wants us, les beaux-frères, to fall upon him,’ he said, blushing and smiling.

– И потом, почему же я?

‘But, after all, why me?’

– Так я же нападу на него, – улыбаясь, сказала Львова,

‘Then I’ll fall upon him,’ Natalie said,

дожидавшаяся конца разговора в своей белой собачьей ротонде. 

waiting in her white dog-fur rotonde for the conversation to end.

– Ну, поедемте.

‘Well, come along!’

V

V

В утреннем концерте давались две очень интересные вещи.

Two very interesting things were offered at the matinee concert.

Одна была фантазия «Король Лир в степи»,

One was a fantasia, King Lear on the Heath,[7]

другая был квартет, посвящённый памяти Баха.

the other a quartet dedicated to the memory of Bach.

Обе вещи были новые и в новом духе,

Both pieces were new and in the new spirit,

и Лёвину хотелось составить о них своё мнение.

and Levin wanted to form his own opinion of them.

Проводив свояченицу к её креслу,

Having taken his sister-in-law to her seat,

он стал у колонны и решился как можно внимательнее и добросовестнее слушать.

he installed himself by a column and resolved to listen as closely and conscientiously as possible.

Он старался не развлекаться и не портить себе впечатления,

He tried not to get distracted and spoil his impression

глядя на махание руками белогалстучного капельмейстера,

by looking at the arm-waving of the white-tied conductor,

всегда так неприятно развлекающее музыкальное внимание,

which is always such an unpleasant distraction of musical attention,

на дам в шляпах, старательно для концерта завязавших себе уши лентами,

or at the ladies in hats, who had carefully tied ribbons over their ears especially for the concert,

и на все эти лица, или ничем не занятые, или занятые самыми разнообразными интересами, но только не музыкой.

or at all the faces, either unoccupied by anything or occupied by interests quite other than music.

Он старался избегать встреч со знатоками музыки и говорунами,

He tried to avoid meeting musical connoisseurs and talkers,

а стоял, глядя вниз перед собой, и слушал.

and stood with lowered eyes, listening.

Но чем более он слушал фантазию Короля Лира,

But the longer he listened to the King Lear fantasia,

тем далее он чувствовал себя от возможности составить себе какое-нибудь определённое мнение.

the further he felt from any possibility of forming some definite opinion for himself.

Беспрестанно начиналось, как будто собиралось музыкальное выражение чувства,

The musical expression of feeling was ceaselessly beginning, as if gathering itself up,

но тотчас же оно распадалось на обрывки новых начал музыкальных выражений,

but it fell apart at once into fragments of new beginnings of musical expressions

а иногда просто на ничем, кроме прихоти композитора, не связанные, но чрезвычайно сложные звуки.

and sometimes into extremely complex sounds, connected by nothing other than the mere whim of the composer.

Но и самые отрывки этих музыкальных выражений, иногда хороших,

But these fragments of musical expressions, good ones on occasion,

были неприятны, потому что были совершенно неожиданны и ничем не приготовлены.

were unpleasant because they were totally unexpected and in no way prepared for.

Весёлость, и грусть, и отчаяние, и нежность, и торжество

Gaiety, sadness, despair, tenderness and triumph

являлись безо всякого на то права, точно чувства сумасшедшего.

appeared without justification, like a madman’s feelings.

И, так же как у сумасшедшего, чувства эти проходили неожиданно.

And, just as with a madman, these feelings passed unexpectedly.

Лёвин во всё время исполнения испытывал чувство глухого, смотрящего на танцующих.

All through the performance Levin felt like a deaf man watching people dance.

Он был в совершенном недоумении, когда кончилась пиеса,

He was in utter perplexity when the piece ended

и чувствовал большую усталость от напряжённого и ничем не вознаграждённого внимания.

and felt great fatigue from such strained but in no way rewarded attention.

Со всех сторон послышались громкие рукоплескания.

Loud applause came from all sides.

Все встали, заходили, заговорили.

Everybody stood up, began walking, talking.

Желая разъяснить по впечатлению других своё недоумение,

Wishing to explain his perplexity by means of other people’s impressions,

Лёвин пошёл ходить, отыскивая знатоков,

Levin began to walk about, looking for connoisseurs,

и рад был, увидав одного из известных знатоков в разговоре со знакомым ему Песцовым.

and was glad to see one well-known connoisseur talking with Pestsov, whom he knew.

– Удивительно! – говорил густой бас Песцова. 

‘Amazing!’ Pestsov’s dense bass said.

– Здравствуйте, Константин Дмитрич.

‘Good afternoon, Konstantin Dmitrich.

В особенности образно и скульптурно, так сказать, и богато красками

Particularly graphic and, so to speak, sculptural and rich in colour

то место, где вы чувствуете приближение Корделии,

is the place where you feel Cordelia approaching,

где женщина, das ewig Weibliche, вступает в борьбу с роком.

where a woman, das ewig Weibliche,[8]* [The eternal feminine] enters the struggle with fate.

Не правда ли?

Don’t you think?’

– То есть почему же тут Корделия? – робко спросил Лёвин,

‘But what does Cordelia have to do with it?’ Levin asked timidly,

совершенно забыв, что фантазия изображала короля Лира в степи.

forgetting completely that the fantasia portrayed King Lear on the heath.

– Является Корделия… вот! – сказал Песцов,

‘Cordelia comes in … here!’ said Pestsov,

ударяя пальцами по атласной афише, которую он держал в руке, и передавая её Лёвину.

tapping his fingers on the satiny playbill he was holding and handing it to Levin.

Тут только Лёвин вспомнил заглавие фантазии

Only then did Levin remember the title of the fantasia,

и поспешил прочесть в русском переводе стихи Шекспира, напечатанные на обороте афиши.

and he hastened to read Shakespeare’s verses in Russian translation, printed on the back of the bill.

– Без этого нельзя следить, – сказал Песцов, обращаясь к Лёвину,

‘You can’t follow without it,’ said Pestsov, addressing Levin,

так как собеседник его ушёл и поговорить ему больше не с кем было.

since his interlocutor had left and there was no one else for him to talk to.

В антракте между Лёвиным и Песцовым завязался спор о достоинствах и недостатках вагнеровского направления музыки.

During the entr’acte an argument arose between Levin and Pestsov about the virtues and shortcomings of the Wagnerian trend in music.[9]

Лёвин доказывал, что ошибка Вагнера и всех его последователей в том,

Levin maintained that the mistake of Wagner and all his followers lay

что музыка хочет переходить в область чужого искусства,

in their music wishing to cross over to the sphere of another art,

что так же ошибается поэзия, когда описывает черты лиц, что должна делать живопись,

just as poetry is mistaken when it describes facial features, something that should be done by painting,

и, как пример такой ошибки, он привёл скульптора,

and he gave as an example of such a mistake a sculptor

который вздумал высекать из мрамора тени поэтических образов, восстающие вокруг фигуры поэта на пьедестале.

who decided to carve in marble the phantoms of poetic images emerging around the figure of a poet on a pedestal.[10]

«Тени эти так мало тени у скульптора,

‘The sculptor gave these phantoms so little of the phantasmic

что они даже держатся о лестницу», – сказал Лёвин.

that they’re even holding on to the stairs,’ said Levin.

Фраза эта понравилась ему,

He liked the phrase,

но он не помнил, не говорил ли он прежде эту же самую фразу и именно Песцову,

but he did not remember whether he might not have used it before, and precisely with Pestsov,

и, сказав это, он смутился.

and having said it, he became embarrassed.

Песцов же доказывал, что искусство одно

Pestsov maintained that art is one

и что оно может достигнуть высших своих проявлений только в соединении всех родов.

and that it can reach its highest manifestations only by uniting all its forms.

Второй нумер концерта Лёвин уже не мог слушать.

The second part of the concert Levin could not hear at all.

Песцов, остановившись подле него, почти всё время говорил с ним,

Pestsov stood next to him and spent almost the whole time talking to him,

осуждая эту пьесу за её излишнюю, приторную напущенную простоту

denouncing the piece for its superfluous, cloying, affected simplicity

и сравнивая её с простотой прерафаелитов в живописи.

and comparing it with the Pre-Raphaelites in painting.

При выходе Лёвин встретил ещё много знакомых,

On the way out Levin met still more acquaintances,

с которыми он поговорил и о политике, и о музыке, и об общих знакомых;

with whom he talked about politics, music and mutual acquaintances.

между прочим, встретил графа Боля, про визит к которому он совсем забыл.

Among others he met Count Bohl, whom he had completely forgotten to visit.

– Ну, так поезжайте сейчас, – сказала ему Львова, которой он передал это, 

‘Well, you can go now,’ Natalie said to him when he told her of it.

– может быть, вас не примут,

‘Maybe they won’t receive you,

а потом заезжайте за мной в заседание.

and then you can come and fetch me at the meeting.

Вы застанете ещё.

I’ll still be there.’

VI

VI

– Может быть, не принимают? – сказал Лёвин, входя в сени дома графини Боль.

‘Perhaps they’re not receiving?’ said Levin, entering the front hall of Countess Bohl’s house.

– Принимают, пожалуйте, – сказал швейцар, решительно снимая с него шубу.

‘They are. Please come in,’ said the porter, resolutely helping him out of his coat.

«Экая досада, – думал Лёвин,

‘How annoying,’ thought Levin,

со вздохом снимая одну перчатку и расправляя шляпу. 

sighing as he removed a glove and shaped his hat.

– Ну, зачем я иду?

‘Well, why am I going?

ну, что мне с ними говорить?»

And what shall I talk about with them?’

Проходя через первую гостиную, Лёвин встретил в дверях графиню Боль,

Passing through the first drawing room, Levin met Countess Bohl in the doorway.

с озабоченным и строгим лицом что-то приказывавшую слуге.

With a preoccupied and stern face, she was ordering a servant to do something.

Увидав Лёвина, она улыбнулась

Seeing Levin, she smiled

и попросила его в следующую маленькую гостиную, из которой слышались голоса.

and invited him into the next small drawing room, from which voices came.

В этой гостиной сидели на креслах две дочери графини и знакомый Лёвину московский полковник.

In this drawing room, in armchairs, sat the countess’s two daughters and a Moscow colonel of Levin’s acquaintance.

Лёвин подошёл к ним, поздоровался

Levin went up to them and, after the greetings,

и сел подле дивана, держа шляпу на колене.

sat down by the sofa, holding his hat on his knee.

– Как здоровье вашей жены?

‘How is your wife’s health?

Вы были в концерте?

Were you at the concert?

Мы не могли.

We couldn’t go.

Мама должна была быть на панихиде.

Mama had to be at a panikhida.’[11]

– Да, я слышал…

‘Yes, I heard …

Какая скоропостижная смерть, – сказал Лёвин.

Such a sudden death,’ said Levin.

Пришла графиня, села на диван и спросила тоже про жену и про концерт.

The countess came in, sat on the sofa and also asked about his wife and the concert.

Лёвин ответил и повторил вопрос про скоропостижность смерти Апраксиной.

Levin answered her and repeated the remark about the suddenness of Mme Apraksin’s death.

– Она всегда, впрочем, была слабого здоровья.

‘Though she always had weak health.’

– Вы были вчера в опере?

‘Did you go to the opera yesterday?’

– Да, я был.

‘Yes, I did.’

– Очень хороша была Лукка.

‘Lucca was very good.’[12]

– Да, очень хороша, – сказал он

‘Yes, very good,’ he said,

и начал, так как ему совершенно было всё равно, что о нём подумают, повторять то,

and as he was totally indifferent to what they thought of him, he began to repeat

что сотни раз слышал об особенности таланта певицы.

what he had heard hundreds of times about the singer’s special talent.

Графиня Боль притворялась, что слушала.

Countess Bohl pretended to listen.

Потом, когда он достаточно поговорил и замолчал,

Then, when he had talked enough and fell silent,

полковник, молчавший до сих пор, начал говорить.

the colonel, silent up to then, began to speak.

Полковник заговорил тоже про оперу и про освещение.

The colonel also talked about the opera and the lighting.

Наконец, сказав про предполагаемую folle journee у Тюрина,

Finally, having mentioned the planned folle journée* [Crazy day][13] at Tiurin’s,

полковник засмеялся, зашумел, встал и ушёл.

the colonel started laughing, got up noisily and left.

Лёвин тоже встал,

Levin also got up,

но по лицу графини он заметил, что ему ещё не пора уходить.

but noticed from the countess’s face that it was too early for him to leave.

Ещё минуты две надо.

Another couple of minutes were called for.

Он сел.

He sat down.

Но так как он всё думал о том, как это глупо,

But as he kept thinking how stupid it was,

то и не находил предмета разговора и молчал.

he could find nothing to talk about and remained silent.

– Вы не едете на публичное заседание?

‘You’re not going to the public meeting?

Говорят, очень интересно, – начала графиня.

They say it’s very interesting,’ the countess began.

– Нет, я обещал моей belle-soeur заехать за ней, – сказал Лёвин.

‘No, I promised my belle-soeur I’d come and fetch her,’ said Levin.

Наступило молчание.

Silence ensued.

Мать с дочерью ещё раз переглянулись.

Mother and daughter exchanged glances once more.

«Ну, кажется, теперь пора», – подумал Лёвин и встал.

‘Well, I suppose now is the time,’ thought Levin, and he got up.

Дамы пожали ему руку и просили передать mille choses жене.

The ladies shook hands with him and asked him to convey mille choses* [All their best] to his wife.

Швейцар спросил его, подавая шубу:

As he held his coat for him, the porter asked:

– Где изволите стоять? 

‘Where are you staying, if you please?’

– и тотчас же записал в большую, хорошо переплетённую книжку.

and wrote it down at once in a big, well-bound book.

«Разумеется, мне всё равно,

‘Of course, it makes no difference to me,

но всё-таки совестно и ужасно глупо», – подумал Лёвин,

but still it’s embarrassing and terribly stupid,’ Levin reflected,

утешая себя тем, что все это делают,

comforting himself with the thought that everyone did it;

и поехал в публичное заседание комитета,

and he drove to the public meeting of the Committee,

где он должен был найти свояченицу, чтобы с ней вместе ехать домой.

where he was to find his sister-in-law and take her home with him.

В публичном заседании комитета было много народа и почти всё общество.

There were many people, including almost the whole of society, at the public meeting of the Committee.

Лёвин застал ещё обзор, который, как все говорили, был очень интересен.

Levin managed to catch the summary, which, as everyone said, was very interesting.

Когда кончилось чтение обзора, общество сошлось,

When the reading of the summary was over, society got together,

и Лёвин встретил и Свияжского,

and Levin met Sviyazhsky,

звавшего его нынче вечером непременно в Общество сельского хозяйства,

who insisted on inviting him that evening to the Agricultural Society,

где будет читаться знаменитый доклад,

where a celebrated lecture would be read,

и Степана Аркадьича, который только что приехал с бегов,

and Stepan Arkadyich, who was just back from the races,

и ещё много других знакомых,

and many other acquaintances,

и Лёвин ещё поговорил и послушал разные суждения о заседании,

and Levin talked more and listened to various opinions about the meeting,

о новой пьесе и о процессе.

about the new music, and about a certain trial.

Но, вероятно, вследствие усталости внимания, которую он начинал испытывать, говоря о процессе,

But, probably owing to the flagging attention he was beginning to experience, when he talked about the trial

он ошибся,

he made a blunder,

и ошибка эта потом несколько раз с досадой вспоминалась ему.

and later he recalled that blunder several times with vexation.

Говоря о предстоящем наказании иностранцу, судившемуся в России,

Speaking of the impending sentencing of a foreigner who was on trial in Russia,

и о том, как было бы неправильно наказать его высылкой за границу,

and about how wrong it would be to sentence him to exile abroad,[14]

Лёвин повторил то, что он слышал вчера в разговоре от одного знакомого.

Levin repeated what he had heard the day before from an acquaintance.

– Я думаю, что выслать его за границу

‘I think that exiling him abroad

– всё равно что наказать щуку, пустив её в воду, – сказал Лёвин.

is the same as punishing a pike by throwing it into the water,’ Levin said.

Уже потом он вспомнил,

Only later did he remember

что эта, как будто выдаваемая им за свою, мысль, услышанная им от знакомого,

that this thought, which he seemed to pass off as his own and had really heard from an acquaintance,

была из басни Крылова

came from one of Krylov’s fables,[15]

и что знакомый повторил эту мысль из фельетона газеты.

and his acquaintance had repeated it from a newspaper feuilleton.

Заехав со свояченицей домой и застав Кити весёлою и благополучною,

After taking his sister-in-law home with him, and finding Kitty happy and well,

Лёвин поехал в клуб.

Levin went to the club.

VII

VII

Лёвин приехал в клуб в самое время.

Levin arrived at the club just in time.

Вместе с ним подъезжали гости и члены.

Guests and members were driving up as he arrived.

Лёвин не был в клубе очень давно,

Levin had not been to the club in a very long while,

с тех пор как он ещё по выходе из университета жил в Москве и ездил в свет.

not since he had lived in Moscow and gone out in society after leaving the university.

Он помнил клуб, внешние подробности его устройства,

Though he remembered the club, the external details of its arrangement,

но совсем забыл то впечатление, которое он в прежнее время испытывал в клубе.

he had completely forgotten the impression it used to make on him.

Но только что въехав на широкий полукруглый двор и слезши с извозчика,

But as soon as he drove into the wide, semi-circular courtyard and stepped out of the cab on to the porch,

он вступил на крыльцо и навстречу ему швейцар в перевязи беззвучно отворил дверь и поклонился;

where a porter in a sash soundlessly opened the door for him and bowed;

только что он увидал в швейцарской калоши и шубы членов,

as soon as he saw in the porter’s lodge the galoshes and coats of the members

сообразивших, что менее труда снимать калоши внизу, чем вносить их наверх;

who understood that it was less trouble to take off their galoshes downstairs than to go up in them;

только что он услыхал таинственный, предшествующий ему звонок

as soon as he heard the mysterious bell ringing to announce him,

и увидал, входя по отлогой ковровой лестнице, статую на площадке

saw the statue on the landing as he went up the low carpeted steps of the stairway,

и в верхних дверях третьего, состарившегося знакомого швейцара в клубной ливрее,

and saw in the doorway above a third familiar though aged porter in club livery,

неторопливо и не медля отворявшего дверь и оглядывавшего гостя, 

promptly but unhurriedly opening the door while looking the visitor over,

– Лёвина охватило давнишнее впечатление клуба,

he was enveloped by the long-past impression of the club

впечатление отдыха, довольства и приличия.

– an impression of restfulness, contentment and propriety.

– Пожалуйте шляпу, – сказал швейцар Лёвину,

‘Your hat, please,’ the porter said to Levin,

забывшему правило клуба оставлять шляпы в швейцарской. 

who had forgotten the club rule about leaving hats in the porter’s lodge.

– Давно не бывали.

‘It’s a long time since you were here.

Князь вчера ещё записали вас.

The prince signed you in yesterday.

Князя Степана Аркадьича нету ещё.

Prince Stepan Arkadyich has not arrived yet.’

Швейцар знал не только Лёвина, но и все его связи и родство

The porter knew not only Levin but all his connections and family

и тотчас же упомянул о близких ему людях.

and at once mentioned people close to him.

Пройдя первую проходную залу с ширмами

Going through the first big room with screens

и направо перегороженную комнату, где сидит фруктовщик,

and another to the right where there was a fruit buffet,

Лёвин, перегнав медленно шедшего старика, вошёл в шумевшую народом столовую.

overtaking a slow-walking old man, Levin entered a dining room full of noisy people.

Он прошёл вдоль почти занятых уже столов, оглядывая гостей.

He walked among almost completely occupied tables, looking the guests over.

То там, то сям попадались ему самые разнообразные, и старые и молодые, и едва знакомые и близкие, люди.

Here and there he saw the most diverse people, old and young, familiar or barely known to him.

Ни одного не было сердитого и озабоченного лица.

There was not a single angry or worried face.

Все, казалось, оставили в швейцарской с шапками свои тревоги и заботы

It seemed they had all left their anxieties and cares in the porter’s lodge together with their hats

и собирались неторопливо пользоваться материальными благами жизни.

and were now about to enjoy the material blessings of life at their leisure.

Тут был и Свияжский, и Щербацкий, и Неведовский, и старый князь, и Вронский, и Сергей Иванович.

Sviyazhsky, and Shcherbatsky, and Nevedovsky, and the old prince, and Vronsky and Sergei Ivanovich were all there.

– А! что ж опоздал? – улыбаясь, сказал князь, подавая ему руку через плечо. 

‘Ah! Why so late?’ said the prince, smiling and giving him his hand over his shoulder.

– Что Кити? – прибавил он,

‘How’s Kitty?’ he added,

поправляя салфетку, которую заткнул себе за пуговицу жилета.

straightening the napkin that he had tucked behind a waistcoat button.

– Ничего, здорова; они втроём дома обедают.

‘Quite well, thanks. The three of them are dining at home.’

– А, Алины-Надины.

‘Ah, Alines and Nadines.

Ну, у нас места нет.

Well, we have no room here.

А иди к тому столу да занимай скорее место, – сказал князь

Go to that table and quickly take a seat,’ said the prince

и, отвернувшись, осторожно принял тарелку с ухою из налимов.

and, turning away, he carefully accepted a plate of burbot soup.

– Лёвин, сюда! – крикнул несколько дальше добродушный голос.

‘Levin, over here!’ a good-natured voice called from a bit further off.

Это был Туровцын.

It was Turovtsyn.

Он сидел с молодым военным, и подле них были два перевёрнутые стула.

He was sitting with a young military man, and next to them two chairs were tipped forward.

Лёвин с радостью подошёл к ним.

Levin gladly joined them.

Он и всегда любил добродушного кутилу Туровцына, 

He had always liked the good-natured carouser Turovtsyn

– с ним соединялось воспоминание объяснения с Кити, 

– his proposal to Kitty was connected with him

– но нынче, после всех напряжённо умных разговоров,

– but now, after so many strained intellectual conversations,

добродушный вид Туровцына был ему особенно приятен.

he found Turovtsyn’s good-natured air especially agreeable.

– Это вам и Облонскому.

‘These are for you and Oblonsky.

Он сейчас будет.

He’ll be here any minute.’

Очень прямо державшийся военный с весёлыми, всегда смеющимися глазами был петербуржец Гагин.

The very straight-backed military man with merry, always laughing eyes was the Petersburger Gagin.

Туровцын познакомил их.

Turovtsyn introduced them.

– Облонский вечно опоздает.

‘Oblonsky’s eternally late.’

– А, вот и он.

‘Ah, here he is.’

– Ты только что приехал? – сказал Облонский, быстро подходя к ним. 

‘Have you just arrived?’ said Oblonsky, quickly coming up to them.

– Здорово. Пил водку? Ну, пойдём.

‘Greetings! Had vodka? Well, come on!’

Лёвин встал и пошёл с ним к большому столу,

Levin got up and went with him to the big table

уставленному водками и самыми разнообразными закусками.

set with all kinds of vodka and a great variety of hors d’oeuvres.

Казалось, из двух десятков закусок можно было выбрать, что было по вкусу,

It seemed that out of two dozen kinds he might have chosen one to his taste,

но Степан Аркадьич потребовал какую-то особенную,

but Stepan Arkadyich ordered something special

и один из стоявших ливрейных лакеев тотчас принёс требуемое.

and a liveried servant who was standing there immediately brought what he had ordered.

Они выпили по рюмке и вернулись к столу.

They drank a glass each and went back to the table.

Сейчас же, ещё за ухой, Гагину подали шампанского, и он велел наливать в четыре стакана.

Right then, still over the fish soup, Gagin was served champagne and had four glasses poured.

Лёвин не отказался от предлагаемого вина и спросил другую бутылку.

Levin did not refuse the wine he was offered and ordered another bottle.

Он проголодался и ел и пил с большим удовольствием

He was hungry, and ate and drank with great pleasure,

и ещё с бóльшим удовольствием принимал участие в весёлых и простых разговорах собеседников.

and with still greater pleasure took part in the gay and simple conversation of his companions.

Гагин, понизив голос, рассказывал новый петербургский анекдот,

Gagin, lowering his voice, told a new Petersburg joke

и анекдот, хотя неприличный и глупый, был так смешон,

which, though indecent and stupid, was so funny

что Лёвин расхохотался так громко, что на него оглянулись соседи.

that Levin burst out laughing loudly enough to make his neighbours turn to look at him.

– Это в том же роде, как:

‘It’s the same kind as

– «Я этого-то и терпеть не могу!»

"That I simply cannot bear!"

Ты знаешь? – спросил Степан Аркадьич. 

Do you know that one?’ asked Stepan Arkadyich.

– Ах, это прелесть!

‘Ah, it’s lovely!

Подай ещё бутылку, – сказал он лакею и начал рассказывать.

Bring us another bottle,’ he said to the waiter and began telling the joke.

– Пётр Ильич Виновский просят, – перебил старичок лакей Степана Аркадьича,

‘Compliments of Pyotr Ilyich Vinovsky,’ interrupted Stepan Arkadyich’s old footman,

поднося два тоненькие стакана доигрывающего шампанского и обращаясь к Степану Аркадьичу и к Лёвину.

bringing over two thin glasses of still-bubbling champagne and addressing Stepan Arkadyich and Levin.

Степан Аркадьич взял стакан

Stepan Arkadyich took a glass

и, переглянувшись на другой конец стола с плешивым рыжим усатым мужчиной,

and, exchanging glances with a balding, red-haired man with a moustache at the other end of the table,

помахал ему, улыбаясь, головой.

nodded to him and smiled.

– Кто это? – спросил Лёвин.

‘Who’s that?’ asked Levin.

– Ты его у меня встретил раз, помнишь?

‘You met him once at my house, remember?

Добрый малый.

A nice fellow.’

Лёвин сделал то же, что Степан Аркадьич, и взял стакан.

Levin did as Stepan Arkadyich had done and took his glass.

Анекдот Степана Аркадьича был тоже очень забавен.

Stepan Arkadyich’s joke was also very amusing.

Лёвин рассказал свой анекдот, который тоже понравился.

Levin told a joke of his own, which was enjoyed too.

Потом зашла речь о лошадях, о бегах нынешнего дня

Then the conversation turned to horses, to the day’s races

и о том, как лихо Атласный Вронского выиграл первый приз.

and how dashingly Vronsky’s Satiny had won the first prize.

Лёвин не заметил, как прошёл обед.

Levin did not notice how the dinner went by.

– А! вот и они! – в конце уже обеда сказал Степап Аркадьевич,

‘Ah, here they are!’ Stepan Arkadyich said when dinner was already over,

перегибаясь через спинку стула

turning across the back of his chair

и протягивая руку шедшему к нему Вронскому с высоким гвардейским полковником.

and holding out his hand to Vronsky, who was coming towards them with a tall colonel of the guards.

В лице Вронского светилось тоже общее клубное весёлое добродушие.

Vronsky’s face also shone with the general merry good humour of the club.

Он весело облокотился на плечо Степану Аркадьичу, что-то шепча ему,

He merrily leaned on Stepan Arkadyich’s shoulder, whispering something to him,

и с тою же весёлою улыбкой протянул руку Лёвину.

and with the same merry smile gave his hand to Levin.

– Очень рад встретиться, – сказал он. 

‘Very glad to see you,’ he said.

– А я вас тогда искал на выборах,

‘I looked for you back at the elections,

но мне сказали, что вы уже уехали, – сказал он ему.

but was told you had already left.’

– Да, я в тот же день уехал.

‘Yes, I left that same day.

Мы только что говорили об вашей лошади.

We’ve just been talking about your horse.

Поздравляю вас, – сказал Лёвин. 

Congratulations,’ said Levin.

– Это очень быстрая езда.

‘That’s very fast riding.’

– Да ведь у вас тоже лошади.

‘I believe you also keep horses.’

– Нет, у моего отца были;

‘No, my father did.

но я помню и знаю.

But I remember and know about them.’

– Ты где обедал? – спросил Степан Аркадьич.

‘Where did you dine?’ asked Stepan Arkadyich.

– Мы за вторым столом, за колоннами.

‘We’re at the second table, behind the columns.’

– Его поздравляли, – сказал высокий полковник. 

‘He’s been congratulated,’ said the tall colonel.

– Второй императорский приз;

‘His second imperial prize

кабы мне такое счастие в карты, как ему на лошадей.

– if only I had such luck at cards as he has with horses! …

– Ну, что же золотое время терять.

Well, no use wasting precious time.

Я иду в инфернальную, – сказал полковник и отошёл от стола.

I’m off to the inferno,’ said the colonel, and he walked away from the table.

– Это Яшвин, – отвечал Туровцыну Вронский и присел на освободившееся подле них место.

‘That’s Yashvin,’ Vronsky answered Turovtsyn and sat down in a place that had been vacated next to them.

Выпив предложенный бокал, он спросил бутылку.

After drinking the glass he was offered, he ordered a bottle.

Под влиянием ли клубного впечатлениям, или выпитого вина Лёвин разговорился с Вронским о лучшей породе скота

Levin, influenced either by the impression of the club or by the wine he had drunk, got into a conversation with Vronsky about the best breeds of cattle

и был очень рад, что не чувствует никакой враждебности к этому человеку.

and was very glad to feel no hostility towards the man.

Он даже сказал ему между прочим,

He even told him, among other things,

что слышал от жены, что она встретила его у княгини Марьи Борисовны.

that his wife had mentioned meeting him at Princess Marya Borisovna’s.

– Ах, княгиня Марья Борисовна, это прелесть! – сказал Степан Аркадьич

‘Ah, Princess Marya Borisovna, she’s lovely!’ said Stepan Arkadyich,

и рассказал про неё анекдот, который всех насмешил.

and he told a joke about Marya Borisovna that made everybody laugh.

В особенности Вронский так добродушно расхохотался,

Vronsky, in particular, burst into such good-natured laughter

что Лёвин почувствовал себя совсем примирённым с ним.

that Levin felt completely reconciled with him.

– Что ж, кончили? – сказал Степан Аркадьич, вставая и улыбаясь. 

‘So, all done?’ said Stepan Arkadyich, getting up and smiling.

– Пойдём!

‘Let’s go!’

VIII

VIII

Выйдя из-за стола, Лёвин, чувствуя, что у него на ходьбе особенно правильно и легко мотаются руки,

Leaving the table, feeling his arms swinging with a special rightness and ease as he went, Levin

пошёл с Гагиным через высокие комнаты к бильярдной.

walked with Gagin through the high-ceilinged rooms towards the billiard room.

Проходя через большую залу, он столкнулся с тестем.

Going through the main hall, he ran into his father-in-law.

– Ну, что? Как тебе нравится наш храм праздности? – сказал князь, взяв его под руку. 

‘Well, so? How do you like our temple of idleness?’ the prince said, taking him under the arm.

– Пойдём пройдёмся.

‘Come, let’s take a stroll.’

– Я и то хотел походить, посмотреть.

‘I also wanted to have a look round.

Это интересно.

It’s interesting.’

– Да, тебе интересно.

‘Yes, for you it’s interesting.

Но мне интерес уж другой, чем тебе.

But my interest is different from yours.

Ты вот смотришь на этих старичков, – сказал он,

You look at these little old men,’ he said,

указывая на сгорбленного члена с отвислою губой,

indicating a club member with a bent back and a hanging lower lip

который, чуть передвигая ноги в мягких сапогах, прошёл им навстречу, 

who walked towards and then past them, barely moving his feet in their soft boots,

– и думаешь, что они так родились шлюпиками.

‘and you think they were born such sloshers.’

– Как шлюпиками?

‘Why sloshers?’

– Ты вот и не знаешь этого названия.

‘See, you don’t even know the word.

Это наш клубный термин.

It’s our club term.

Знаешь, как яйца катают, так когда много катают, то сделается шлюпик.

You know, when you’re rolling hard-boiled eggs, an egg that’s been rolled a lot gets all cracked and turns into a slosher.

Так и наш брат:

It’s the same with our kind:

– ездишь-ездишь в клуб и сделаешься шлюпиком.

we keep coming and coming to the club and turn into sloshers.

Да, вот ты смеёшься,

Yes, you may laugh,

а наш брат уже смотрит, когда сам в шлюпики попадёт.

but our kind have to watch out that we don’t wind up with the sloshers.

Ты знаешь князя Чеченского? – спросил князь,

You know Prince Chechensky?’ asked the prince,

и Лёвин видел по лицу, что он собирается рассказать что-то смешное.

and Levin could see from his look that he was going to tell some funny story.

– Нет, не знаю.

‘No, I don’t.’

– Ну, как же! Ну, князь Чеченский, известный.

‘Well, really! I mean the famous Prince Chechensky.

Ну, всё равно.

Well, it makes no difference.

Вот он всегда на бильярде играет.

He’s always playing billiards.

Он ещё года три тому назад не был в шлюпиках и храбрился.

Some three years ago he was still a fine fellow and not one of the sloshers.

И сам других шлюпиками называл.

He even called other men sloshers.

Только приезжает он раз,

Only one day he comes

а швейцар наш… ты знаешь, Василий?

and our porter … you know Vassily?

Ну, этот толстый.

Well, that fat one.

Он бонмотист большой.

He’s a great wit.

Вот и спрашивает князь Чеченский у него:

So Prince Chechensky asks him,

– «Ну что, Василий, кто да кто приехал?

"Well, Vassily, who’s here?

А шлюпики есть?»

Any sloshers?"

А он ему говорит:

And he says to him

– «Вы третий».

"You’re the third."

Да, брат, так-то!

Yes, brother, so it goes!’

Разговаривая и здороваясь со встречавшимися знакомыми,

Talking and greeting the acquaintances they met,

Лёвин с князем прошёл все комнаты:

Levin and the prince passed through all the rooms:

– большую, где стояли уже столы

the main one, where card tables were already set up

и играли в небольшую игру привычные партнёры;

and habitual partners were playing for small stakes;

диванную, где играли в шахматы

the sitting room, where people were playing chess

и сидел Сергей Иванович, разговаривая с кем-то;

and Sergei Ivanovich sat talking with someone;

бильярдную, где на изгибе комнаты у дивана составилась весёлая партия с шампанским, в которой участвовал Гагин;

the billiard room, where, around the sofa in the curve of the room, a merry company, which included Gagin, had gathered with champagne;

заглянули и в инфернальную,

they also looked into the inferno,

где у одного стола, за который уже сел Яшвин, толпилось много державших.

where many gamblers crowded round a single table at which Yashvin was already sitting.

Стараясь не шуметь, они вошли и в тёмную читальную,

Trying not to make any noise, they went into the dim reading room

где под лампами с абажурами сидел один молодой человек с сердитым лицом, перехватывавший один журнал за другим,

where, under shaded lamps, a young man with an angry face sat flipping through one magazine after another

и плешивый генерал, углублённый в чтение.

and a bald-headed general was immersed in reading.

Вошли и в ту комнату, которую князь называл умною.

They also went into a room which the prince called the ‘clever room’.

В этой комнате трое господ горячо говорили о последней политической новости.

In this room three gentlemen were hotly discussing the latest political news.

– Князь, пожалуйте, готово, – сказал один из его партнёров, найдя его тут,

‘If you please, Prince, we’re ready,’ one of his partners said, finding him there,

и князь ушёл.

and the prince left.

Лёвин посидел, послушал;

Levin sat and listened for a while,

но, вспомнив все разговоры нынешнего утра, ему вдруг стало ужасно скучно.

but, recalling all the conversations of that day, he suddenly felt terribly bored.

Он поспешно встал и пошёл искать Облонского и Туровцына, с которыми было весело.

He got up quickly and went to look for Oblonsky and Turovtsyn, with whom he felt merry.

Туровцын сидел с кружкой питья на высоком диване в бильярдной,

Turovtsyn was sitting with a tankard of drink on a high-backed sofa in the billiard room,

и Степан Аркадьич с Вронским о чём-то разговаривали у двери в дальнем углу комнаты.

and Stepan Arkadyich was talking about something with Vronsky by the doorway in the far corner of the room.

– Она не то что скучает,

‘It’s not that she’s bored,

но эта неопределённость, нерешительность положения, – слышал Лёвин и хотел поспешно отойти;

it’s the uncertainty, the undecidedness of the situation,’ Levin heard and was about to retreat hastily,

но Степан Аркадьич подозвал его.

but Stepan Arkadyich called to him.

– Лёвин! – сказал Степан Аркадьич,

‘Levin!’ said Stepan Arkadyich,

и Лёвин заметил, что у него на глазах были не слёзы, а влажность.

and Levin noticed that his eyes, though not tearful, were moist,

как это всегда бывало у него, или когда он выпил, или когда он расчувствовался.

as always happened with him when he was drinking or very moved.

Нынче было то и другое. 

This time it was both.

– Лёвин, не уходи, – сказал он и крепко сжал его руку за локоть,

‘Levin, don’t go,’ he said and held him tightly by the elbow,

очевидно ни за что не желая выпустить его.

obviously not wishing him to leave for anything.

– Это мой искренний, едва ли не лучший друг, – сказал он Вронскому. 

‘This is my truest, maybe even my best friend,’ he said to Vronsky.

– Ты для меня тоже ещё более близок и дорог.

‘You, too, are even nearer and dearer to me.

И я хочу и знаю, что вы должны быть дружны и близки,

And I want you to be and know that you should be close friends,

потому что вы оба хорошие люди.

because you’re both good people.’

– Что ж, нам остаётся только поцеловаться, – добродушно шутя, сказал Вронский, подавая руку.

‘Well, all that’s left is for us to kiss,’ Vronsky said with good-natured humour, giving him his hand.

Он быстро взял протянутую руку и крепко пожал её.

Levin quickly took the proffered hand and pressed it firmly.

– Я очень, очень рад, – сказал Лёвин, пожимая его руку.

‘I’m very, very glad,’ he said.

– Человек, бутылку шампанского, – сказал Степан Аркадьич.

‘Waiter, a bottle of champagne,’ said Stepan Arkadyich.

– И я очень рад, – сказал Вронский.

‘I’m very glad, too,’ said Vronsky.

Но, несмотря на желание Степана Аркадьича и их взаимное желание,

But, despite Stepan Arkadyich’s wishes, and their own wishes,

им говорить было нечего,

they had nothing to talk about

и оба это чувствовали.

and they both felt it.

– Ты знаешь, что он не знаком с Анной? – сказал Степан Аркадьич Вронскому. 

‘You know, he’s not acquainted with Anna?’ Stepan Arkadyich said to Vronsky.

– И я непременно хочу свозить его к ней.

‘And I absolutely want to take him to her.

Поедем, Лёвин!

Let’s go, Levin!’

– Неужели? – сказал Вронский. 

‘Really?’ said Vronsky.

– Она будет очень рада.

‘She’ll be very glad.

Я бы сейчас поехал домой, – прибавил он, 

I’d go home now,’ he added,

– но Яшвин меня беспокоит, и я хочу побыть тут, пока он кончит.

‘but I’m worried about Yashvin and want to stay till he’s finished.’

– А что, плохо?

‘What, is it bad?’

– Всё проигрывает, и я только один могу его удержать.

‘He keeps losing and I’m the only one who can hold him back.’

– Так что ж, пирамидку?

‘How about a little game of pyramids?

Лёвин, будешь играть?

Levin, will you play?

Ну, и прекрасно, – сказал Степан Аркадьич. 

Well, splendid!’ said Stepan Arkadyich.

– Ставь пирамидку, – обратился он к маркёру.

‘Set it up for pyramids.’ He turned to the marker.

– Давно готово, – отвечал маркёр,

‘It’s been ready for a long time,’ replied the marker,

уже уставивший в треугольник шары и для развлечения перекатывавший красный.

who had set the balls into a triangle long ago and was knocking the red one around to amuse himself.

– Ну, давайте.

‘Let’s begin.’

После партии Вронский и Лёвин подсели к столу Гагина,

After the game, Vronsky and Levin joined Gagin’s table

и Лёвин стал по предложению Степана Аркадьича держать на тузы.

and Levin, at Stepan Arkadyich’s suggestion, began betting on aces.

Вронский то сидел у стола, окружённый беспрестанно подходившими к нему знакомыми,

Vronsky first sat by the table, surrounded by acquaintances who were constantly coming up to him,

то ходил в инфернальную проведывать Яшвина.

then went to the inferno to visit Yashvin.

Лёвин испытывал приятный отдых от умственной усталости утра.

Levin experienced a pleasant rest from the mental fatigue of the morning.

Его радовало прекращение враждебности с Вронским,

He was glad of the cessation of hostilities with Vronsky,

и впечатление спокойствия, приличия и удовольствия не оставляло его.

and the feeling of peacefulness, propriety and contentment never left him.

Когда партия кончилась, Степан Аркадьич взял Лёвина под руку.

When the game was over, Stepan Arkadyich took Levin under the arm.

– Ну, так поедем к Анне. Сейчас? А?

‘Well, shall we go to Anna? Now? Eh?

Она дома.

She’s at home.

Я давно обещал ей привезти тебя.

I’ve long been promising to bring you.

Ты куда собирался вечером?

Where were you going to spend the evening?’

– Да никуда особенно.

‘Nowhere in particular.

Я обещал Свияжскому в Общество сельского хозяйства.

I promised Sviyazhsky I’d go to the Agricultural Society.

Пожалуй, поедем, – сказал Лёвин.

But all right, let’s go,’ said Levin.

– Отлично; едем!

‘Excellent! Off we go!

Узнай, приехала ли моя карета, – обратился Степан Аркадьич к лакею.

Find out if my carriage has arrived,’ Stepan Arkadyich turned to a footman.

Лёвин подошёл к столу, заплатил проигранные им на тузы сорок рублей,

Levin went to the table, paid the forty roubles he had lost betting on aces,

заплатил каким-то таинственным образом известные старичку лакею, стоявшему у притолоки, расходы по клубу

paid his club expenses, known in some mysterious way to the little old footman who stood by the door,

и, особенно размахивая руками, пошёл по всем залам к выходу.

and, with a special swing of the arms, walked through all the rooms to the exit.

IX

IX

– Облонского карету! – сердитым басом прокричал швейцар.

‘The Oblonsky carriage!’ shouted the porter in a gruff bass.

Карета подъехала, и оба сели.

The carriage pulled up and they got in.

Только первое время, пока карета выезжала из ворот клуба,

Only at the beginning, while the carriage was driving through the gates of the club,

Лёвин продолжал испытывать впечатление клубного покоя,

did Levin continue to feel the impression of the club’s peace,

удовольствия и несомненной приличности окружающего;

contentment, and the unquestionable propriety of the surroundings;

но как только карета выехала на улицу и он почувствовал качку экипажа по неровной дороге,

but as soon as the carriage drove out to the street and he felt it jolting over the uneven road,

услыхал сердитый крик встречного извозчика,

heard the angry shout of a driver going the other way,

увидел при неярком освещении красную вывеску кабака и лавочки,

saw in the dim light the red signs over a pot-house and a shop,

впечатление это разрушилось,

that impression was destroyed,

и он начал обдумывать свои поступки

and he began to reflect on his actions,

и спросил себя, хорошо ли он делает, что едет к Анне.

asking himself if he was doing the right thing by going to Anna.

Что скажет Кити?

What would Kitty say?

Но Степан Аркадьич не дал ему задуматься и, как бы угадывая его сомнения, рассеял их.

But Stepan Arkadyich did not let him ponder and, as if guessing his doubts, dispersed them.

– Как я рад, – сказал он, – что ты узнаешь её.

‘I’m so glad,’ he said, ‘that you’ll get to know her.

Ты знаешь, Долли давно этого желала.

You know, Dolly has long been wanting it.

И Львов был же у неё и бывает.

And Lvov has called on her and keeps dropping in.

Хоть она мне и сестра, – продолжал Степан Аркадьич, 

Though she’s my sister,’ Stepan Arkadyich went on,

– я смело могу сказать, что это замечательная женщина.

‘I can boldly say that she’s a remarkable woman.

Вот ты увидишь.

You’ll see.

Положение её очень тяжело, в особенности теперь.

Her situation is very trying, especially now.’

– Почему же в особенности теперь?

‘Why especially now?’

– У нас идут переговоры с её мужем о разводе.

‘We’re discussing a divorce with her husband.

И он согласен;

And he consents.

но тут есть затруднения относительно сына,

But there’s a difficulty here about her son,

и дело это, которое должно было кончиться давно уже, вот тянется три месяца.

and the matter, which should have been concluded long ago, has been dragging on for three months.

Как только будет развод, она выйдет за Вронского.

As soon as she gets the divorce, she’ll marry Vronsky.

Как это глупо, этот старый обычай кружения,

It’s so stupid, this old custom of marching in a circle,

«Исаия ликуй»,

"Rejoice, O Isaiah,"[16]

в который никто не верит и который мешает счастью людей! – вставил Степан Аркадьич. 

which nobody believes in and which hinders people’s happiness!’ Stepan Arkadyich added.

– Ну, и тогда их положение будет определённо, как моё, как твоё.

‘Well, and then her situation will be as definite as mine, as yours.’

– В чём же затруднение? – сказал Лёвин.

‘What’s the difficulty?’ said Levin.

– Ах, это длинная и скучная история!

‘Ah, it’s a long and boring story!

Всё это так неопределённо у нас.

It’s all so indefinite in this country.

Но дело в том, – она, ожидая этого развода здесь, в Москве, где все его и её знают, живёт три месяца;

But the point is that, while waiting for the divorce, she’s been living here in Moscow for three months, where everybody knows them both.

никуда не выезжает, никого не видает из женщин, кроме Долли,

She doesn’t go anywhere, doesn’t see any women except Dolly,

потому что, понимаешь ли, она не хочет, чтобы к ней ездили из милости;

because, you understand, she doesn’t want them to come to her out of kindness.

эта дура княжна Варвара

That fool, Princess Varvara

– и та уехала, считая это неприличным.

– even she found it improper and left.

Так вот, в этом положении другая женщина не могла бы найти в себе ресурсов.

And so, in that situation another woman wouldn’t be able to find resources in herself.

Она же, вот ты увидишь, как она устроила свою жизнь,

She, though, you’ll see how she’s arranged her life,

как она спокойна, достойна.

how calm and dignified she is.

Налево, в переулок, против церкви! – крикнул Степан Аркадьич, перегибаясь в окно кареты. 

To the left, into the lane, across from the church!’ Stepan Arkadyich shouted, leaning out of the window of the carriage.

– Фу, как жарко! – сказал он,

‘Pah, what heat!’ he said,

несмотря на двенадцать градусов мороза распахивая ещё больше свою и так распахнутую шубу.

opening his already unbuttoned coat still more, though it was twelve degrees below zero.

– Да ведь у ней дочь;

‘But she has a daughter;

верно, она ею занята? – сказал Лёвин.

mustn’t she keep her busy?’ said Levin.

– Ты, кажется, представляешь себе всякую женщину только самкой, une couveuse, – сказал Степан Аркадьич. 

‘You seem to picture every woman as a mere female, une couveuse,’ * [A broody hen] said Stepan Arkadyich.

– Занята, то непременно детьми.

‘If she’s busy, it must be with children.

Нет, она прекрасно воспитывает её, кажется,

No, she’s bringing her up splendidly, it seems,

но про неё не слышно.

but we don’t hear about her.

Она занята, во-первых, тем, что пишет.

She’s busy, first of all, with writing.

Уж я вижу, что ты иронически улыбаешься, но напрасно.

I can already see you smiling ironically, but you shouldn’t.

Она пишет детскую книгу и никому не говорит про это,

She’s writing a book for children and doesn’t tell anybody about it,

но мне читала, и я давал рукопись Воркуеву…

but she read it to me, and I gave the manuscript to Vorkuev …

знаешь, этот издатель… и сам он писатель, кажется.

you know, that publisher… a writer himself, it seems.

Он знает толк, и он говорит, что это замечательная вещь.

He’s a good judge, and he says it’s a remarkable thing.

Но ты думаешь, что это женщина-автор? Нисколько.

But you’ll think she’s a woman author? Not a bit of it.

Она прежде всего женщина с сердцем, ты вот увидишь.

Before all she’s a woman with heart, you’ll see that.

Теперь у ней девочка англичанка и целое семейство, которым она занята.

Now she has a little English girl and a whole family that she’s occupied with.’

– Что ж, это филантропическое что-нибудь?

‘What is it, some sort of philanthropy?’

– Вот ты всё сейчас хочешь видеть дурное.

‘See, you keep looking at once for something bad.

Не филантропическое, а сердечное.

It’s not philanthropy, it’s heartfelt.

У них, то есть у Вронского, был тренер англичанин,

They had – that is, Vronsky had – an English trainer,

мастер своего дела, но пьяница.

a master of his trade, but a drunkard.

Он совсем запил, delirium tremens, и семейство брошено.

He’s drunk himself up completely, delirium tremens, and the family’s abandoned.

Она увидала их, помогла, втянулась,

She saw them, helped them, got involved,

и теперь всё семейство на её руках;

and now the whole family’s on her hands;

да не так, свысока, деньгами,

and not patronizingly, not with money,

а она сама готовит мальчиков по-русски в гимназию,

but she herself is helping the boys with Russian in preparation for school,

а девочку взяла к себе.

and she’s taken the girl to live with her.

Да вот ты увидишь её.

You’ll see her there.’

Карета въехала на двор,

The carriage drove into the courtyard,

и Степан Аркадьич громко позвонил у подъезда, у которого стояли сани.

and Stepan Arkadyich loudly rang the bell at the entrance, where a sleigh was standing.

И, не спросив у отворившего дверь артельщика, дома ли,

And, without asking the servant who opened the door whether anyone was at home,

Степан Аркадьич вошёл в сени.

Stepan Arkadyich went into the front hall.

Лёвин шёл за ним, всё более и более сомневаясь в том, хорошо или дурно он делает.

Levin followed him, more and more doubtful whether what he was doing was good or bad.

Посмотревшись в зеркало, Лёвин заметил, что он красен;

Looking in the mirror, Levin noticed that he was flushed;

но он был уверен, что не пьян,

but he was sure that he was not drunk,

и пошёл по ковровой лестнице вверх за Степаном Аркадьичем.

and he walked up the carpeted stairway behind Stepan Arkadyich.

Наверху, у поклонившегося, как близкому человеку, лакея Степан Аркадьич спросил, кто у Анны Аркадьевны,

Upstairs Stepan Arkadyich asked the footman, who bowed to him as a familiar of the house, who was with Anna,

и получил ответ, что господин Воркуев.

and received the answer that it was Mr Vorkuev.

– Где они?

‘Where are they?’

– В кабинете.

‘In the study.’

Пройдя небольшую столовую с тёмными деревянными стенами,

Passing through a small dining room with dark panelled walls,

Степан Аркадьич с Лёвиным по мягкому ковру вошли в полутёмный кабинет,

Stepan Arkadyich and Levin crossed a soft carpet to enter the semi-dark study,

освещённый одною с большим тёмным абажуром лампой.

lit by one lamp under a big, dark shade.

Другая лампа-рефрактор горела на стене

Another lamp, a reflector, burned on the wall,

и освещала большой во весь рост портрет женщины,

throwing its light on to a large, full-length portrait of a woman,

на который Лёвин невольно обратил внимание.

to which Levin involuntarily turned his attention.

Это был портрет Анны, деланный в Италии Михайловым.

This was the portrait of Anna painted in Italy by Mikhailov.

В то время как Степан Аркадьич заходил за трельяж и говоривший мужской голос замолк,

While Stepan Arkadyich went behind a trellis-work screen and the male voice that had been speaking fell silent,

Лёвин смотрел на портрет, в блестящем освещении выступавший из рамы,

Levin gazed at the portrait, stepping out of its frame in the brilliant light,

и не мог оторваться от него.

and could not tear himself away from it.

Он даже забыл, где был,

He even forgot where he was

и, не слушая того, что говорилось,

and, not listening to what was said around him,

не спускал глаз с удивительного портрета.

gazed without taking his eyes from the astonishing portrait.

Это была не картина, а живая прелестная женщина

It was not a painting but a lovely living woman

с чёрными вьющимися волосами, обнажёнными плечами и руками

with dark, curly hair, bare shoulders and arms,

и задумчивою полуулыбкой на покрытых нежным пушком губах,

and a pensive half smile on her lips, covered with tender down,

победительно и нежно смотревшая на него смущавшими его глазами.

looking at him triumphantly and tenderly with troubling eyes.

Только потому она была не живая,

Only, because she was not alive,

что она была красивее, чем может быть живая.

she was more beautiful than a living woman can be.

– Я очень рада, – услыхал он вдруг подле себя голос, очевидно обращённый к нему,

‘I’m very glad,’ he suddenly heard a voice beside him, evidently addressing him,

голос той самой женщины, которою он любовался на портрете.

the voice of the same woman he was admiring in the portrait.

Анна вышла ему навстречу из-за трельяжа,

Anna came to meet him from behind the trellis,

и Лёвин увидел в полусвете кабинета ту самую женщину портрета в тёмном, разноцветно-синем платье,

and in the half light of the study Levin saw the woman of the portrait in a dark dress of various shades of blue,

не в том положении, не с тем выражением,

not in the same position, and not with the same expression,

но на той самой высоте красоты, на которой она была уловлена художником на портрете.

but at the same height of beauty that the artist had caught.

Она была менее блестяща в действительности,

She was less dazzling in reality,

но зато в живой было и что-то такое новое привлекательное, чего не было на портрете.

but in the living woman there was some new attractiveness that was not in the portrait.

X

X

Она встала ему навстречу, не скрывая своей радости увидать его.

She had risen to meet him, not concealing her joy at seeing him.

И в том спокойствии, с которым она протянула ему маленькую и энергическую руку

And in the calmness with which she gave him her small and energetic hand,

и познакомила его с Воркуевым

introduced him to Vorkuev

и указала на рыжеватую хорошенькую девочку, которая тут же сидела за работой,

and pointed to the pretty, red-haired girl who was sitting there over her work,

назвав её своею воспитанницей,

referring to her as her ward,

были знакомые и приятные Лёвину приёмы женщины большого света, всегда спокойной и естественной.

Levin saw the familiar and agreeable manners of a high-society woman, always calm and natural.

– Очень, очень рада, – повторила она,

‘Very, very glad,’ she repeated,

и в устах её для Лёвина эти простые слова почему-то получили особенное значение. 

and on her lips these words for some reason acquired a special meaning for Levin.

– Я вас давно знаю и люблю,

‘I’ve long known of you and loved you,

и по дружбе со Стивой и за вашу жену…

both for your friendship with Stiva and for your wife …

я знала её очень мало времени,

I knew her for a very short time,

но она оставила во мне впечатление прелестного цветка, именно цветка.

but she left me with the impression of a lovely flower, precisely a flower.

И она уж скоро будет матерью!

And now she’ll soon be a mother!’

Она говорила свободно и неторопливо,

She spoke freely and unhurriedly,

изредка переводя свой взгляд с Лёвина на брата,

shifting her eyes now and then from Levin to her brother,

и Лёвин чувствовал, что впечатление, произведённое им, было хорошее,

and Levin felt that the impression he made was good,

и ему с нею тотчас же стало легко, просто и приятно,

and he at once found it light, simple and pleasant to be with her,

как будто он с детства знал её.

as if he had known her since childhood.

– Мы с Иваном Петровичем поместились в кабинете Алексея, – сказала она,

‘Ivan Petrovich and I settled in Alexei’s study,’ she said,

отвечая Степану Аркадьичу на его вопрос, можно ли курить, 

in answer to Stepan Arkadyich’s question whether he might smoke,

– именно затем, чтобы курить, 

‘precisely in order to smoke.’

– и, взглянув на Лёвина, вместо вопроса: – курит ли он?

And with a glance at Levin, instead of asking if he smoked,

подвинула к себе черепаховый портсигар и вынула пахитоску.

she moved a tortoise-shell cigar case towards her and took out a cigarette.

– Как твоё здоровье нынче? – спросил её брат.

‘How are you feeling today?’ her brother asked.

– Ничего. Нервы, как всегда.

‘All right. Nerves, as usual.’

– Не правда ли, необыкновенно хорошо? – сказал Степан Аркадьич,

‘Remarkably well done, isn’t it?’ Stepan Arkadyich said,

заметив, что Лёвин взглядывал на портрет.

noticing that Levin kept glancing at the portrait.

– Я не видал лучше портрета.

‘I’ve never seen a better portrait.’

– И необыкновенно похоже, не правда ли? – сказал Воркуев.

‘And isn’t it a remarkable likeness?’ said Vorkuev.

Лёвин поглядел с портрета на оригинал.

Levin glanced from the portrait to the original.

Особенный блеск осветил лицо Анны в то время, как она почувствовала на себе его взгляд.

A special glow lit up Anna’s face the moment she felt his eyes on her.

Лёвин покраснел и, чтобы скрыть своё смущение, хотел спросить,

Levin blushed and to hide his embarrassment was about to ask

давно ли она видела Дарью Александровну;

if it was long since she had seen Darya Alexandrovna,

но в то же время Анна заговорила:

but just then Anna spoke:

– Мы сейчас говорили с Иваном Петровичем о последних картинах Ващенкова.

‘Ivan Petrovich and I were just talking about Vashchenkov’s latest pictures.

Вы видели их?

Have you seen them?’

– Да, я видел, – отвечал Лёвин.

‘Yes, I have,’ Levin replied.

– Но виновата, я вас перебила, вы хотели сказать…

‘But excuse me, I interrupted you, you were about to say …’

Лёвин спросил, давно ли она видела Долли.

Levin asked if it was long since she had seen Dolly.

– Вчера она была у меня,

‘She came yesterday.

она очень рассержена за Гришу на гимназию.

She’s very angry with the school on account of Grisha.

Латинский учитель, кажется, несправедлив был к нему.

It seems the Latin teacher was unfair to him.’

– Да, я видел картины.

‘Yes, I’ve seen the paintings.

Они мне не очень понравились, – вернулся Лёвин к начатому ею разговору.

I didn’t much like them,’ Levin went back to the conversation she had begun.

Лёвин говорил теперь совсем уже не с тем ремесленным отношением к делу, с которым он разговаривал в это утро.

Now Levin spoke not at all with that workaday attitude towards things with which he had spoken that morning.

Всякое слово в разговоре с нею получало особенное значение.

Each word of conversation with her acquired a special meaning.

И говорить с ней было приятно, ещё приятнее было слушать её.

It was pleasant to talk to her and still more pleasant to listen to her.

Анна говорила не только естественно, умно,

Anna spoke not only naturally and intelligently,

но умно и небрежно,

but intelligently and casually,

не приписывая никакой цены своим мыслям,

without attaching any value to her own thoughts,

а придавая большую цену мыслям собеседника.

yet giving great value to the thoughts of the one she was talking to.

Разговор зашёл о новом направлении искусства,

The conversation turned to the new trend in art,

о новой иллюстрации библии французским художником.

to the new Bible illustrations by a French artist.[17]

Воркуев обвинял художника в реализме, доведённом до грубости.

Vorkuev accused the artist of realism pushed to the point of coarseness.

Лёвин сказал, что французы довели условность в искусстве как никто

Levin said that the French employed conventions in art as no one else did,

и что поэтому они особенную заслугу видят в возвращении к реализму.

and therefore they saw particular merit in the return to realism.

В том, что они уже не лгут, они видят поэзию.

They saw poetry in the fact that they were no longer lying.

Никогда ещё ни одна умная вещь, сказанная Лёвиным, не доставляла ему такого удовольствия, как эта.

Never had anything intelligent that Levin had said given him so much pleasure as this.

Лицо Анны вдруг всё просияло, когда она вдруг оценила эту мысль.

Anna’s face lit up when she suddenly saw his point.

Она засмеялась.

She laughed.

– Я смеюсь, – сказала она, 

‘I’m laughing,’ she said,

– как смеёшься, когда увидишь очень похожий портрет.

‘as one laughs seeing a very faithful portrait.

То, что вы сказали, совершенно характеризует французское искусство теперь,

What you’ve said perfectly characterizes French art now,

и живопись, и даже литературу: – Zola, Daudet.

painting and even literature: Zola, Daudet.[18]

Но, может быть, это всегда так бывает,

But perhaps it always happens

что строят свои conceptions из выдуманных, условных фигур,

that people first build their conceptions out of invented, conventionalized figures,

а потом – все combinaisons сделаны,

but then – once all the combinaisons are finished

выдуманные фигуры надоели,

– the invented figures become boring,

и начинают придумывать более натуральные, справедливые фигуры.

and they begin to devise more natural and correct figures.’

– Вот это совершенно верно! – сказал Воркуев.

‘That’s quite right!’ said Vorkuev.

– Так вы были в клубе? – обратилась она к брату.

‘So you were at the club?’ She turned to her brother.

«Да, да, вот женщина!» – думал Лёвин,

‘Yes, yes, what a woman!’ thought Levin,

забывшись и упорно глядя на её красивое подвижное лицо,

forgetting himself and gazing fixedly at her beautiful, mobile face,

которое теперь вдруг совершенно переменилось.

which now suddenly changed completely.

Лёвин не слыхал, о чём она говорила, перегнувшись к брату,

Levin did not hear what she said as she leaned towards her brother,

но он был поражён переменой её выражения.

but he was struck by the change in her expression.

Прежде столь прекрасное в своём спокойствии,

So beautiful before in its calmness,

её лицо вдруг выразило странное любопытство, гнев и гордость.

her face suddenly showed a strange curiosity, wrath and pride.

Но это продолжалось только одну минуту.

But that lasted only a moment.

Она сощурилась, как бы вспоминая что-то.

She narrowed her eyes as if remembering something.

– Ну, да, впрочем, это никому не интересно, – сказала она и обратилась к англичанке:

‘Ah, yes, however, it’s not interesting for anyone,’ she said, and turned to the English girl:

– Please order the tea in the drawing-room.

‘Please order tea in the drawing room.’

Девочка поднялась и вышла.

The girl got up and went out.

– Ну что же, она выдержала экзамен? – спросил Степан Аркадьич.

‘Well, did she pass her examination?’ asked Stepan Arkadyich.

– Прекрасно. Очень способная девочка и милый характер.

‘Splendidly. She’s a very capable girl and with a sweet nature.’

– Кончится тем, что ты её будешь любить больше своей.

‘You’ll end by loving her more than your own.’

– Вот мужчина говорит.

‘That’s a man talking.

В любви нет больше и меньше.

There is no more or less love.

Люблю дочь одною любовью, её – другою.

I love my daughter with one love and her with another.’

– Я вот говорю Анне Аркадьевне, – сказал Воркуев, 

I was just telling Anna Arkadyevna,’ said Vorkuev,

– что если б она положила хоть одну сотую той энергии на общее дело воспитания русских детей, которую она кладёт на эту англичанку,

‘that if she spent at least a hundredth of the energy she puts into this English girl on the common cause of the education of Russian children,

Анна Аркадьевна сделала бы большое, полезное дело.

Anna Arkadyevna would be doing a great and useful thing.’

– Да вот что хотите, я не могла.

‘Say what you like, I can’t do it.

Граф Алексей Кириллыч очень поощрял меня

Count Alexei Kirillych strongly encouraged me’

(произнося слова граф Алексей Кириллыч, она просительно-робко взглянула на Лёвина,

(in pronouncing the words ‘Count Alexei Kirillych’, she gave Levin a pleadingly timid look,

и он невольно отвечал ей почтительным и утвердительным взглядом)

and he involuntarily responded with a respectful and confirming look) ‘

– поощрял меня заняться школой в деревне.

– encouraged me to occupy myself with the village school.

Я ходила несколько раз.

I went several times.

Они очень милы, но я не могла привязаться к этому делу.

They’re very nice, but I couldn’t get caught up in it.

Вы говорите – энергию.

Energy, you say.

Энергия основана на любви.

Energy is based on love.

А любовь неоткуда взять, приказать нельзя.

And love can’t be drawn from just anywhere, it can’t be ordered.

Вот я полюбила эту девочку, сама не знаю зачем.

I love this English girl, I myself don’t know why.’

И она опять взглянула на Лёвина.

And again she glanced at Levin.

И улыбка и взгляд её

Her eyes, her smile,

– всё говорило ему, что она к нему только обращает свою речь,

everything told him that she was addressing what she said to him,

дорожа его мнением и вместе с тем вперёд зная, что они понимают друг друга.

valuing his opinion and at the same time knowing beforehand that they understood each other.

– Я совершенно это понимаю, – отвечал Лёвин. 

‘I understand that perfectly,’ Levin replied.

– На школу и вообще на подобные учреждения нельзя положить сердца,

‘One cannot put one’s heart into a school or generally into institutions of that sort,

и от этого думаю, что именно эти филантропические учреждения дают всегда так мало результатов.

and that is precisely why I think these philanthropic institutions always produce such meagre results.’

Она помолчала, потом улыбнулась.

She kept silent and then smiled.

– Да, да, – подтвердила она. 

‘Yes, yes,’ she agreed.

– Я никогда не могла.

‘I never could.

Je n'ai pas le coeur assez large,

Je n’ai pas le coeur assez large* [My heart isn’t big enough]

чтобы полюбить целый приют с гаденькими девочками.

to love a whole orphanage of nasty little girls.

Cela ne m'a jamais reussi.

Cela ne m’a jamais réussi.* [I’ve never succeeded in it]

Столько есть женщин, которые из этого делают position sociale.

There are so many women who have made themselves a position sociale that way.

И теперь тем более, – сказала она с грустным, доверчивым выражением,

And the less so now,’ she said with a sad, trustful expression,

обращаясь по внешности к брату, но, очевидно, только к Лёвину. 

ostensibly addressing her brother but obviously speaking only to Levin,

– И теперь, когда мне так нужно какое-нибудь занятие, я не могу. 

‘now, when I so need some occupation, I cannot do it.’

– И, вдруг нахмурившись

And, frowning suddenly

(Лёвин понял, что она нахмурилась на самоё себя за то, что говорит про себя),

(Levin understood that she was frowning at herself for talking about herself),

она переменила разговор. 

she changed the subject.

– Я знаю про вас, – сказала она Лёвину, 

‘What I know about you,’ she said to Levin,

– что вы плохой гражданин,

‘is that you’re a bad citizen,

и я вас защищала, как умела.

and I’ve defended you the best I could.’

– Как же вы меня защищали?

‘How have you defended me?’

– Смотря по нападениям.

‘Depending on the attack.

Впрочем, не угодно ли чаю? 

But wouldn’t you like some tea?’

– Она поднялась и взяла в руку переплетённую сафьянную книгу.

She rose and picked up a morocco-bound book.

– Дайте мне, Анна Аркадьевна, – сказал Воркуев, указывая на книгу. 

‘Give it to me, Anna Arkadyevna,’ said Vorkuev, pointing to the book.

– Это очень стоит того.

‘It’s well worth it.’

– О нет, это всё так неотделано.

‘Oh, no, it’s all so unfinished.’

– Я ему сказал, – обратился Степан Аркадьич к сестре, указывая на Лёвина.

‘I told him,’ Stepan Arkadyich said to his sister, pointing to Levin.

– Напрасно сделал.

‘You shouldn’t have.

Моё писанье – это вроде тех корзиночек из резьбы,

My writing is like those little carved baskets

которые мне продавала, бывало, Лиза Мерцалова из острогов.

made in prisons that Liza Mertsalov used to sell me.

Она заведывала острогами в этом обществе, – обратилась она к Лёвину. 

She was in charge of prisons in that society,’ she turned to Levin.

– И эти несчастные делали чудеса терпения.

‘And those unfortunates produced miracles of patience.’

И Лёвин увидал ещё новую черту в этой так необыкновенно понравившейся ему женщине.

And Levin saw another new feature in this woman whom he found so extraordinarily to his liking.

Кроме ума, грации, красоты, в ней была правдивость.

Besides intelligence, grace, beauty, there was truthfulness in her.

Она от него не хотела скрывать всей тяжести своего положения.

She did not want to conceal from him all the difficulty of her situation.

Сказав это, она вздохнула,

Having said this, she sighed,

и лицо её, вдруг приняв строгое выражение, как бы окаменело.

and it was as if her face, acquiring a stern expression, suddenly turned to stone.

С таким выражением на лице она была ещё красивее, чем прежде;

With this expression she was still more beautiful than before;

но это выражение было новое;

but this was a new look;

оно было вне того сияющего счастьем и раздающего счастье круга выражений,

it was outside the realm of the expressions, radiant with happiness and giving happiness,

которые были уловлены художником на портрете.

which the artist had caught in the portrait.

Лёвин посмотрел ещё раз на портрет и на её фигуру,

Levin glanced once more at the portrait and then at her figure

как она, взяв руку брата, проходила с ним в высокие двери,

as she took her brother’s arm and walked with him through the high doorway,

и почувствовал к ней нежность и жалость, удивившие его самого.

and felt a tenderness and pity for her that surprised him.

Она попросила Лёвина и Воркуева пройти в гостиную,

She asked Levin and Vorkuev to go to the drawing room

а сама осталась поговорить о чём-то с братом.

and stayed behind to talk about something with her brother.

«О разводе, о Вронском,

‘About the divorce, about Vronsky,

о том, что он делает в клубе, обо мне?» – думал Лёвин.

about what he’s doing at the club, about me?’ thought Levin.

И его так волновал вопрос о том, что она говорит со Степаном Аркадьичем,

And he was so excited by the question of what she was talking about with Stepan Arkadyich

что он почти не слушал того, что рассказывал ему Воркуев

that he hardly listened to what Vorkuev was telling him

о достоинствах написанного Анной Аркадьевной романа для детей.

about the merits of the children’s novel Anna Arkadyevna had written.

За чаем продолжался тот же приятный, полный содержания разговор.

Over tea the same pleasant, meaningful conversation continued.

Не только не было ни одной минуты,

Not only was there not a single moment

чтобы надо было отыскивать предмет для разговора,

when it was necessary to search for a subject of conversation

но, напротив, чувствовалось, что не успеваешь сказать того, что хочешь,

but, on the contrary, there was a feeling of having no time to say what one wanted

и охотно удерживаешься, слушая, что говорит другой.

and of willingly restraining oneself in order to hear what the other was saying.

И всё, что ни говорили, не только она сама, но Воркуев, Степан Аркадьич, 

And whatever was said, not only by her but by Vorkuev, by Stepan Arkadyich,

– всё получало, как казалось Лёвину, благодаря её вниманию и замечаниям особенное значение.

acquired a special significance, as it seemed to Levin, owing to her attention and observations.

Следя за интересным разговором, Лёвин всё время любовался ею

As he followed the interesting conversation, Levin admired her all the while

– и красотой её, и умом, образованностью,

– her beauty, her intelligence, her education,

и вместе простотой и задушевностью.

and with that her simplicity and deep feeling.

Он слушал, говорил и всё время думал о ней, о её внутренней жизни,

He listened, talked, and all the while thought about her, about her inner life,

стараясь угадать её чувства.

trying to guess her feelings.

И, прежде так строго осуждавший её,

And he who had formerly judged her so severely,

он теперь, по какому-то странному ходу мыслей, оправдывал её

now, by some strange train of thought, justified her

и вместе жалел и боялся, что Вронский не вполне понимает её.

and at the same time pitied her, and feared that Vronsky did not fully understand her.

В одиннадцатом часу, когда Степан Аркадьич поднялся, чтоб уезжать

After ten, when Stepan Arkadyich got up to leave

(Воркуев ещё раньше уехал),

(Vorkuev had left earlier),

Лёвину показалось, что он только что приехал.

it seemed to Levin as if he had just come.

Лёвин с сожалением тоже встал.

He, too, regretfully got up to leave.

– Прощайте, – сказала она,

‘Good-bye,’ she said,

удерживая его за руку и глядя ему в глаза притягивающим взглядом. 

holding his hand and looking into his eyes with an appealing gaze.

– Я очень рада, que la glace est rompue.

‘I’m very glad que la glace est rompue.’* [That the ice is broken]

Она выпустила его руку и прищурилась.

She let go of his hand and narrowed her eyes.

– Передайте вашей жене, что я люблю её, как прежде,

‘Tell your wife that I love her as before,

и что если она не может простить мне моё положение,

and if she cannot forgive me my situation,

то я желаю ей никогда не прощать меня.

I wish her never to forgive me.

Чтобы простить, надо пережить то, что я пережила,

In order to forgive, one must have lived through what I have lived through,

а от этого избави её бог.

and may God spare her that.’

– Непременно, да, я передам… – краснея, говорил Лёвин.

‘Certainly, yes, I’ll tell her …’ said Levin, blushing.

XI

XI

«Какая удивительная, милая и жалкая женщина», – думал он,

‘What an amazing, dear and pitiful woman,’ he thought,

выходя со Степаном Аркадьичем на морозный воздух.

going out with Stepan Arkadyich into the frosty air.

– Ну, что? Я говорил тебе, – сказал ему Степан Аркадьич,

‘Well, so? I told you,’ Stepan Arkadyich said to him,

видя, что Лёвин был совершенно побеждён.

seeing that Levin was completely won over.

– Да, – задумчиво отвечал Лёвин, – необыкновенная женщина!

‘Yes,’ Levin replied pensively, ‘an extraordinary woman!

Не то что умна, но сердечная удивительно.

Not just her intelligence, but her heart.

Ужасно жалко её!

I’m terribly sorry for her!’

– Теперь, бог даст, скоро всё устроится.

‘God grant it will all be settled soon now.

Ну то-то, вперёд не суди, – сказал Степан Аркадьич, отворяя дверцы кареты. 

Well, so don’t go judging beforehand,’ said Stepan Arkadyich, opening the carriage doors.

– Прощай, нам не по дороге.

‘Goodbye. We’re not going the same way.’

Не переставая думать об Анне,

Never ceasing to think about Anna,

о всех тех самых простых разговорах, которые были с нею,

about all those most simple conversations he had had with her,

и вспоминая при этом все подробности выражения её лица,

and at the same time remembering all the details of her facial expression,

всё более и более входя в её положение и чувствуя к ней жалосгь,

entering more and more into her situation and pitying her,

Лёвин приехал домой.

Levin arrived at home.

Дома Кузьма передал Лёвину, что Катерина Александровна здоровы,

At home Kuzma told Levin that Katerina Alexandrovna was well,

что недавно только уехали от них сестрицы,

that her sisters had left her only recently,

и подал два письма.

and handed him two letters.

Лёвин тут же, в передней, чтобы потом не развлекаться, прочёл их.

Levin read them right there in the front hall, so as not to be distracted later.

Одно было от Соколова, приказчика.

One was from his steward, Sokolov.

Соколов писал, что пшеницу нельзя продать,

Sokolov wrote that it was impossible to sell the wheat,

дают только пять с половиной рублей,

that the offer was only five and a half roubles,

а денег больше взять неоткудова.

and there was nowhere else to get money.

Другое письмо было от сестры.

The other letter was from his sister.

Она упрекала его за то, что дело её всё ещё не было сделано.

She reproached him for still not having taken care of her business.

«Ну, продадим за пять с полтиной, коли не дают больше», 

‘So we’ll sell it for five-fifty, since they won’t pay more.’

– тотчас же с необыкновенною лёгкостью решил Лёвин первый вопрос,

Levin resolved the first question at once, with extraordinary ease,

прежде казавшийся ему столь трудным.

though it had seemed so difficult to him before.

«Удивительно, как здесь всё время занято», – подумал он о втором письме.

‘It’s amazing how all one’s time is taken up here,’ he thought about the second letter.

Он чувствовал себя виноватым пред сестрой

He felt guilty before his sister

за то, что до сих пор не сделал того, о чём она просила его.

for still not having done what she had asked him to do.

«Нынче опять не поехал в суд, но нынче уж точно было некогда».

‘Again today I didn’t go to court, but today I really had no time.’

И, решив, что он это непременно сделает завтра, пошёл к жене.

And, having decided that he would do it the next day without fail, he went to his wife.

Идя к ней, Лёвин воспоминанием быстро пробежал весь проведённый день.

On his way, Levin quickly ran through the whole day in his memory.

Все события дня были разговоры:

The day’s events were all conversations:

– разговоры, которые он слушал и в которых участвовал.

conversations he had listened to and taken part in.

Все разговоры были о таких предметах,

They had all been about subjects

которыми он, если бы был один и в деревне, никогда бы не занялся,

which he, had he been alone and in the country, would never have bothered with,

а здесь они были очень интересны.

but here they were very interesting.

И все разговоры были хорошие;

And all the conversations had been nice;

только в двух местах было не совсем хорошо.

only in two places had they not been so nice.

Одно то, чтó он сказал про щуку,

One was what he had said about the pike,

другое – что было что-то не то в нежной жалости, которую он испытывал к Анне.

the other that there was something not right in the tender pity he felt for Anna.

Лёвин застал жену грустною и скучающею.

Levin found his wife sad and bored.

Обед трёх сестёр удался бы очень весело,

The dinner of the three sisters had gone very cheerfully,

но потом его ждали, ждали,

but afterwards they had waited and waited for him,

всем стало скучно, сёстры разъехались,

they had all became bored, the sisters had gone home,

и она осталась одна.

and she had been left alone.

– Ну, а ты что делал? – спросила она,

‘Well, and what did you do?’ she asked,

глядя ему в глаза, что-то особенно подозрительно блестевшие.

looking into his eyes, which somehow had a peculiarly suspicious shine.

Но, чтобы не помешать ему все рассказать,

But, so as not to hinder his telling her everything,

она скрыла своё внимание и с одобрительной улыбкой слушала его рассказ о том, как он провёл вечер.

she hid her attentiveness and listened with an approving smile as he told her how he had spent his evening.

– Ну, я очень рад был, что встретил Вронского.

‘Well, I was very glad that I met Vronsky.

Мне очень легко и просто было с ним.

I felt very easy and simple with him.

Понимаешь, теперь я постараюсь никогда не видаться с ним,

You see, now I shall try never to meet him again,

но чтоб эта неловкость была кончена, – сказал он

but since that awkwardness is over . ..’ he said

и, вспомнив, что он, стараясь никогда не видаться, тотчас же поехал к Анне,

and, recalling that, trying never to meet him again, he had at once gone to see Anna,

он покраснел. 

he blushed.

– Вот мы говорим, что народ пьёт;

‘We go around saying that the people drink;

не знаю, кто больше пьёт, народ или наше сословие;

I don’t know who drinks more, the people or our own class;

народ хоть в праздник, но…

the people at least drink on feast days, but…’

Но Кити неинтересно было рассуждение о том, как пьёт народ.

But Kitty was not interested in his thoughts about the people drinking.

Она видела, что он покраснел, и желала знать, почему.

She had seen him blush and wished to know why.

– Ну, потом где ж ты был?

‘Well, and where did you go after that?’

– Стива ужасно упрашивал меня поехать к Анне Аркадьевне.

‘Stiva was terribly insistent on going to see Anna Arkadyevna.’

И, сказав это, Лёвин покраснел ещё больше,

Having said that, Levin blushed still more,

и сомнения его о том, хорошо ли, или дурно он сделал, поехав к Анне,

and his doubts about whether he had done a good or a bad thing by going to see Anna

были окончательно разрешены.

were finally resolved.

Он знал теперь, что этого не надо было делать.

He now knew that he should not have done it.

Глаза Кити особенно раскрылись и блеснули при имени Анны,

Kitty’s eyes opened especially wide and flashed at the name of Anna,

но, сделав усилие над собой, она скрыла своё волнение и обманула его.

but with effort she concealed her agitation and deceived him.

– А! – только сказала она.

‘Ah!’ was all she said.

– Ты, верно, не будешь сердиться, что я поехал.

‘You surely won’t be angry that I went.

Стива просил, и Долли желала этого, – продолжал Лёвин.

Stiva asked me to, and Dolly also wanted it,’ Levin continued.

– О нет, – сказала она,

‘Oh, no,’ she said,

но в глазах её он видел усилие над собой, не обещавшее ему ничего доброго.

but he saw the effort in her eyes, which boded him no good.

– Она очень милая, очень, очень жалкая, хорошая женщина, – говорил он,

‘She’s a very nice, a very, very pitiful and good woman,’ he said,

рассказывая про Анну, её занятия и про то, что она велела сказать.

telling her about Anna, her occupations, and what she had asked him to tell her.

– Да, разумеется, она очень жалкая, – сказала Кити, когда он кончил. 

‘Yes, to be sure, she’s very pitiful,’ said Kitty, when he had finished.

– От кого ты письмо получил?

‘Who was your letter from?’

Он сказал ей и, поверив её спокойному тону, пошёл раздеваться.

He told her and, believing in her calm tone, went to undress.

Вернувшись, он застал Кити на том же кресле.

Coming back, he found Kitty in the same armchair.

Когда он подошёл к ней, она взглянула на него и зарыдала.

When he went up to her, she looked at him and burst into tears.

– Что? что? – спрашивал он, уж зная вперёд, что.

‘What is it? What is it?’ he asked, already knowing what.

– Ты влюбился в эту гадкую женщину,

‘You’ve fallen in love with that nasty woman.

она обворожила тебя.

She’s bewitched you.

Я видела по твоим глазам… Да, да!

I saw it in your eyes. Yes, yes!

Что ж может выйти из этого?

What can come of it?

Ты в клубе пил, пил, играл и потом поехал… к кому?

You drank at the club, drank, gambled, and then went… to whom?

Нет, уедем…

No, let’s go away …

Завтра я уеду.

Tomorrow I’m going away.’

Долго Лёвин не мог успокоить жену.

It took Levin a long time to calm his wife down.

Наконец он успокоил её, только признавшись, что чувство жалости в соединении с вином сбили его

When he finally did, it was only by confessing that the feeling of pity, along with the wine, had thrown him off guard

и он поддался хитрому влиянию Анны

and made him yield to Anna’s cunning influence,

и что он будет избегать её.

and that he was going to avoid her.

Одно, в чём он искреннее всего признавался,

The one thing he confessed most sincerely of all

было то, что, живя так долго в Москве, за одними разговорами, едой и питьём,

was that, living so long in Moscow, just talking, eating and drinking,

он ошалел.

he had got befuddled.

Они проговорили до трёх часов ночи.

They talked till three o’clock in the morning.

Только в три часа они настолько примирились, что могли заснуть.

Only at three o’clock were they reconciled enough to be able to fall asleep.

XII

XII

Проводив гостей, Анна, не садясь, стала ходить взад и вперёд по комнате.

After seeing her guests off, Anna began pacing up and down the room without sitting down.

Хотя она бессознательно (как она действовала в это последнее время в отношении ко всем молодым мужчинам) целый вечер делала всё возможное

Though for the whole evening (lately she had acted the same way towards all young men) she had unconsciously done everything she could

для того, чтобы возбудить в Лёвине чувство любви к себе,

to arouse a feeling of love for her in Levin,

и хотя она знала, что она достигла этого,

and though she knew that she had succeeded in it,

насколько это возможно в отношении к женатому честному человеку и в один вечер,

as far as one could with regard to an honest, married man in one evening,

и хотя он очень понравился ей

and though she liked him very much

(несмотря на резкое различие, с точки зрения мужчин,

(despite the sharp contrast, from a man’s point of view,

между Вронским и Лёвиным,

between Levin and Vronsky,

она, как женщина, видела в них то самое общее,

as a woman she saw what they had in common,

за что и Кити полюбила и Вронского и Лёвина),

for which Kitty, too, had loved them both),

как только он вышел из комнаты, она перестала думать о нём.

as soon as he left the room, she stopped thinking about him.

Одна и одна мысль неотвязно в разных видах преследовала её.

One and only one thought relentlessly pursued her in various forms.

«Если я так действую на других, на этого семейного, любящего человека,

‘If I have such an effect on others, on this loving family man,

отчего же он так холоден ко мне?..

why is he so cold to me? …

и не то что холоден, он любит меня, я это знаю.

or not really cold, he loves me, I know that.

Но что-то новое теперь разделяет нас.

But something new separates us now.

Отчего нет его целый вечер?

Why was he gone all evening?

Он велел сказать со Стивой, что не может оставить Яшвина и должен следить за его игрой.

He sent word with Stiva that he could not leave Yashvin and had to watch over his gambling.

Что за дитя Яшвин?

Is Yashvin a child?

Но положим, что это правда.

But suppose it’s true.

Он никогда не говорит неправды.

He never tells lies.

Но в этой правде есть другое.

But there’s something else in this truth.

Он рад случаю показать мне, что у него есть другие обязанности.

He’s glad of an occasion to show me that he has other responsibilities.

Я это знаю, я с этим согласна.

I know that, I agree with it.

Но зачем доказывать мне это?

But why prove it to me?

Он хочет доказать мне, что его любовь ко мне не должна мешать его свободе.

He wants to prove to me that his love for me shouldn’t hinder his freedom.

Но мне не нужны доказательства, мне нужна любовь.

But I don’t need proofs, I need love.

Он бы должен был понять всю тяжесть этой жизни моей здесь, в Москве.

He ought to have understood all the difficulty of my life here in Moscow.

Разве я живу?

Do I live?

Я не живу, а ожидаю развязки, которая всё оттягивается и оттягивается.

I don’t live, I wait for a denouement that keeps being postponed.

Ответа опять нет!

Again there’s no answer!

И Стива говорит, что он не может ехать к Алексею Александровичу.

And Stiva says he can’t go to Alexei Alexandrovich.

А я не могу писать ещё.

And I can’t write again.

Я ничего не могу делать, ничего начинать, ничего изменять,

I can’t do anything, start anything, change anything.

я сдерживаю себя, жду, выдумывая себе забавы

I restrain myself, wait, invent amusements for myself

– семейство англичанина, писание, чтение,

– the Englishman’s family, writing, reading

но всё это только обман, всё это тот же морфин.

– but it’s all only a deception, the same morphine again.

Он бы должен пожалеть меня», – говорила она,

He ought to pity me,’ she said,

чувствуя, как слёзы жалости о себе выступают ей на глаза.

feeling tears of self-pity come to her eyes.

Она услыхала порывистый звонок Вронского и поспешно утёрла эти слёзы,

She heard Vronsky’s impetuous ring and hastily wiped her tears,

и не только утёрла слёзы, но села к лампе и развернула книгу, притворившись спокойною.

and not only wiped them but sat down by the lamp and opened the book, pretending to be calm.

Надо было показать ему, что она недовольна тем, что он не вернулся, как обещал,

She had to show him that she was displeased that he had not come back as he had promised,

только недовольна,

only displeased,

но никак не показывать ему своего горя и, главное, жалости о себе.

but in no way show him her grief and least of all her self-pity.

Ей можно было жалеть о себе, но не ему о ней.

She might have pity for herself, but not he for her.

Она не хотела борьбы, упрекала его за то, что он хотел бороться,

She did not want to fight, she reproached him for wanting to fight,

но невольно сама становилась в положение борьбы.

but involuntarily she herself assumed a fighting position.

– Ну, ты не скучала? – сказал он, оживлённо и весело подходя к ней. 

‘Well, you weren’t bored?’ he said, coming up to her, cheerful and animated.

– Что за страшная страсть – игра!

‘What a terrible passion – gambling!’

– Нет, я не скучала и давно уж выучилась не скучать.

‘No, I wasn’t bored, I learned long ago not to be bored.

Стива был и Лёвин.

Stiva was here, and Levin.’

– Да, они хотели к тебе ехать.

‘Yes, they wanted to come and see you.

Ну, как тебе понравился Лёвин? – сказал он, садясь подле неё.

Well, how do you like Levin?’ he said, sitting beside her.

– Очень. Они недавно уехали.

‘Very much. They left not long ago.

Что же сделал Яшвин?

What did Yashvin do?’

– Был в выигрыше, семнадцать тысяч.

‘He was winning – seventeen thousand.

Я его звал.

I called him.

Он совсем было уж поехал.

He was just about to leave.

Но вернулся опять и теперь в проигрыше.

But he went back and now he’s losing again.’

– Так для чего же ты оставался? – спросила она, вдруг подняв на него глаза.

‘What good was your staying then?’ she asked, suddenly raising her eyes to him.

Выражение её лица было холодное и неприязненное. 

The expression on her face was cold and inimical.

– Ты сказал Стиве, что останешься, чтоб увезти Яшвина.

‘You told Stiva you were staying to take Yashvin away.

А ты оставил же его.

And you left him there.’

То же выражение холодной готовности к борьбе выразилось и на его лице.

The same expression of cold readiness for a fight also showed on his face.

– Во-первых, я его ничего не просил передавать тебе,

‘First of all, I didn’t ask him to convey anything to you;

во-вторых, я никогда не говорю неправды.

second, I never tell lies.

А главное, я хотел остаться и остался, – сказал он хмурясь. 

And the main thing is that I wanted to stay and so I did,’ he said, frowning.

– Анна, зачем, зачем? – сказал он после минуты молчания, перегибаясь к ней,

‘Anna, why, why?’ he said, after a moment’s silence, leaning towards her

и открыл руку, надеясь, что она положит в неё свою.

and opening his hand, hoping she would put her hand in it.

Она была рада этому вызову к нежности.

She was glad of this invitation to tenderness.

Но какая-то странная сила зла не позволяла ей отдаться своему влечению,

But some strange power of evil would not allow her to yield to her impulse,

как будто условия борьбы не позволяли ей покориться.

as if the conditions of the fight did not allow her to submit.

– Разумеется, ты хотел остаться и остался.

‘Of course, you wanted to stay and so you did.

Ты делаешь всё, что ты хочешь.

You do whatever you like.

Но зачем ты говоришь мне это?

But why do you tell that to me?

Для чего? – говорила она, всё более разгорячаясь. 

Why?’ she said, becoming still angrier.

– Разве кто-нибудь оспаривает твои права?

‘Does anyone dispute your rights?

Но ты хочешь быть правым, и будь прав.

No, you want to be right, so be right.’

Рука его закрылась, он отклонился,

His hand closed, he drew back,

и лицо его приняло ещё более, чем прежде, упорное выражение.

and his face assumed a still more stubborn expression than before.

– Для тебя это дело упрямства, – сказала она,

‘For you it’s a matter of obstinacy,’ she said,

пристально поглядев на него и вдруг найдя название этому раздражавшему её выражению лица, 

looking intently at him and suddenly finding the name for that annoying expression on his face,

– именно упрямства.

‘precisely of obstinacy.

Для тебя вопрос, останешься ли ты победителем со мной, а для меня… 

For you it’s a question of whether you are victorious over me, but for me …’

– Опять ей стало жалко себя, и она чуть не заплакала. 

Again she felt pity for herself and she all but wept.

– Если бы ты знал, в чём для меня дело!

‘If you knew what it is for me!

Когда я чувствую, как теперь,

When I feel, as I do now,

что ты враждебно, именно враждебно относишься ко мне,

that you look at me with hostility – yes, with hostility

если бы ты знал, что это для меня значит!

– if you knew what that means for me!

Если бы ты знал, как я близка к несчастию в эти минуты,

If you knew how close I am to disaster in these moments,

как я боюсь, боюсь себя! 

how afraid I am, afraid of myself!’

– И она отвернулась, скрывая рыдания.

And she turned away, hiding her sobs.

– Да о чём мы? – сказал он,

‘But what is this all about?’ he said,

ужаснувшись пред выражением её отчаянья

horrified at the expression of her despair

и опять перегнувшись к ней и взяв её руку и целуя её. 

and, leaning towards her again, he took her hand and kissed it.

– За что? Разве я ищу развлечения вне дома?

‘Why? Do I look for outside amusements?

Разве я не избегаю общества женщин?

Don’t I avoid other women’s company?’

– Ещё бы! – сказала она.

‘I should hope so!’ she said.

– Ну, скажи, что я должен делать, чтобы ты была покойна?

‘Well, tell me, what must I do to set you at peace?

Я всё готов сделать для того, чтобы ты была счастлива, – говорил он, тронутый её отчаянием, 

I’m ready to do anything to make you happy,’ he said, moved by her despair.

– чего же я не сделаю, чтоб избавить тебя от горя какого-то, как теперь, Анна! – сказал он.

‘There’s nothing I won’t do to deliver you from such grief as now, Anna!’ he said.

– Ничего, ничего. – сказала она. 

‘Never mind, never mind!’ she said.

– Я сама не знаю:

‘I myself don’t know:

– одинокая ли жизнь, нервы…

maybe it’s the lonely life, nerves …

Ну, не будем говорить.

Well, let’s not speak of it.

Что ж бега? ты мне не рассказал, – спросила она,

How was the race? You haven’t told me,’ she asked,

стараясь скрыть торжество победы, которая всё-таки была на её стороне.

trying to hide her triumph at the victory, which after all was on her side.

Он спросил ужинать и стал рассказывать ей подробности бегов;

He asked for supper and began telling her the details of the race;

но в тоне, во взглядах его, всё более и более делавшихся холодными,

but in his tone, in his eyes, which grew colder and colder,

она видела, что он не простил ей её победу,

she saw that he did not forgive her the victory,

что то чувство упрямства, с которым она боролась, опять устанавливалось в нём.

that the feeling of obstinacy she had fought against was there in him again.

Он был к ней холоднее, чем прежде,

He was colder to her than before,

как будто он раскаивался в том, что покорился.

as if he repented of having given in.

И она, вспомнив те слова, которые дали ей победу, именно:

And, recalling the words that had given her the victory

– «Я близка к ужасному несчастью и боюсь себя», 

– ‘I’m close to terrible disaster and afraid of myself’

– поняла, что оружие это опасно

– she realized that this was a dangerous weapon

и что его нельзя будет употребить другой раз.

and that she could not use it a second time.

А она чувствовала, что рядом с любовью, которая связывала их,

She felt that alongside the love that bound them,

установился между ними злой дух какой-то борьбы,

there had settled between them an evil spirit of some sort of struggle,

которого она не могла изгнать ни из его, ни, ещё менее, из своего сердца.

which she could not drive out of his heart and still less out of her own.

XIII

XIII

Нет таких условий, к которым человек не мог бы привыкнуть,

There are no conditions to which a person cannot grow accustomed,

в особенности если он видит, что все окружающие его живут так же.

especially if he sees that everyone around him lives in the same way.

Лёвин не поверил бы три месяца тому назад,

Levin would not have believed three months earlier

что мог бы заснуть спокойно в тех условиях, в которых он был нынче;

that he could fall peacefully asleep in circumstances such as he was in now;

чтобы, живя бесцельною, бестолковою жизнию,

that, living an aimless, senseless life,

притом жизнию сверх средств,

a life also beyond his means,

после пьянства

after drunkenness

(иначе он не мог назвать того, что было в клубе),

(he could not call what had happened at the club by any other name),

нескладных дружеских отношений с человеком, в которого когда-то была влюблена жена,

an awkward friendliness shown to a man with whom his wife had once been in love,

и ещё более нескладной поездки к женщине,

and a still more awkward visit to a woman

которую нельзя было иначе назвать, как потерянною,

who could be called nothing other than fallen,

и после увлечения своего этою женщиной и огорчения жены, 

and having been attracted to that woman, thus upsetting his wife

– чтобы при этих условиях он мог заснуть покойно.

– that in such circumstances he could fall peacefully asleep.

Но под влиянием усталости, бессонной ночи и выпитого вина

But under the influence of fatigue, a sleepless night and the wine he had drunk,

он заснул крепко и спокойно.

he slept soundly and peacefully.

В пять часов скрип отворённой двери разбудил его.

At five o’clock he was awakened by the creak of an opening door.

Он вскочил и оглянулся.

He sat up and looked around.

Кити не было на постели подле него.

Kitty was not in bed beside him.

Но за перегородкой был движущийся свет, и он слышал её шаги.

But there was a light moving behind the partition, and he heard her steps.

– Что?.. что? – проговорил он спросонья. 

‘What?… What is it?’ he asked, half awake.

– Кити! Что?

‘Kitty! What is it?’

– Ничего, – сказала она, со свечой в руке выходя из-за перегородки. 

‘Nothing,’ she said, coming from behind the partition with a candle in her hand.

– Ничего. Мне нездоровилось, – сказала она,

‘Nothing. I wasn’t feeling well,’ she said,

улыбаясь особенно милою и значительною улыбкой.

smiling with an especially sweet and meaningful smile.

– Что? началось, началось? – испуганно проговорил он. 

‘What? It’s starting? Is it starting?’ he said fearfully.’

– Надо послать, – и он торопливо стал одеваться.

We must send .. .’ And he hastily began to get dressed.

– Нет, нет, – сказала она, улыбаясь и удерживая его рукой. 

‘No, no,’ she said, smiling and holding him back.

– Наверное, ничего.

‘It’s probably nothing.

Мне нездоровилось только немного.

I just felt slightly unwell.

Но теперь прошло.

But it’s over now.’

И она, подойдя к кровати, потушила свечу, легла и затихла.

And, coming to the bed, she put out the candle, lay down and was quiet.

Хотя ему и подозрительна была тишина её как будто сдерживаемого дыханья

Though he was suspicious of that quietness, as if she were holding her breath,

и более всего выражение особенной нежности и возбуждённости,

and most of all of the expression of special tenderness and excitement

с которою она, выходя из-за перегородки, сказала ему «ничего»,

with which she had said ‘Nothing’ to him, as she came from behind the partition,

ему так хотелось спать, что он сейчас же заснул.

he was so sleepy that he dozed off at once.

Только уж потом он вспомнил тишину её дыханья

Only later did he remember the quietness of her breathing

и понял всё, что происходило в её дорогой, милой душе

and understand what had been going on in her dear, sweet soul

в то время, как она, не шевелясь, в ожидании величайшего события в жизни женщины, лежала подле него.

while she lay beside him, without stirring, awaiting the greatest event in a woman’s life.

В семь часов его разбудило прикосновение её руки к плечу и тихий шёпот.

At seven o’clock he was awakened by the touch of her hand on his shoulder and a soft whisper.

Она как будто боролась между жалостью разбудить его и желанием говорить с ним.

It was as if she were struggling between being sorry to awaken him and the wish to speak to him.

– Костя, не пугайся. Ничего.

‘Kostya, don’t be frightened. It’s nothing.

Но кажется… Надо послать за Лизаветой Петровной.

But I think … We must send for Lizaveta Petrovna.’

Свеча опять была зажжена.

The candle was burning again.

Она сидела на кровати и держала в руке вязанье, которым она занималась последние дни.

She was sitting on the bed holding her knitting, which she had busied herself with during the last few days.

– Пожалуйста, не пугайся, ничего.

‘Please don’t be frightened, it’s nothing.

Я не боюсь нисколько, – увидав его испуганное лицо, сказала она

I’m not afraid at all,’ she said, seeing his frightened face,

и прижала его руку к своей груди, потом к своим губам.

and she pressed his hand to her breast, then to her lips.

Он поспешно вскочил, не чувствуя себя и не спуская с неё глаз,

He hastily jumped out of bed, unaware of himself and not taking his eyes off her,

надел халат и остановился, всё глядя на неё.

put on his dressing gown, and stood there, still looking at her.

Надо было идти, но он не мог оторваться от её взгляда.

He had to go, but he could not tear himself from her eyes.

Он ли не любил её лица, не знал её выражения, её взгляда,

Not that he did not love her face and know her expression, her gaze,

но он никогда не видал её такою.

but he had never seen her like that.

Как гадок и ужасен он представлялся себе, вспомнив вчерашнее огорчение её, пред нею,

When he remembered how upset she had been yesterday, how vile and horrible he appeared to himself before her

какою она была теперь!

as she was now!

Зарумянившееся лицо её,

Her flushed face,

окружённое выбившимися из-под ночного чепчика мягкими волосами,

surrounded by soft hair coming from under her night-cap,

сияло радостью и решимостью.

shone with joy and resolution.

Как ни мало было неестественности и условности в общем характере Кити,

However little unnaturalness and conventionality there was in Kitty’s character generally,

Лёвин был всё-таки поражён тем, что обнажалось теперь пред ним,

Levin was still struck by what was uncovered to him now,

когда вдруг все покровы были сняты

when all the veils were suddenly taken away

и самое ядро её души светилось в её глазах.

and the very core of her soul shone in her eyes.

И в этой простоте и обнажённости она, та самая, которую он любил, была ещё виднее.

And in that simplicity and nakedness she, the very one he loved, was still more visible.

Она, улыбаясь, смотрела на него;

She looked at him and smiled;

но вдруг брови её дрогнули,

but suddenly her eyebrows twitched,

она подняла голову и, быстро подойдя к нему, взяла его за руку

she raised her head and, quickly going up to him, took his hand

и вся прижалась к нему, обдавая его своим горячим дыханием.

and pressed all of herself to him, so that he could feel her hot breath on him.

Она страдала и как будто жаловалась ему на свои страданья.

She was suffering and seemed to be complaining to him of her suffering.

И ему в первую минуту по привычке показалось, что он виноват.

And by habit, in the first moment, he thought that he was to blame.

Но во взгляде её была нежность,

But there was a tenderness in her eyes

которая говорила, что она не только не упрекает его, но любит за эти страдания.

that said she not only did not reproach him but loved him for these sufferings.

«Если не я, то кто же виноват в этом?» – невольно подумал он,

‘If it’s not I, then who is to blame for this?’ he thought involuntarily,

отыскивая виновника этих страданий, чтобы наказать его;

looking for the one to blame in order to punish him;

но виновника не было.

but there was no one to blame.

Хоть и нет виновника, то нельзя ли просто помочь ей, избавить её,

No one was to blame, but then was it not possible simply to help her, to free her?

но и этого нельзя было, не нужно было.

But that, too, was impossible, was not needed.

Она страдала, жаловалась, и торжествовала этими страданиями,

She suffered, complained and yet triumphed in these sufferings,

и радовалась ими, и любила их.

and rejoiced in them, and loved them.

Он видел, что в душе её совершалось что-то прекрасное,

He saw that something beautiful was being accomplished in her soul,

но что? – он не мог понять.

but what – he could not understand.

Это было выше его понимания.

It was above his understanding.

– Я послала к мама́.

‘I’ve sent for mama.

А ты поезжай скорей за Лизаветой Петровной…

And you go quickly for Lizaveta Petrovna …

Костя!.. Ничего, прошло.

Kostya!… Never mind, it’s over.’

Она отошла от него и позвонила.

She moved away from him and rang the bell.

– Ну, вот иди теперь, Паша идёт.

‘Well, go now. Pasha’s coming.

Мне ничего.

I’m all right.’

И Лёвин с удивлением увидел, что она взяла вязанье, которое она принесла ночью, и опять стала вязать.

And with surprise Levin saw her take up the knitting she had brought during the night and begin to knit again.

В то время как Лёвин выходил в одну дверь,

As he was going out of one door,

он слышал, как в другую входила девушка.

he heard the maid come in the other.

Он остановился у двери и слышал, как Кити отдавала подробные приказания девушке

He stopped in the doorway and heard Kitty give detailed orders to the maid

и сама с нею стала передвигать кровать.

and help her to start moving the bed.

Он оделся и, пока закладывали лошадей,

He got dressed and, while the horse was being harnessed,

так как извозчиков ещё не было,

since there were no cabs yet,

опять вбежал в спальню и не на цыпочках, а на крыльях, как ему казалось.

again ran to the bedroom, not on tiptoe but on wings, as it seemed to him.

Две девушки озабоченно перестанавливали что-то в спальне.

Two maids with a preoccupied air were moving something in the bedroom.

Кити ходила и вязала, быстро накидывая петли, и распоряжалась.

Kitty was walking and knitting, quickly throwing over the stitches as she gave orders.

– Я сейчас еду к доктору.

‘I’m going for the doctor now.

За Лизаветой Петровной поехали, но я ещё заеду.

They’ve sent for Lizaveta Petrovna, but I’ll call there, too.

Не нужно ли что? Да, к Долли?

Do we need anything else? Ah, yes, shall I send for Dolly?’

Она посмотрела на него, очевидно не слушая того, что он говорил.

She looked at him, obviously not listening to what he was saying.

– Да, да. Иди, иди, – быстро проговорила она, хмурясь и махая на него рукой.

‘Yes, yes. Go, go,’ she said quickly, frowning and waving her hand at him.

Он уже выходил в гостиную,

He was going into the drawing room

как вдруг жалостный, тотчас же затихший стон раздался из спальни.

when he suddenly heard a pitiful, instantly fading moan from the bedroom.

Он остановился и долго не мог понять.

He stopped and for a long time could not understand.

«Да, это она», – сказал он сам себе и, схватившись за голову, побежал вниз.

‘Yes, it’s she,’ he said to himself and, clutching his head, he ran down the stairs.

– Господи, помилуй! прости, помоги! – твердил он как-то вдруг неожиданно пришедшие на уста ему слова.

‘Lord, have mercy, forgive us, help us!’ he repeated words that somehow suddenly came to his lips.

И он, неверующий человек, повторял эти слова не одними устами.

And he, an unbeliever, repeated these words not just with his lips.

Теперь, в эту минуту, он знал,

Now, in that moment, he knew

что все не только сомнения его,

that neither all his doubts,

но та невозможность по разуму верить, которую он знал в себе,

nor the impossibility he knew in himself of believing by means of reason,

нисколько не мешают ему обращаться к богу.

hindered him in the least from addressing God.

Всё это теперь, как прах, слетело с его души.

It all blew off his soul like dust.

К кому же ему было обращаться,

To whom was he to turn

как не к тому, в чьих руках он чувствовал себя, свою душу и свою любовь?

if not to Him in whose hands he felt himself, his soul and his love to be?

Лошадь не была ещё готова,

The horse was still not ready,

но, чувствуя в себе особенное напряжение физических сил

but feeling in himself a special straining of physical powers

и внимания к тому, что предстояло делать,

and of attention to what he was going to do,

чтобы не потерять ни одной минуты,

so as not to lose a single minute,

он, не дожидаясь лошади, вышел пешком и приказал Кузьме догонять себя.

he started on foot without waiting for the horse, telling Kuzma to catch up with him.

На углу он встретил спешившего ночного извозчика.

At the corner he met a speeding night cab.

На маленьких санках, в бархатном салопе, повязанная платком, сидела Лизавета Петровна.

In the small sleigh sat Lizaveta Petrovna in a velvet cloak, with a kerchief wrapped round her head.

«Слава богу, слава богу!» – проговорил он,

‘Thank God, thank God,’ he said,

с восторгом узнав её, теперь имевшее особенно серьёзное, даже строгое выражение, маленькое белокурое лицо.

recognizing with delight her small blond face, which now wore an especially serious, even stern, expression.

Не приказывая останавливаться извозчику, он побежал назад рядом с нею.

He ran back alongside her without telling the driver to stop.

– Так часа два. Не больше, – сказала она. 

‘So it’s been about two hours? Not more?’ she asked.

– Вы застанете Петра Дмитрича, только не торопите его.

‘You’ll find Pyotr Dmitrich, only don’t rush him.

Да возьмите опиуму в аптеке.

And get some opium at the apothecary’s.’

– Так вы думаете, что может быть благополучно?

‘So you think it may be all right?

Господи, помилуй и помоги! – проговорил Лёвин, увидав свою выезжавшую из ворот лошадь.

Lord have mercy and help us!’ said Levin, seeing his horse come through the gate.

Вскочив в сани рядом с Кузьмой, он велел ехать к доктору.

Jumping into the sleigh beside Kuzma, he told him to go to the doctor’s.

XIV

XIV

Доктор ещё не вставал,

The doctor was not up yet,

и лакей сказал, что «поздно легли и не приказали будить, а встанут скоро».

and the footman said he ‘went to bed late and was not to be awakened, but would be getting up soon’.

Лакей чистил ламповые стёкла и казался очень занят этим.

The footman was cleaning the lamp-glasses and seemed to be very absorbed in it.

Эта внимательность лакея к стёклам и равнодушие к совершавшемуся у Лёвина сначала изумили его,

His attention to the glasses and indifference to what was happening at home at first astounded Levin,

но тотчас, одумавшись, он понял, что никто не знает и не обязан знать его чувств

but, thinking better, he realized at once that no one knew or was obliged to know his feelings,

и что тем более надо действовать спокойно, обдуманно и решительно,

and that his actions had to be all the more calm, thoughtful and resolute,

чтобы пробить эту стену равнодушия и достигнуть своей цели.

so as to break through this wall of indifference and achieve his goal.

«Не торопиться и ничего не упускать», – говорил себе Лёвин,

‘Don’t rush and don’t overlook anything,’ Levin said to himself,

чувствуя всё больший и больший подъём физических сил и внимания ко всему тому, что предстояло сделать.

feeling a greater and greater upsurge of physical strength and attentiveness to all he was going to do.

Узнав, что доктор ещё не вставал,

Having learned that the doctor was not up yet,

Лёвин из разных планов, представлявшихся ему, остановился на следующем:

Levin, out of all the plans he could think of, settled on the following:

– Кузьме ехать с запиской к другому доктору,

Kuzma would go with a note to another doctor;

а самому ехать в аптеку за опиумом,

he himself would go to the pharmacy to get the opium,

а если, когда он вернётся, доктор ещё не встанет,

and if, when he came back, the doctor was still not up,

то, подкупив лакея или насильно, если тот не согласится,

he would bribe the footman or, if he refused,

будить доктора во что бы то на стало.

awaken the doctor by force at all costs.

В аптеке худощавый провизор с тем же равнодушием, с каким лакей чистил стёкла,

At the apothecary’s a lean dispenser, with the same indifference with which the footman had cleaned the glasses,

печатал облаткой порошки для дожидавшегося кучера и отказал в опиуме.

was compressing powders into pills for a waiting coachman and refused him the opium.

Стараясь не торопиться и не горячиться,

Trying not to hurry or become angry,

назвав имена доктора и акушерки и объяснив, для чего нужен опиум, Лёвин стал убеждать его.

Levin began persuading him, giving him the names of the doctor and the midwife and explaining what the opium was needed for.

Провизор спросил по-немецки совета, отпустить ли,

The dispenser asked in German for advice about providing the medicine

и, получив из-за перегородки согласие,

and, getting approval from behind a partition,

достал пузырёк, воронку, медленно отлил из большого в маленький,

took out a bottle and a funnel, slowly poured from the big bottle into a small one,

наклеил ярлычок, запечатал, несмотря на просьбы Лёвина не делать этого,

stuck on a label, sealed it, despite Levin’s requests that he not do so,

и хотел ещё завёртывать.

and also wanted to wrap it up.

Этого Лёвин уже не мог выдержать;

That was more than Levin could bear;

он решительно вырвал у него из рук пузырёк и побежал в большие стеклянные двери.

he resolutely tore the bottle from his hands and ran out through the big glass door.

Доктор не вставал ещё,

The doctor was not up yet,

и лакей, занятый теперь постилкой ковра, отказался будить.

and the footman, now occupied with spreading a carpet, refused to wake him.

Лёвин, не торопясь, достал десятирублёвую бумажку

Levin unhurriedly took out a ten-rouble note

и, медленно выговаривая слова, но и не теряя времени, подал ему бумажку и объяснил, что Пётр Дмитрич

and, articulating the words slowly, yet wasting no time, handed him the note and explained that Pyotr Dmitrich

(как велик и значителен казался теперь Лёвину прежде столь неважный Пётр Дмитрич!)

(how great and significant the previously unimportant Pyotr Dmitrich now seemed to Levin!)

обещал быть во всякое время,

had promised to come at any time,

что он, наверно, не рассердится, и потому чтобы он будил сейчас.

that he would certainly not be angry, and therefore he must wake him at once.

Лакей согласился, пошёл наверх и попросил Лёвина в приёмную.

The footman consented and went upstairs, inviting Levin into the consulting room.

Лёвину слышно было за дверью, как кашлял, ходил, мылся и что-то говорил доктор.

Through the door Levin could hear the doctor coughing, walking about, washing and saying something.

Прошло минуты три;

Some three minutes passed;

Лёвину казалось, что прошло больше часа.

to Levin they seemed more like an hour.

Он не мог более дожидаться.

He could not wait any longer.

– Пётр Дмитрич, Пётр Дмитрич! – умоляющим голосом заговорил он в отворённую дверь. 

‘Pyotr Dmitrich, Pyotr Dmitrich!’ he said in a pleading voice through the open door.

– Ради бога, простите меня.

‘For God’s sake, forgive me.

Примите меня, как есть.

Receive me as you are.

Уже более двух часов.

It’s already been more than two hours.’

– Сейчас, сейчас! – отвечал голос,

‘Coming, coming!’ replied the voice,

и Лёвин с изумлением слышал, что доктор говорил это улыбаясь.

and Levin was amazed to hear the doctor chuckle as he said it.

– На одну минутку…

‘For one little moment…’

– Сейчас.

‘Coming!’

Прошло ещё две минуты, пока доктор надевал сапоги,

Two more minutes went by while the doctor put his boots on,

и ещё две минуты, пока доктор надевал платье и чесал голову.

and another two minutes while he put his clothes on and combed his hair.

– Пётр Дмитрич! – жалостным голосом начал было опять Лёвин,

‘Pyotr Dmitrich!’ Levin began again in a pitiful voice;

но в это время вышел доктор, одетый и причёсанный.

but just then the doctor came out, dressed and combed.

«Нет совести у этих людей, – подумал Лёвин. 

‘These people have no shame,’ thought Levin,

– Чесаться, пока мы погибаем!»

‘combing his hair while we perish!’

– Доброе утро! – подавая ему руку и точно дразня его своим спокойствием, сказал ему доктор. 

‘Good morning!’ the doctor said to him, holding out his hand, as if teasing him with his calmness.

– Не торопитесь. Ну-с?

‘Don’t be in a hurry. Well, sir?’

Стараясь как можно быть обстоятельнее,

Trying to be as thorough as possible,

Лёвин начал рассказывать все ненужные подробности о положении жены,

Levin began to give all the unnecessary details of his wife’s condition,

беспрестанно перебивая свой рассказ просьбами о том, чтобы доктор сейчас же с ним поехал.

constantly interrupting his story with requests that the doctor come with him at once.

– Да вы не торопитесь.

‘Don’t you be in a hurry.

Ведь вы не знаете.

You see, I’m probably not even needed,

Я не нужен, наверное, но я обещал и, пожалуй, приеду.

but I promised and so I’ll come if you like.

Но спеху нет.

But there’s no hurry.

Вы садитесь, пожалуйста, не угодно ли кофею?

Sit down, please. Would you care for some coffee?’

Лёвин посмотрел на него, спрашивая взглядом, смеётся ли он над ним.

Levin looked at him, asking with his eyes whether he was laughing at him.

Но доктор и не думал смеяться.

But the doctor never even thought of laughing.

– Знаю-с, знаю, – сказал доктор улыбаясь, 

‘I know, sir, I know,’ the doctor said, smiling,

– я сам семейный человек;

‘I’m a family man myself;

но мы, мужья, в эти минуты самые жалкие люди.

but in these moments we husbands are the most pathetic people.

У меня есть пациентка, так её муж при этом всегда убегает в конюшню.

I have a patient whose husband always runs out to the stable on such occasions.’

– Но как вы думаете, Пётр Дмитрич?

‘But what do you think, Pyotr Dmitrich?

Вы думаете, что может быть благополучно?

Do you think it may end well?’

– Все данные за благополучный исход.

‘All the evidence points to a good outcome.’

– Так вы сейчас приедете? – сказал Лёвин,

‘Then you’ll come now?’ said Levin,

со злобой глядя на слугу, вносившего кофей.

looking spitefully at the servant who brought the coffee.

– Через часик.

‘In about an hour.’

– Нет, ради бога!

‘No, for God’s sake!’

– Ну, так дайте кофею напьюсь.

‘Well, let me have some coffee first.’

Доктор взялся за кофей.

The doctor began on his coffee.

Оба помолчали.

The two were silent.

– Однако турок-то бьют решительно.

‘The Turks are certainly taking a beating, though.

Вы читали вчерашнюю телеграмму? – сказал доктор, пережёвывая булку.

Did you read yesterday’s dispatch?’ the doctor said, chewing his roll.

– Нет, я не могу! – сказал Лёвин, вскакивая. 

‘No, I can’t stand it!’ said Levin, jumping up.

– Так через четверть часа вы будете?

‘So you’ll be there in a quarter of an hour?’

– Через полчаса.

‘In half an hour.’

– Честное слово?

‘Word of honour?’

Когда Лёвин вернулся домой, он съехался с княгиней,

When Levin returned home, he drove up at the same time as the princess,

и они вместе подошли к двери спальни.

and together they went to the bedroom door.

У княгини были слёзы на глазах, и руки её дрожали.

There were tears in the princess’s eyes and her hands were trembling.

Увидав Лёвина, она обняла его и заплакала.

Seeing Levin, she embraced him and wept.

– Ну что, душенька Лизавета Петровна, – сказала она,

‘What news, darling Lizaveta Petrovna?’ she said,

хватая за руку вышедшую им навстречу с сияющим и озабоченным лицом Лизавету Петровну.

seizing the hand of Lizaveta Petrovna, who came out to meet them with a radiant and preoccupied face.

– Идёт хорошо, – сказала она, – уговорите её лечь.

‘It’s going well,’ she said. ‘Persuade her to lie down.

Легче будет.

It will be easier.’

С той минуты, как он проснулся и понял, в чём дело,

From the moment he had woken up and realized what was happening,

Лёвин приготовился на то, чтобы, не размышляя, не предусматривая ничего, заперев все мысли и чувства, твёрдо, не расстраивая жену, а, напротив, успокоивая и поддерживая её храбрость, перенести то, что предстоит ему.

Levin had prepared himself to endure what awaited him, without reflecting, without anticipating, firmly locking up all his thoughts and feelings, without upsetting his wife, but, on the contrary, calming and supporting her.

Не позволяя себе даже думать о том, что будет, чем это кончится,

Not allowing himself even to think of what would happen, of how it would end,

судя по расспросам о том, сколько это обыкновенно продолжается,

going by his inquiries about how long it usually lasts,

Лёвин в воображении своём приготовился терпеть и держать своё сердце в руках часов пять,

Levin had prepared himself in his imagination to endure and keep his heart under control for some five hours,

и ему это казалось возможно.

and that seemed possible to him.

Но когда он вернулся от доктора и увидал опять её страдания,

But when he came back from the doctor’s and again saw her sufferings,

он чаще и чаще стал повторять: –

he began to repeat more and more often:

«Господи, прости, помоги»,

‘Lord, forgive us and help us,’

вздыхать и поднимать голову кверху;

to sigh and lift up his eyes,

и почувствовал страх, что не выдержит этого, расплачется или убежит.

and he was afraid that he would not hold out, that he would burst into tears or run away.

Так мучительно ему было.

So tormenting it was for him.

А прошёл только час.

And only one hour had passed.

Но после этого часа прошёл ещё час, два, три,

But after that hour another hour passed, two, three,

все пять часов, которые он ставил себе самым дальним сроком терпения,

all five hours that he had set for himself as the furthest limit of his endurance,

и положение было всё то же;

and the situation was still the same;

и он всё терпел, потому что больше делать было нечего, как терпеть,

and he still endured, because there was nothing else he could do,

каждую минуту думая, что он дошёл до последних пределов терпения

thinking every moment that he had reached the final limit of endurance

и что сердце его вот-вот сейчас разорвётся от сострадания.

and that his heart was about to break from compassion.

Но проходили ещё минуты, часы и ещё часы,

But more minutes passed, hours and more hours,

и чувства его страдания и ужаса росли и напрягались ещё более.

and his feelings of suffering and dread grew and became more intense.

Все те обыкновенные условия жизни, без которых нельзя себе ничего представить,

All the ordinary circumstances of life, without which nothing could be imagined,

не существовали более для Лёвина.

ceased to exist for Levin.

Он потерял сознание времени.

He lost awareness of time.

То минуты, 

Sometimes minutes

– те минуты, когда она призывала его к себе,

– those minutes when she called him to her

и он держал её за потную, то сжимающую с необыкновенною силою, то отталкивающую его руку, 

and he held her sweaty hand, which now pressed his with extraordinary force, now pushed him away

– казались ему часами,

– seemed like hours to him,

то часы казались ему минутами.

and sometimes hours seemed like minutes.

Он был удивлён, когда Лизавета Петровна попросила его зажечь свечу за ширмами

He was surprised when Lizaveta Petrovna asked him to light a candle behind the screen,

и он узнал, что было уже пять часов вечера.

and he discovered that it was already five o’clock in the evening.

Если б ему сказали, что теперь только десять часов утра, он так же мало был бы удивлён.

If he had been told that it was now only ten o’clock in the morning, he would have been no more surprised.

Где он был в это время, он так же мало знал,

Where he had been during that time he did not know,

как и то, когда что было.

any more than he knew when things had happened.

Он видел её воспалённое, то недоумевающее и страдающее, то улыбающееся и успокаивающее его лицо.

He saw her burning face, bewildered and suffering, then smiling and comforting him.

Он видел и княгиню, красную, напряжённую, с распустившимися буклями седых волос

He saw the princess, red, tense, her grey hair uncurled,

и в слезах, которые она усиленно глотала, кусая губы,

biting her lips in an effort to hide her tears;

видел и Долли, и доктора, курившего толстые папиросы,

he saw Dolly, and the doctor smoking fat cigarettes,

и Лизавету Петровну, с твёрдым, решительным и успокаивающим лицом,

and Lizaveta Petrovna with her firm, resolute and comforting face,

и старого князя, гуляющего по зале с нахмуренным лицом.

and the old prince pacing the reception room with a frown.

Но как они приходили и выходили, где они были, он не знал.

But how they all came and went, and where they were, he did not know.

Княгиня была то с доктором в спальне, то в кабинете, где очутился накрытый стол;

The princess was now with the doctor in the bedroom, now in the study where a laid table had appeared;

то не она была, а была Долли.

then it was not she but Dolly.

Потом Лёвин помнил, что его посылали куда-то.

Then Levin remembered being sent somewhere.

Раз его послали перенести стол и диван.

Once he was sent to move a table and a sofa.

Он с усердием сделал это, думая, что это для неё нужно,

He did it zealously, thinking it was for her,

и потом только узнал, что это он для себя готовил ночлег.

and only later learned that he had prepared his own bed.

Потом его посылали к доктору в кабинет спрашивать что-то.

Then he was sent to the study to ask the doctor something.

Доктор ответил и потом заговорил о беспорядках в Думе.

The doctor answered and then began talking about the disorders in the Duma.

Потом посылали его в спальню к княгине принесть образ в серебряной золочёной ризе,

Then he was sent to the princess’s bedroom to fetch an icon in a gilded silver casing,

и он со старою горничной княгини лазил на шкапчик доставать и разбил лампадку,

and with the princess’s old maid he climbed up to take it from the top of a cabinet and broke the icon lamp;

и горничная княгини успокоивала его о жене и о лампадке,

the princess’s maid comforted him about his wife and the icon lamp,

и он принёс образ и поставил в головах Кити, старательно засунув его за подушки.

and he brought the icon and put it by Kitty’s head, carefully tucking it behind the pillow.

Но где, когда и зачем это всё было, он не знал.

But where, when, and why all this happened, he did not know.

Он не понимал тоже, почему княгиня брала его за руку

Nor did he know why the princess took him by the hand

и, жалостно глядя на него, просила успокоиться,

and, gazing pitifully at him, asked him to calm down,

и Долли уговаривала его поесть и уводила из комнаты,

why Dolly kept telling him to eat something and leading him out of the room,

и даже доктор серьёзно и с соболезнованием смотрел на него и предлагал капель.

and even the doctor looked at him gravely and commiseratingly and offered him some drops.

Он знал и чувствовал только, что то, что совершалось,

He knew and felt only that what was being accomplished

было подобно тому, что совершалось год тому назад в гостинице губернского города на одре смерти брата Николая.

was similar to what had been accomplished a year ago in a hotel in a provincial capital, on the deathbed of his brother Nikolai.

Но то было горе, – это была радость.

But that had been grief and this was joy.

Но и то горе и эта радость одинаково были вне всех обычных условий жизни,

But that grief and this joy were equally outside all ordinary circumstances of life,

были в этой обычной жизни как будто отверстия, сквозь которые показывалось что-то высшее.

were like holes in this ordinary life, through which something higher showed.

И одинаково тяжело, мучительно наступало совершающееся,

And just as painful, as tormenting in its coming, was what was now being accomplished;

и одинаково непостижимо при созерцании этого высшего

and just as inconceivably, in contemplating this higher thing,

поднималась душа на такую высоту, которой она никогда и не понимала прежде

the soul rose to such heights as it had never known before,

и куда рассудок уже не поспевал за нею.

where reason was no longer able to overtake it.

«Господи, прости и помоги», – не переставая твердил он себе,

‘Lord, forgive us and help us,’ he constantly repeated to himself,

несмотря на столь долгое и казавшееся полным отчуждение,

feeling, in spite of so long and seemingly so complete an estrangement,

чувствуя, что он обращается к богу точно так же доверчиво и просто, как и во времена детства и первой молодости.

that he was turning to God just as trustfully and simply as in his childhood and early youth.

Всё это время у него были два раздельные настроения.

All this time he had two separate moods.

Одно – вне её присутствия, с доктором,

One away from her presence, with the doctor,

курившим одну толстую папироску за другою и тушившим их о край полной пепельницы,

who smoked one fat cigarette after another, putting them out against the edge of the full ashtray,

с Долли и с князем, где шла речь об обеде, о политике, о болезни Марьи Петровны

with Dolly and the prince, where they talked of dinner, politics, Marya Petrovna’s illness,

и где Лёвин вдруг на минуту совершенно забывал, что происходило,

where Levin would suddenly forget what was happening for a moment

и чувствовал себя точно проснувшимся,

and feel as if he were waking up;

и другое настроение – в её присутствии, у её изголовья,

and the other in her presence, by her head,

где сердце хотело разорваться и всё не разрывалось от сострадания,

where his heart was ready to burst from compassion but would not burst,

и он не переставая молился богу.

and he prayed to God without ceasing.

И каждый раз, когда из минуты забвения его выводил долетавший из спальни крик,

And each time he was brought out of momentary oblivion by a cry reaching him from the bedroom,

он подпадал под то же самое странное заблуждение, которое в первую мииуту нашло на него;

he fell into the same strange delusion that had come over him at the first moment;

каждый раз, услыхав крик, он вскакивал, бежал оправдываться,

each time, hearing a cry, he jumped up and ran to vindicate himself,

вспоминал дорогой, что он не виноват,

remembering on the way that he was not to blame,

и ему хотелось защитить, помочь.

and then he longed to protect and help her.

Но, глядя на неё, он опять видел, что помочь нельзя,

But, looking at her, he again saw that it was impossible to help,

и приходил в ужас и говорил: –

and he was horrified and said:

«Господи, прости и помоги».

‘Lord, forgive us and help us.’

И чем дальше шло время, тем сильнее становились оба настроения:

And the more time that passed, the stronger the two moods became:

– тем спокойнее, совершенно забывая её, он становился вне её присутствия,

the calmer he became, even forgetting her completely, away from her presence,

и тем мучительнее становились и самые её страдания и чувство беспомощности пред ними.

and the more tormenting became her sufferings and his own helplessness before them.

Он вскакивал, желал убежать куда-нибудь, а бежал к ней.

He would jump up, wishing to run away somewhere, and run to her.

Иногда, когда опять и опять она призывала его, он обвинял её.

Sometimes, when she called him again and again, he blamed her.

Но, увидав её покорное, улыбающееся лицо и услыхав слова:

But seeing her obedient, smiling face and hearing the words,

– «Я измучала тебя»,

‘I’ve worn you out,’

он обвинял бога,

he blamed God,

но, вспомнив о боге, он тотчас просил простить и помиловать.

then, remembering God, he at once asked Him to forgive and have mercy.

XV

XV

Он не знал, поздно ли, рано ли.

He did not know whether it was late or early.

Свечи уже все догорали.

The candles were all burning low.

Долли только что была в кабинете и предложила доктору прилечь.

Dolly had just come to the study to suggest that the doctor lie down.

Лёвин сидел, слушая рассказы доктора о шарлатане-магнетизёре, и смотрел на пепел его папироски.

Levin sat there listening to the doctor tell about a quack mesmerist and watching the ashes of his cigarette.

Был период отдыха, и он забылся.

It was a period of rest and he had become oblivious.

Он совершенно забыл о том, что происходило теперь.

He had entirely forgotten what was going on now.

Он слушал рассказ доктора и понимал его.

He listened to the doctor’s story and understood it.

Вдруг раздался крик, ни на что не похожий.

Suddenly there was a scream unlike anything he had ever heard.

Крик был так страшен, что Лёвин даже не вскочил,

The scream was so terrible that Levin did not even jump up,

но, не переводя дыхания, испуганно-вопросительно посмотрел на доктора.

but, holding his breath, gave the doctor a frightened, questioning look.

Доктор склонил голову набок, прислушиваясь, и одобрительно улыбнулся.

The doctor cocked his head to one side, listened, and smiled approvingly.

Всё было так необыкновенно, что уж ничто не поражало Лёвина.

It was all so extraordinary that nothing any longer astonished Levin:

«Верно, так надо», – подумал он и продолжал сидеть.

‘Probably it should be so,’ he thought and went on sitting.

Чей это был крик?

Whose scream was it?

Он вскочил, на цыпочках вбежал в спальню,

He jumped up, ran on tiptoe to the bedroom,

обошёл Лизавету Петровну, княгиню и стал на своё место, у изголовья.

went round Lizaveta Petrovna and the princess, and stood in his place at the head of the bed.

Крик затих, но что-то переменилось теперь.

The screaming had ceased, but something was changed now.

Что – он не видел и не понимал и не хотел видеть и понимать.

What – he did not see or understand, nor did he want to see and understand.

Но он видел это по лицу Лизаветы Петровны:

But he saw it from Lizaveta Petrovna’s face:

– лицо Лизаветы Петровны было строго и бледно и всё так же решительно,

her face was stern and pale and still just as resolute,

хотя челюсти её немного подрагивали и глаза её были пристально устремлены на Кити.

though her jaws twitched a little and her eyes were fixed on Kitty.

Воспалённое, измученное лицо Кити с прилипшею к потному лицу прядью волос

Kitty’s burning, tormented face, with a strand of hair stuck to her sweaty forehead,

было обращено к нему и искало его взгляда.

was turned to him and sought his eyes.

Поднятые руки просили его рук.

Her raised hands asked for his.

Схватив потными руками его холодные руки, она стала прижимать их к своему лицу.

Seizing his hands in her sweaty hands, she started pressing them to her face.

– Не уходи, не уходи!

‘Don’t leave, don’t leave!

Я не боюсь, я не боюсь! – быстро говорила она. 

I’m not afraid, I’m not afraid!’ she spoke quickly.

– Мама, возьмите серёжки.

‘Mama, take my earrings.

Они мне мешают.

They bother me.

Ты не боишься?

You’re not afraid?

Скоро, скоро, Лизавета Петровна…

Soon, Lizaveta Petrovna, soon …’

Она говорила быстро, быстро и хотела улыбнуться.

She spoke quickly, quickly, and tried to smile.

Но вдруг лицо её исказилось, она оттолкнула его от себя.

But suddenly her face became distorted, and she pushed him away from her.

– Нет, это ужасно! Я умру, умру!

‘No, it’s terrible! I’ll die, I’ll die!

Поди, поди! – закричала она,

Go, go!’ she cried,

и опять послышался тот же ни на что не похожий крик.

and again came that scream that was unlike anything in the world.

Лёвин схватился за голову и выбежал из комнаты.

Levin clutched his head and ran out of the room.

– Ничего, ничего, всё хорошо! – проговорила ему вслед Долли.

‘Never mind, never mind, it’s all right!’ Dolly said after him.

Но, что б они ни говорили, он знал, что теперь всё погибло.

But whatever they said, he knew that all was now lost.

Прислонившись головой к притолоке,

Leaning his head against the doorpost,

он стоял в соседней комнате и слышал чей-то никогда не слыханный им визг, рёв,

he stood in the next room and heard a shrieking and howling such as he had never heard before,

и он знал, что это кричало то, что было прежде Кити.

and he knew that these cries were coming from what had once been Kitty.

Уже ребёнка он давно не желал.

He had long ceased wishing for the child.

Он теперь ненавидел этого ребёнка.

He now hated this child.

Он даже не желал теперь её жизни,

He did not even wish for her to live now;

он желал только прекращения этих ужасных страданий.

he only wished for an end to this terrible suffering.

– Доктор! Что же это? Что ж это?

‘Doctor! What is it? What is it?

Боже мой! – сказал он, хватая за руку вошедшего доктора.

My God!’ he said, seizing the doctor by the arm as he came in.

– Кончается, – сказал доктор.

‘It’s nearly over,’ said the doctor.

И лицо доктора было так серьёзно, когда он говорил это,

And the doctor’s face was so serious as he said it

что Лёвин понял кончается в смысле – умирает.

that Levin understood this ‘nearly over’ to mean she was dying.

Не помня себя, он вбежал в спальню.

Forgetting himself, he ran into the bedroom.

Первое, что он увидал, это было лицо Лизаветы Петровны.

The first thing he saw was Lizaveta Petrovna’s face.

Оно было ещё нахмуреннее и строже.

It was still more stern and frowning.

Лица Кити не было.

Kitty’s face was not there.

На том месте, где оно было прежде, было что-то страшное

In place of it, where it used to be, was something dreadful

и по виду напряжения и по звуку, выходившему оттуда.

both in its strained look and in the sound that came from it.

Он припал головой к дереву кровати, чувствуя, что сердце его разрывается.

He leaned his head against the wooden bedstead, feeling that his heart was bursting.

Ужасный крик не умолкал,

The terrible screaming would not stop,

он сделался ещё ужаснее и, как бы дойдя до последнего предела ужаса, вдруг затих.

it became still more terrible and then, as if reaching the final limit of the terrible, it suddenly stopped.

Лёвин не верил своему слуху, но нельзя было сомневаться:

Levin did not believe his ears, but there could be no doubt:

– крик затих, и слышалась тихая суетня, шелест и торопливые дыхания,

the screaming stopped, and there was a quiet stirring, a rustle and quick breathing,

и её прерывающийся, живой и нежный, счастливый голос тихо произнёс:

and her faltering, alive, gentle and happy voice softly said:

– «Кончено».

‘It’s over.’

Он поднял голову.

He raised his head.

Бессильно опустив руки на одеяло, необычайно прекрасная и тихая,

Her arms resting strengthlessly on the blanket, remarkably beautiful and quiet,

она безмолвно смотрела на него и хотела и не могла улыбнуться.

she silently looked at him and tried but was unable to smile.

И вдруг из того таинственного и ужасного, нездешнего мира,

And suddenly from that mysterious and terrible, unearthly world

в котором он жил эти двадцать два часа,

in which he had lived for those twenty-two hours,

Лёвин мгновенно почувствовал себя перенесённым в прежний, обычный мир,

Levin felt himself instantly transported into the former, ordinary world,

но сияющий теперь таким новым светом счастья, что он не перенёс его.

but radiant now with such a new light of happiness that he could not bear it.

Натянутые струны все сорвались.

The taut strings all snapped.

Рыдания и слёзы радости, которых он никак не предвидел,

Sobs and tears of joy, which he could never have foreseen,

с такою силой поднялись в нём, колебля все его тело,

rose in him with such force, heaving his whole body,

что долго мешали ему говорить.

that for a long time they prevented him from speaking.

Упав на колени пред постелью,

Falling on his knees beside the bed,

он держал пред губами руку жены и целовал её,

he held his wife’s hand to his lips, kissing it,

и рука эта слабым движением пальцев отвечала на его поцелуи.

and the hand responded to his kisses with a weak movement of the fingers.

А между тем там, в ногах постели, в ловких руках Лизаветы Петровны,

And meanwhile, there at the foot of the bed, in the deft hands of Lizaveta Petrovna,

как огонёк над светильником,

like a small flame over a lamp,

колебалась жизнь человеческого существа, которого никогда прежде не было

wavered the life of a human being who had never existed before

и которое так же, с тем же правом, с тою же значительностью для себя,

and who, with the same right, with the same importance for itself,

будет жить и плодить себе подобных.

would live and produce its own kind.

– Жив! Жив! Да ещё мальчик!

‘Alive! Alive! And it’s a boy!

Не беспокойтесь! – услыхал Лёвин голос Лизаветы Петровны,

Don’t worry!’ Levin heard the voice of Lizaveta Petrovna,

шлёпавшей дрожавшею рукой спину ребёнка.

who was slapping the baby’s back with a trembling hand.

– Мама, правда? – сказал голос Кити.

‘Mama, is it true?’ said Kitty’s voice.

Только всхлипыванья княгини отвечали ей.

She was answered only by the princess’s sobs.

И среди молчания, как несомненный ответ на вопрос матери,

And amidst the silence, as the indubitable reply to the mother’s question,

послышался голос совсем другой, чем все сдержанно говорившие голоса в комнате.

a voice was heard, quite different from all the subdued voices speaking in the room.

Это был смелый, дерзкий, ничего не хотевший соображать крик

It was the bold, brazen cry, not intent on understanding anything,

непонятно откуда явившегося нового человеческого существа.

of a new human being who had appeared incomprehensibly from somewhere.

Прежде, если бы Лёвину сказали, что Кити умерла,

Earlier, if Levin had been told that Kitty had died

и что он умер с нею вместе,

and that he had died with her,

и что у них дети ангелы,

and that they had angels for children,

и что бог тут пред ними, 

and that God was there before them

– он ничему бы не удивился;

– none of it would have surprised him;

но теперь, вернувшись в мир действительности,

but now, having come back to the world of reality,

он делал большие усилия мысли, чтобы понять, что она жива, здорова

he made great mental efforts to understand that she was alive and well,

и что так отчаянно визжавшее существо есть сын его.

and that the being shrieking so desperately was his son.

Кити была жива, страдания кончились.

Kitty was alive, her sufferings were over.

И он был невыразимо счастлив.

And he was inexpressibly happy.

Это он понимал и этим был вполне счастлив.

That he understood, and in that he was fully happy.

Но ребёнок? Откуда, зачем, кто он?..

But the baby? Whence, why, and who was he? …

Он никак не мог понять, не мог привыкнуть к этой мысли.

He simply could not understand, could not get accustomed to this thought.

Это казалось ему чем-то излишним, избытком,

It seemed to him something superfluous, an over-abundance,

к которому он долго не мог привыкнуть.

and for a long time he could not get used to it.

XVI

XVI

В десятом часу старый князь, Сергей Иванович и Степан Аркадьич сидели у Лёвина

Towards ten o’clock the old prince, Sergei Ivanovich and Stepan Arkadyich were sitting at Levin’s

и, поговорив о родильнице, разговаривали и о посторонних предметах.

and, after talking about the new mother, had begun talking about other things as well.

Лёвин слушал их и, невольно при этих разговорах вспоминая прошедшее,

Levin listened to their talk and, involuntarily recalling the past,

то, что было до нынешнего утра,

the way things had been before that morning,

вспоминал и себя, каким он был вчера до этого.

also recalled himself as he had been yesterday before it all.

Точно сто лет прошло с тех пор.

It was as if a hundred years had passed since then.

Он чувствовал себя на какой-то недосягаемой высоте,

He felt himself on some inaccessible height,

с которой он старательно спускался, чтобы не обидеть тех, с кем говорил.

from which he tried to climb down so as not to offend those with whom he was talking.

Он говорил и не переставая думал о жене,

He talked and never stopped thinking about his wife,

о подробностях её теперешнего состояния

about the details of her present condition,

и о сыне, к мысли о существовании которого он старался приучить себя.

and about his son, trying to get used to the thought of his existence.

Весь мир женский, получивший для него новое, неизвестное ему значение после того, как он женился,

The whole world of women, which had acquired a new, previously unknown significance for him after his marriage,

теперь в его понятиях поднялся так высоко,

now rose so high in his estimation

что он не мог воображением обнять его.

that he was unable to encompass it in imagination.

Он слушал разговор о вчерашнем обеде в клубе и думал:

He listened to the conversation about yesterday’s dinner at the club and thought,

– «Что теперь делается с ней, заснула ли?

‘What’s going on with her now? Is she sleeping?

Как ей? Что она думает?

How is she? What is she thinking about?

Кричит ли сын Дмитрий?»

Is our son Dmitri crying?’

И в средине разговора, в средине фразы он вскочил и пошёл из комнаты.

And in the middle of the conversation, in the middle of a phrase, he jumped up and started out of the room.

– Пришли мне сказать, можно ли к ней, – сказал князь.

‘Send me word if she can be seen,’ said the prince.

– Хорошо, сейчас, – отвечал Лёвин и, не останавливаясь, пошёл к ней.

‘Very well, one moment,’ replied Levin and without pausing he went to her room.

Она не спала, а тихо разговаривала с матерью, делая планы о будущих крестинах.

She was not sleeping but was talking softly with her mother, making plans for the future christening.

Убранная, причёсанная, в нарядном чепчике с чем-то голубым,

Tidied up, her hair combed, in a fancy cap trimmed with something light blue,

выпростав руки на одеяло,

her arms on top of the blanket,

она лежала на спине и, встретив его взглядом, взглядом притягивала к себе.

she was lying on her back, and her eyes, meeting his, drew him to her.

Взгляд её, и так светлый,

Her eyes, bright to begin with,

ещё более светлел, по мере того как он приближался к ней.

brightened still more as he approached her.

На её лице была та самая перемена от земного к неземному, которая бывает на лице покойников;

In her face there was the same change from earthly to unearthly that occurs in the faces of the dead;

но там прощание, здесь встреча.

but there it is a farewell, here it was a meeting.

Опять волнение, подобное тому, какое он испытал в минуту родов, подступило ему к сердцу.

Again an emotion like that which he had experienced at the moment of the birth welled up in his heart.

Она взяла его руку и спросила, спал ли он.

She took his hand and asked whether he had slept.

Он не мог отвечать и отворачивался, убедясь в своей слабости.

He was unable to respond and kept turning away, certain of his own weakness.

– А я забылась, Костя! – сказала она ему. 

‘And I dozed off, Kostya!’ she said to him.

– И мне так хорошо теперь.

‘And I feel so good now.’

Она смотрела на него, но вдруг выражение её изменилось.

She was looking at him, but suddenly her expression changed.

– Дайте мне его, – сказала она, услыхав писк ребёнка. 

‘Give him to me,’ she said, hearing the baby squealing.

– Дайте, Лизавета Петровна, и он посмотрит.

‘Give him here, Lizaveta Petrovna, and he can look at him, too.’

– Ну вот, пускай папа посмотрит, – сказала Лизавета Петровна,

‘Well, there, let papa have a look,’ said Lizaveta Petrovna,

поднимая и поднося что-то красное, странное и колеблющееся. 

picking up and bringing to him something red, strange and wobbly.

– Постойте, мы прежде уберёмся, 

‘Wait, we’ll tidy ourselves up first.’

– и Лизавета Петровна положила это колеблющееся и красное на кровать,

And Lizaveta Petrovna put this wobbly and red thing on the bed,

стала развёртывать и завёртывать ребёнка;

began unwrapping and wrapping the baby,

одним пальцем поднимая и переворачивая его и чем-то посыпая.

lifting and turning him with one finger and dusting him with something.

Лёвин, глядя на это крошечное жалкое существо,

Levin, gazing at this tiny, pathetic being,

делал тщетные усилия, чтобы найти в своей душе какие-нибудь признаки к нему отеческого чувства.

made vain efforts to find some trace of paternal feeling in his soul.

Он чувствовал к нему только гадливость.

All he felt for him was squeamishness.

Но когда его обнажили и мелькнули тоненькие-тоненькие ручки, ножки, шафранные, тоже с пальчиками,

But when he saw him naked, and glimpsed the thin, thin little arms, the legs, saffron-coloured, with toes

и даже с большим пальцем, отличающимся от других,

and even with a big toe different from the others,

и когда он увидал, как, точно мягкие пружинки, Лизавета Петровна прижимала эти таращившиеся ручки, заключая их в полотняные одежды,

and when he saw Lizaveta Petrovna press down those little arms, which kept popping up like soft springs, confining them in the linen clothes,

на него нашла такая жалость к этому существу

he was overcome with such pity for this being,

и такой страх, что она повредит ему,

and such fear that she might harm him,

что он удержал её за руку.

that he held back her hand.

Лизавета Петровна засмеялась.

Lizaveta Petrovna laughed.

– Не бойтесь, не бойтесь!

‘Don’t be afraid, don’t be afraid!’

Когда ребёнок был убран и превращён в твёрдую куколку,

When the baby was tidied up and turned into a stiff little doll,

Лизавета Петровна перекачнула его, как бы гордясь своею работой,

Lizaveta Petrovna rocked him once, as if proud of her work,

и отстранилась, чтобы Лёвин мог видеть сына во всей его красоте.

and drew back so that Levin could see his son in all his beauty.

Кити, не спуская глаз, косясь, смотрела туда же.

Kitty, not taking her eyes away, looked sidelong in the same direction.

– Дайте, дайте! – сказала она и даже поднялась было:

‘Give him here, give him here!’ she said and even rose slightly.

– Что вы, Катерина Александровна, это нельзя такие движения!

‘No, no, Katerina Alexandrovna, you mustn’t make such movements!

Погодите, я подам.

Wait, I’ll bring him.

Вот мы папаше покажемся, какие мы молодцы!

Here, we’ll show papa what a fine fellow we are!’

И Лизавета Петровна подняла к Лёвину на одной руке

And Lizaveta Petrovna held out to Levin on one hand

(другая только пальцами подпирала качающийся затылок)

(the other merely propping the unsteady head with its fingers)

это странное, качающееся и прячущее свою голову за края пелёнки красное существо.

this strange, wobbly, red being whose head was hidden behind the edge of the swaddling-clothes.

Но были тоже нос, косившие глаза и чмокающие губы.

There was also a nose, crossed eyes and smacking lips.

– Прекрасный ребёнок! – сказала Лизавета Петровна.

‘A beautiful baby!’ said Lizaveta Petrovna.

Лёвин с огорчением вздохнул.

Levin sighed with dismay.

Этот прекрасный ребёнок внушал ему только чувство гадливости и жалости.

This beautiful baby inspired only a feeling of squeamishness and pity in him.

Это было совсем не то чувство, которого он ожидал.

It was not at all the feeling he had expected.

Он отвернулся, пока Лизавета Петровна устраивала его к непривычной груди.

He turned away while Lizaveta Petrovna was putting him to the unaccustomed breast.

Вдруг смех заставил его поднять голову.

Suddenly laughter made him raise his head.

Это Кити засмеялась.

It was Kitty laughing.

Ребёнок взялся за грудь.

The baby had taken the breast.

– Ну, довольно, довольно! – говорила Лизавета Петровна,

‘Well, enough, enough!’ said Lizaveta Petrovna,

но Кити не отпускала его.

but Kitty would not let go of him.

Он заснул на её руках.

The baby fell asleep in her arms.

– Посмотри теперь, – сказала Кити,

‘Look now,’ said Kitty,

поворачивая к нему ребёнка так, чтобы он мог видеть его.

turning the baby towards him so that he could see him.

Личико старческое вдруг ещё более сморщилось, и ребёнок чихнул.

The old-looking face suddenly wrinkled still more, and the baby sneezed.

Улыбаясь и едва удерживая слёзы умиления,

Smiling and barely keeping back tears of tenderness,

Лёвин поцеловал жену и вышел из тёмной комнаты.

Levin kissed his wife and left the darkened room.

Что он испытывал к этому маленькому существу, было совсем не то, что он ожидал.

What he felt for this small being was not at all what he had expected.

Ничего весёлого и радостного не было в этом чувстве;

There was nothing happy or joyful in this feeling;

напротив, это был новый мучительный страх.

on the contrary, there was a new tormenting fear.

Это было сознание новой области уязвимости.

There was an awareness of a new region of vulnerability.

И это сознание было так мучительно первое время,

And this awareness was so tormenting at first,

страх за то, чтобы не пострадало это беспомощное существо, был так силён,

the fear lest this helpless being should suffer was so strong,

что из-за него и незаметно было странное чувство бессмысленной радости и даже гордости,

that because of it he scarcely noticed the strange feeling of senseless joy and even pride

которое он испытал, когда ребёнок чихнул.

he had experienced when the baby sneezed.

XVII

XVII

Дела Степана Аркадьича находились в дурном положении.

Stepan Arkadyich’s affairs were in a bad state.

Деньги за две трети леса были уже прожиты,

The money for two-thirds of the wood had already been run through,

и, за вычетом десяти процентов, он забрал у купца почти всё вперёд за последнюю треть.

and he had taken from the merchant, after a discount of ten per cent, almost all the money for the final third.

Купец больше не давал денег,

The merchant would not give more,

тем более что в эту зиму Дарья Александровна,

especially since that winter Darya Alexandrovna,

в первый раз прямо заявив права на своё состояние,

claiming a direct right to her own fortune for the first time,

отказалась расписаться на контракте в получении денег за последнюю треть леса.

had refused to put her signature to the receipt of the money for the last third of the wood.

Всё жалованье уходило на домашние расходы и на уплату мелких непереводившихся долгов.

His entire salary went on household expenses and the paying of small, ever present debts.

Денег совсем не было.

They had no money at all.

Это было неприятно, неловко

This was unpleasant, awkward,

и не должно было так продолжаться, по мнению Степана Аркадьича.

and could not go on, in Stepan Arkadyich’s opinion.

Причина этого, по его понятию, состояла в том, что он получал слишком мало жалованья.

The reason for it, to his mind, was that his salary was too small.

Место, которое он занимал, было, очевидно, очень хорошо пять лет тому назад,

The post he occupied had obviously been very good five years ago,

но теперь уж было не то.

but now it was no longer so.

Петров, директором банка, получал двенадцать тысяч;

Petrov, a bank director, earned twelve thousand;

Свентицкий – членом общества – получал семнадцать тысяч;

Sventitsky, a company director, earned seventeen thousand;

Митин, основав банк, получал пятьдесят тысяч.

Mitin, founder of a bank, earned fifty thousand.

«Очевидно, я заснул, и меня забыли», – думал про себя Степан Аркадьич.

‘I evidently fell asleep and they forgot me,’ Stepan Arkadyich thought to himself.

И он стал прислушиваться, приглядываться

And he began to keep his ears and eyes open,

и к концу зимы высмотрел место очень хорошее и повёл на него атаку,

and by the end of winter had picked out a very good post and mounted an attack on it,

сначала из Москвы, через тёток, дядей, приятелей,

first from Moscow, through aunts, uncles, friends,

а потом, когда дело созрело, весной сам поехал в Петербург.

and then, in the spring, as the affair ripened, he himself went to Petersburg.

Это было одно из тех мест, которых теперь, всех размеров, от тысячи до пятидесяти тысяч в год жалованья,

This was one of those cushy bribery posts, with salaries ranging from a thousand to fifty thousand a year,

стало больше, чем прежде было тёплых взяточных мест;

which had now become more numerous than before;

это было место члена от комиссии соединённого агентства кредитно-взаимного баланса южно-железных дорог и банковых учреждений.

it was a post as member of the commission of the United Agency for Mutual Credit Balance of the Southern Railway Lines and Banking Institutions.[19]

Место это, как и все такие места,

This post, like all such posts,

требовало таких огромных знаний и деятельности, которые трудно было соединить в одном человеке.

called for such vast knowledge and energy as could hardly be united in one person.

А так как человека, соединяющего эти качества, не было,

And since the person in whom all these qualities could be united did not exist,

то всё-таки лучше было, чтобы место это занимал честный, чем нечестный человек.

it would be better in any case if the post were occupied by an honest man rather than a dishonest one.

А Степан Аркадьич был не только человек честный (без ударения),

And Stepan Arkadyich was not only an honest man (without emphasis),

но он был чéстный человек (с ударением),

but was also an honest man (with emphasis),

с тем особенным значением, которое в Москве имеет это слово, когда говорят:

with that special significance which the word has in Moscow, when they say:

– чéстный деятель, чéстный писатель,

an honest politician, an honest writer,

чéстный журнал, чéстное учреждение, чéстное направление,

an honest journal, an honest institution, an honest tendency

и которое означает не только то, что человек или учреждение не бесчестны,

– which signifies not only that the man or institution is not dishonest,

но и они способны при случае подпустить шпильку правительству.

but that they are capable on occasion of sticking a pin into the government.

Степан Аркадьич вращался в Москве в тех кругах, где введено было это слово,

Stepan Arkadyich belonged to those circles in Moscow in which this word had been introduced,

считался там чéстным человеком

was considered an honest man in them,

и потому имел более, чем другие, прав на это место.

and therefore had more rights to this post than others did.

Место это давало от семи до десяти тысяч в год,

The post brought from seven to ten thousand a year,

и Облонский мог занимать его, не оставляя своего казённого места.

and Oblonsky could occupy it without leaving his government post.

Оно зависело от двух министерств, от одной дамы и от двух евреев;

It depended on two ministers, one lady and two Jews;

и всех этих людей, хотя они были уже подготовлены,

and, though they had been primed already,

Степану Аркадьичу нужно было видеть в Петербурге.

Stepan Arkadyich still had to see them all in Petersburg.

Кроме того, Степан Аркадьич обещал сестре Анне добиться от Каренина решительного ответа о разводе.

Besides that, Stepan Arkadyich had promised his sister Anna to get a decisive answer from Karenin about the divorce.

И, выпросив у Долли пятьдесят рублей, он уехал в Петербург.

And so, having begged fifty roubles from Dolly, he went to Petersburg.

Сидя в кабинете Каренина и слушая его проект о причинах дурного состояния русских финансов,

Sitting in Karenin’s study and listening to his proposal on the causes of the bad state of Russian finances,

Степан Аркадьич выжидал только минуты, когда тот кончит,

Stepan Arkadyich only waited for the moment when he would finish,

чтобы заговорить о своём деле и об Анне.

so that he could speak about his own affairs and about Anna.

– Да, это очень верно, – сказал он,

‘Yes, that’s very true,’ he said,

когда Алексей Александрович, сняв pince-nez, без которого он не мог читать теперь,

when Alexei Alexandrovich, taking off his pince-nez, without which he was now unable to read,

вопросительно посмотрел на бывшего шурина, 

looked questioningly at his former brother-in-law,

– это очень верно в подробностях,

‘it’s very true in detail,

но всё-таки принцип нашего времени – свобода.

but all the same the principle of our time is freedom.’

– Да, но я выставляю другой принцип, обнимающий принцип свободы, – сказал Алексей Александрович,

‘Yes, but I put forward another principle that embraces the principle of freedom,’ said Alexei Alexandrovich,

ударяя на слове «обнимающий» и надевая опять pince-nez,

emphasizing the word ‘embraces’ and putting his pince-nez on again

чтобы вновь прочесть слушателю то место, где это самое было сказано.

in order to reread to his listener the passage where that very thing was stated.

И, перебрав красиво написанную с огромными полями рукопись,

And, looking through the beautifully written, huge-margined manuscript,

Алексей Александрович вновь прочёл убедительное место.

Alexei Alexandrovich reread the persuasive passage.

– Я не хочу протекционной системы не для выгоды частных лиц, но для общего блага

‘I oppose systems of protection, not for the sake of the profit of private persons, but for the common good

– и для низших и для высших классов одинаково, – говорил он, поверх pince-nez глядя на Облонского. 

– for lower and upper classes equally,’ he said, looking at Oblonsky over his pince-nez.

– Но они не могут понять этого,

‘But they cannot understand it,

они заняты только личными интересами и увлекаются фразами.

they are concerned only with personal interest and have a passion for phrases.’

Степан Аркадьич знал, что когда Каренин начинал говорить о том, что делают и думают они,

Stepan Arkadyich knew that when Karenin started talking about what they did and thought,

те самые, которые не хотели принимать его проектов и были причиной всего зла в России,

the same ones who did not want to accept his proposals and were the cause of all the evil in Russia,

что тогда уже близко было к концу;

it meant that he was near the end;

и потому охотно отказался теперь от принципа свободы и вполне согласился.

and therefore he now willingly renounced the principle of freedom and fully agreed with him.

Алексей Александрович замолк, задумчиво перелистывая свою рукопись.

Alexei Alexandrovich fell silent, thoughtfully leafing through his manuscript.

– Ах, кстати, – сказал Степан Аркадьич, 

‘Ah, by the way,’ said Stepan Arkadyich,

– я тебя хотел попросить при случае, когда ты увидишься с Поморским,

‘I wanted to ask you, when you happen to see Pomorsky,

сказать ему словечко о том, что я бы очень желал занять открывающееся место

to mention to him that I would like very much to get that vacant post

члена комиссии от соединённого агентства кредитно-взаимного баланса южно-железных дорог.

as member of the commission of the United Agency for Mutual Credit Balance of the Southern Railway Lines.’

Степану Аркадьичу название этого места, столь близкого его сердцу, уже было привычно,

Stepan Arkadyich had become accustomed to the title of this post so near his heart

и он, не ошибаясь, быстро выговаривал его.

and pronounced it quickly, without making a mistake.

Алексей Александрович расспросил, в чём состояла деятельность этой новой комиссии, и задумался.

Alexei Alexandrovich inquired into the activity of this new commission and fell to thinking.

Он соображал, нет ли в деятельности этой комиссии чего-нибудь противоположного его проектам.

He was trying to make out whether there was anything in the activity of this commission that was contrary to his proposals.

Но, так как деятельность этого нового учреждения была очень сложна

But since the activity of this new institution was extremely complex,

и проекты его обнимали очень большую область,

and his proposals embraced an extremely vast area,

он не мог сразу сообразить этого и, снимая pince-nez, сказал:

he could not make it all out at once and, taking off his pince-nez, said:

– Без сомнения, я могу сказать ему;

‘Doubtless I can speak to him.

но для чего ты, собственно, желаешь занять это место?

But why in fact do you want to get that post?’

– Жалованье хорошее, до девяти тысяч, а мои средства…

‘The salary’s good, as much as nine thousand, and my means …’

– Девять тысяч, – повторил Алексей Александрович и нахмурился.

‘Nine thousand,’ Alexei Alexandrovich repeated and frowned.

Высокая цифра этого жалованья напомнила ему,

The high figure of the salary reminded him

что с этой стороны предполагаемая деятельность Степана Аркадьича была противна главному смыслу его проектов,

that this aspect of Stepan Arkadyich’s intended activity was contrary to the main sense of his proposals,

всегда клонившихся к экономии.

which always tended towards economy.

– Я нахожу, и написал об этом записку,

‘I find, and I’ve written a memorandum about it,

что в наше время эти огромные жалованья суть признаки ложной экономической assiette нашего управления.

that in our time these huge salaries are signs of the false economic assiette* [Policy] of our administration.’

– Да как же ты хочешь? – сказал Степан Аркадьич. 

‘But what do you want?’ said Stepan Arkadyich.

– Ну, положим, директор банка получает десять тысяч, – ведь он стоит этого.

‘Well, suppose a bank director gets ten thousand – but he deserves it.

Или инженер получает двадцать тысяч.

Or an engineer gets twenty thousand.

Живое дело, как хочешь!

It’s a living matter, like it or not!’

– Я полагаю, что жалованье есть плата за товар,

‘I think that a salary is payment for value received,

и оно должно подлежать закону требованья и предложенья.

and it should be subject to the law of supply and demand.

Если же назначение жалованья отступает от этого закона,

And if the appointed salary departs from that law,

как, например, когда я вижу, что выходят из института два инженера,

as when I see two engineers graduate from an institute,

оба одинаково знающие и способные,

both equally capable and knowledgeable,

и один получает сорок тысяч, а другой довольствуется двумя тысячами;

and one gets forty thousand and the other contents himself with two,

или что в директоры банков общества определяют с огромным жалованьем правоведов, гусаров, не имеющих никаких особенных специальных сведений,

or when lawyers or hussars who have no special professional knowledge are made directors of banking companies,

я заключаю, что жалованье назначается не по закону требования и предложения, а прямо по лицеприятию.

I conclude that salaries are appointed not by the law of supply and demand but directly by personal influence.

И тут есть злоупотребление, важное само по себе и вредно отзывающееся на государственной службе.

And there is an abuse here, important in itself and with an adverse effect on government functions.

Я полагаю…

I believe …’

Степан Аркадьич поспешил перебить зятя.

Stepan Arkadyich hastened to interrupt his brother-in-law.

– Да, но ты согласись, что открывается новое, несомненно полезное учреждение.

‘Yes, but you must agree that a new, unquestionably useful institution is being opened.

Как хочешь, живое дело!

Like it or not, it’s a living matter!

Дорожат в особенности тем, чтобы дело ведено было чéстно, – сказал Степан Аркадьич с ударением.

They especially value things being done honestly,’ Stepan Arkadyich said with emphasis.

Но московское значение честного было непонятно для Алексея Александровича.

But the Moscow meaning of ‘honesty’ was incomprehensible to Alexei Alexandrovich.

– Честность есть только отрицательное свойство, – сказал он.

‘Honesty is merely a negative quality,’ he said.

– Но ты мне сделаешь большое одолжение всё-таки, – сказал Степан Аркадьич, 

‘But you’ll do me a great favour in any case,’ Stepan Arkadyich said,

– замолвив словечко Поморскому.

‘if you mention it to Pomorsky.

Так, между разговором…

Just in passing …’

– Да ведь это больше от Болгаринова зависит, кажется, – сказал Алексей Александрович.

‘Though it depends more on Bolgarinov, I think,’ said Alexei Alexandrovich.

– Болгаринов с своей стороны совершенно согласен, – сказал Степан Аркадьич, краснея.

‘Bolgarinov, for his part, is in complete agreement,’ Stepan Arkadyich said, blushing.

Степан Аркадьич покраснел при упоминании о Болгаринове,

Stepan Arkadyich blushed at the mention of Bolgarinov

потому что он в этот же день утром был у еврея Болгаринова,

because he had called on the Jew Bolgarinov that same morning,

и визит этот оставил в нём неприятное воспоминание.

and the visit had left him with an unpleasant memory.

Степан Аркадьич твёрдо знал, что дело, которому он хотел служить, было новое, живое и честное дело;

Stepan Arkadyich was firmly convinced that the business he wanted to serve was new, alive and honest;

но нынче утром, когда Болгаринов, очевидно нарочно, заставил его два часа дожидаться с другими просителями в приёмной,

but that morning, when Bolgarinov, obviously on purpose, had made him wait for two hours with the other petitioners in the anteroom,

ему вдруг стало неловко.

he had suddenly felt awkward.

То ли ему было неловко, что он, потомок Рюрика, князь Облонский,

Whether it was that he, Prince Oblonsky, a descendant of Rurik,[20]

ждал два часа в приёмной у жида,

had waited for two hours in a Jew’s anteroom,

или то, что в первый раз в жизни он не следовал примеру предков, служа правительству,

or that for the first time in his life he was not following the example of his ancestors by serving the state

а выступал на новое поприще,

but was setting out on a new path,

но ему было очень неловко.

in any case he had felt very awkward.

В эти два часа ожидания у Болгаринова

During those two hours of waiting at Bolgarinov’s,

Степан Аркадьич, бойко прохаживаясь по приёмной,

Stepan Arkadyich had pertly strutted about the anteroom,

расправляя бакенбарды, вступая в разговор с другими просителями

smoothing his side-whiskers, striking up conversations with the other petitioners,

и придумывая каламбур, который он скажет о том, как он у жида дожидался,

and devising a pun he intended to tell about how he had had much a-jew with a Jew,

старательно скрывал от других и даже от себя испытываемое чувство.

at pains all the while to conceal his feelings from everyone else and even from himself.

Но ему во всё это время было неловко и досадно, он сам не знал отчего:

But all that time he had felt vexed and awkward without knowing why:

– оттого ли, что ничего не выходило из каламбура:

whether because nothing came of the pun,

– «было дело до жида, и я дожидался»,

‘I had much a-jew with a Jew,’

или от чего-нибудь другого.

or for some other reason.

Когда же, наконец, Болгаринов с чрезвычайною учтивостью принял его,

When Bolgarinov had finally received him with the utmost courtesy,

очевидно торжествуя его унижением,

obviously triumphant at his humiliation,

и почти отказал ему,

and all but refused him,

Степан Аркадьич поторопился как можно скорее забыть это.

Stepan Arkadyich had hastened to forget it as soon as he could.

И, теперь только вспомнив, покраснел.

And remembering it only now, he blushed.

XVIII

XVIII

– Теперь у меня ещё дело, и ты знаешь какое.

‘Now there’s another matter, and you know which one.

Об Анне, – сказал, помолчав немного и стряхнув с себя это неприятное впечатление, Степан Аркадьич.

About Anna,’ said Stepan Arkadyich, after pausing briefly to shake off the unpleasant impression.

Как только Облонский произнёс имя Анны,

The moment Oblonsky pronounced Anna’s name,

лицо Алексея Александровича совершенно изменилось:

Alexei Alexandrovich’s face changed completely:

– вместо прежнего оживления оно выразило усталость и мертвенность.

instead of the former animation, it expressed fatigue and deadness.

– Что, собственно, вы хотите от меня? – повёртываясь на кресле и защёлкивая свой pince-nez, сказал он.

‘What in fact do you want from me, sir?’ he said, turning in his chair and snapping shut his pince-nez.

– Решения, какого-нибудь решения, Алексей Александрович.

‘A decision, some sort of decision, Alexei Alexandrovich.

Я обращаюсь к тебе теперь

I am addressing you now’

(«не как к оскорблённому мужу», – хотел сказать Степан Аркадьич),

(Stepan Arkadyich was going to say ‘not as an offended husband’

но, побоявшись испортить этим дело, заменил это словами:

but, for fear of thereby ruining everything, he replaced the phrase)

– не как к государственному человеку

‘not as a statesman’

(что вышло некстати),

(which came out inappropriately)

а просто как к человеку, и доброму человеку и христианину.

‘but simply as a man, a good man and a Christian.

Ты должен пожалеть её, – сказал он.

You must take pity on her,’ he said.

– То есть в чём же, собственно? – тихо сказал Каренин.

‘But for what, in fact?’ Karenin said softly.

– Да, пожалеть её.

‘Yes, take pity on her.

Если бы ты её видел, как я, 

If you had seen her as I have

– я провёл всю зиму с нею, 

– I’ve spent the whole winter with her

– ты бы сжалился над нею.

– you would take pity on her.

Положение её ужасно, именно ужасно.

Her situation is awful, simply awful.’

– Мне казалось, – отвечал Алексей Александрович более тонким, почти визгливым голосом, 

‘It seems to me,’ Alexei Alexandrovich replied in a higher, almost shrieking voice,

– что Анна Аркадьевна имеет всё то, чего она сама хотела.

‘that Anna Arkadyevna has everything she herself wanted.’

– Ах, Алексей Александрович, ради бога, не будем делать рекриминаций!

‘Ah, Alexei Alexandrovich, for God’s sake, let’s not have any recriminations!

Что прошло, то прошло,

What’s past is past,

и ты знаешь, чего она желает и ждёт, – развода.

and you know what she wishes and is waiting for – a divorce.’

– Но я полагал, что Анна Аркадьевна отказывается от развода

‘But I took it that Anna Arkadyevna renounced divorce

в том случае, если я требую обязательства оставить мне сына.

in case I demanded a pledge that our son be left with me.

Я так и отвечал и думал, что дело это кончено.

I replied in that sense and thought the matter was ended.

И считаю его оконченным, – взвизгнул Алексей Александрович.

And I consider that it is ended,’ Alexei Alexandrovich shrieked.

– Но, ради бога, не горячись, – сказал Степан Аркадьич, дотрагиваясь до коленки зятя. 

‘For God’s sake, don’t get angry,’ said Stepan Arkadyich, touching his brother-in-law’s knee.

– Дело не кончено.

‘The matter is not ended.

Если ты позволишь мне рекапитюлировать, дело было так:

If you will allow me to recapitulate, the matter stood like this:

– когда вы расстались, ты был велик, как можно быть великодушным;

when you parted, you were great, you could not have been more magnanimous;

ты отдал ей всё – свободу, развод даже.

you granted her everything – freedom, and even a divorce.

Она оценила это.

She appreciated that.

Нет, ты не думай.

Don’t think she didn’t.

Именно оценила.

She precisely appreciated it.

До такой степени, что в эти первые минуты, чувствуя свою вину пред тобой,

So much so that in those first moments, feeling herself guilty before you,

она не обдумала и не могла обдумать всего.

she did not and could not think it all over.

Она от всего отказалась.

She renounced everything.

Но действительность, время показали, что её положение мучительно и невозможно.

But reality and time have shown her that her situation is tormenting and impossible.’

– Жизнь Анны Аркадьевны не может интересовать меня, – перебил Алексей Александрович, поднимая брови.

‘Anna Arkadyevna’s life cannot interest me,’ Alexei Alexandrovich interrupted, raising his eyebrows.

– Позволь мне не верить, – мягко возразил Степан Аркадьич. 

‘Allow me not to believe that,’ Stepan Arkadyich objected softly.

– Положение её и мучительно для неё

‘Her situation is tormenting to her

и безо всякой выгоды для кого бы то ни было.

and that without the slightest profit to anyone.

Она заслужила его, ты скажешь.

She has deserved it, you will say.

Она знает это и не просит тебя;

She knows that and asks nothing of you;

она прямо говорит, что она ничего не смеет просить.

she says directly that she dares not ask anything.

Но я, мы все родные, все любящие её просим, умоляем тебя.

But I, and all the family, all those who love her, beseech you.

За что она мучается?

Why must she suffer?

Кому от этого лучше?

Who is the better for it?’

– Позвольте, вы, кажется, ставите меня в положение обвиняемого, – проговорил Алексей Александрович.

‘Excuse me, sir, but you seem to be putting me in the position of the accused,’ said Alexei Alexandrovich.

– Да нет, да нет, нисколько,

‘No, no, not at all.

ты пойми меня, – опять дотрогиваясь до его руки, сказал Степан Аркадьич,

Do understand me,’ said Stepan Arkadyich, touching his hand,

как будто он был уверен, что это прикосновение смягчает зятя. 

as if he were sure that this touching would soften his brother-in-law.

– Я только говорю одно:

‘I’m saying only one thing:

– её положение мучительно,

her situation is tormenting,

и оно может быть облегчено тобой, и ты ничего не потеряешь.

and you can relieve it, and you won’t lose anything.

Я тебе всё так устрою, что ты не заметишь.

I’ll arrange it all for you so that you won’t even notice.

Ведь ты обещал.

You did promise.’

– Обещание дано было прежде.

‘The promise was given earlier.

И я полагал, что вопрос о сыне решал дело.

And I thought that the question of our son had settled the matter.

Кроме того, я надеялся, что у Анны Аркадьевны достанет великодушия… 

Besides, I hoped that Anna Arkadyevna would be magnanimous enough…’

– с трудом, трясущимися губами, выговорил побледневший Алексей Александрович.

Pale, his lips trembling, Alexei Alexandrovich barely got the words out.

– Она и предоставляет всё твоему великодушию.

‘She leaves it all to your magnanimity.

Она просит, умоляет об одном

She begs, she beseeches you for one thing

– вывести её из того невозможного положения, в котором она находится.

– to bring her out of the impossible situation in which she finds herself.

Она уже не просит сына.

She no longer asks to have the boy.

Алексей Александрович, ты добрый человек.

Alexei Alexandrovich, you are a kind man.

Войди на мгновение в её положение.

Put yourself in her situation for a moment.

Вопрос развода для неё, в её положении, вопрос жизни и смерти.

The question of divorce in her situation is for her a question of life and death.

Если бы ты не обещал прежде,

If you hadn’t given your promise earlier,

она бы помирилась с своим положением, жила бы в деревне.

she would have reconciled herself to her situation, she would be living in the country.

Но ты обещал, она написала тебе и переехала в Москву.

But you promised, she wrote to you and moved to Moscow.

И вот в Москве, где каждая встреча ей нож в сердце,

And now for six months she’s been living in Moscow,

она живёт шесть месяцев, с каждым днём ожидая решения.

where every meeting is like a stab in the heart, waiting each day for the decision to come.

Ведь это всё равно, что приговорённого к смерти держать месяцы с петлёй на шее,

It’s like keeping a man condemned to death for months with a noose around his neck,

обещая, может быть, смерть, может быть, помилование.

promising him maybe death, maybe mercy.

Сжалься над ней, и потом я берусь всё так устроить…

Take pity on her, and then I undertake to arrange everything so that…

Vos scrupules…

Vos scrupules* [Your scruples] …’

– Я не говорю об этом, об этом… – гадливо перебил его Алексей Александрович. 

‘I’m not speaking of that, not of that…’ Alexei Alexandrovich interrupted squeamishly.

– Но, может быть, я обещал то, чего я не имел права обещать.

‘But I may have promised what I had no right to promise.’

– Так ты отказываешь в том, что обещал?

‘So you refuse what you promised?’

– Я никогда не отказывал в исполнении возможного,

‘I have never refused to do what was possible,

но я желаю иметь время обдумать, насколько обещанное возможно.

but I would like to have time to consider how far what was promised is possible.’

– Нет, Алексей Александрович! – вскакивая, заговорил Облонский, 

‘No, Alexei Alexandrovich!’ Oblonsky said, jumping up.

– я не хочу верить этому!

‘I won’t believe it!

Она так несчастна, как только может быть несчастна женщина,

She’s as unhappy as a woman can be,

и ты не можешь отказать в такой…

and you can’t deny her such a …’

– Насколько обещанное возможно.

‘How far what was promised is possible.

Vous professez d’être un libre penseur.

Vous professez d’être un libre penseur.* [You profess to be a freethinker]

Но я, как человек верующий, не могу в таком важном деле поступить противно христианскому закону.

But I, as a believer, cannot act contrary to the Christian law in such an important matter.’

– Но в христианских обществах и у нас, сколько я знаю, развод допущен, – сказал Степан Аркадьич. 

‘But in Christian societies, and even in ours as far as I know, divorce is permitted,’ said Stepan Arkadyich.

– Развод допущен и нашею церковью.

‘Divorce is also permitted by our Church.

И мы видим…

And we see …’

– Допущен, но не в этом смысле.

‘Permitted, but not in this sense.’

– Алексей Александрович, я не узнаю тебя, – помолчав, сказал Облонский. 

‘Alexei Alexandrovich, I don’t recognize you,’ Oblonsky said, after a silence.

– Не ты ли (и мы ли не оценили этого?) всё простил

‘Wasn’t it you (and didn’t we all appreciate it?) who forgave everything

и, движимый именно христианским чувством, готов был всем пожертвовать?

and, moved precisely by Christian feeling, were ready to sacrifice everything?

Ты сам сказал:

You yourself talked

– отдать кафтан, когда берут рубашку, и теперь…

about "giving a caftan when your shirt was taken", and now …’

– Я прошу, – вдруг вставая на ноги, бледный и с трясущеюся челюстью, пискливым голосом заговорил Алексей Александрович, 

‘I beg you, sir,’ Alexei Alexandrovich said, pale and with a trembling jaw, in a squeaky voice, suddenly getting to his feet,

– прошу вас прекратить, прекратить… этот разговор.

‘I beg you to stop, to stop … this conversation.’

– Ах, нет! Ну, прости, прости меня, если я огорчил тебя, – сконфуженно улыбаясь, заговорил Степан Аркадьич, протягивая руку, 

‘Oh, no! Well, forgive me, forgive me if I’ve upset you,’ Stepan Arkadyich said, smiling abashedly and holding out his hand,

– но я всё-таки, как посол, только передавал своё поручение.

‘but in any case, as an ambassador, I have merely conveyed my message.’

Алексей Александрович подал свою руку, задумался и проговорил:

Alexei Alexandrovich gave him his hand, reflected a little, and said:

– Я должен обдумать и поискать указаний.

‘I must think it over and look for guidance.

Послезавтра я дам вам решительный ответ, – сообразив что-то, сказал он.

I’ll give you a decisive answer the day after tomorrow,’ he added, having thought of something.

XIX

XIX

Степан Аркадьич хотел уже уходить, когда Корней пришёл доложить:

Stepan Arkadyich was about to leave when Kornei came in and announced:

– Сергей Алексеич!

‘Sergei Alexeich!’

– Кто это Сергей Алексеич? – начал было Степан Аркадьич,

‘Who is Sergei Alexeich?’ Stepan Arkadyich was about to ask,

но тотчас же вспомнил.

but remembered at once.

– Ах, Серёжа! – сказал он. 

‘Ah, Seryozha!’ he said.

– «Сергей Алексеич» я думал, директор департамента.

‘"Sergei Alexeich" – I thought it was the director of some department.’

«Анна и просила меня повидать его», – вспомнил он.

And he remembered, ‘Anna did ask me to see him.’

И он вспомнил то робкое, жалостное выражение, с которым Анна, отпуская его, сказала:

He recalled the timorous, pitiful expression with which Anna had said, as she let him go,

– «Всё-таки ты увидишь его.

‘Anyway, try to see him.

Узнай подробно, где он, кто при нём.

Find out in detail where he is and who is with him.

И, Стива… если бы возможно!

And, Stiva … if it’s possible!

Ведь возможно?»

Could it be possible?’

Степан Аркадьич понял, что означало это «если бы возможно»

Stepan Arkadyich understood what this ‘if it’s possible’ meant

– если бы возможно сделать развод так, чтоб отдать ей сына…

– if it was possible to arrange the divorce so that the son would go to her …

Теперь Степан Аркадьич видел, что об этом и думать нечего,

Now Stepan Arkadyich could see that there was no question of that,

но всё-таки рад был увидеть племянника.

but anyway he was glad to see his nephew.

Алексей Александрович напомнил шурину, что сыну никогда не говорят про мать

Alexei Alexandrovich reminded his brother-in-law that the boy never heard any mention of his mother

и что он просит его ни слова не упоминать про неё.

and asked him not to say even one word about her.

– Он был очень болен после того свидания с матерью, которое мы не пре-ду-смотрели, – сказал Алексей Александрович. 

‘He was very ill after that meeting with his mother, which had not been an-ti-ci-pated,’ said Alexei Alexandrovich.

– Мы боялись даже за его жизнь.

‘We even feared for his life.

Но разумное лечение и морские купанья летом исправили его здоровье,

But sensible treatment and sea bathing in the summer restored him to health,

и теперь я по совету доктора отдал его в школу.

and now, on the doctor’s advice, I have sent him to school.

Действительно, влияние товарищей оказало на него хорошее действие,

Indeed, the influence of his comrades has had a beneficial effect on him,

и он совершенно здоров и учится хорошо.

and he is now completely well and a good student.’

– Экой молодец стал!

‘What a fine fellow he’s become!

И то, не Серёжа, а целый Сергей Алексеич! – улыбаясь, сказал Степан Аркадьич,

Indeed no Seryozha, but a full Sergei Alexeich!’ Stepan Arkadyich said with a smile,

глядя на бойко и развязно вошедшего красивого широкого мальчика в синей курточке и длинных панталонах.

looking at the handsome, broadly built boy in a dark-blue jacket and long trousers who briskly and casually strode into the room.

Мальчик имел вид здоровый и весёлый.

The boy had a healthy and cheerful look.

Он поклонился дяде, как чужому,

He bowed to his uncle as to a stranger,

но, узнав его, покраснел

but, recognizing him, blushed

и, точно обиженный и рассерженный чем-то, поспешно отвернулся от него.

and quickly turned away from him, as if offended or angered by something.

Мальчик подошёл к отцу и подал ему записку о баллах, полученных в школе.

The boy went up to his father and handed him a report of the marks he had received at school.

– Ну, это порядочно, – сказал отец, – можешь идти.

‘Well, that’s decent enough,’ said his father. ‘You may go.’

– Он похудел и вырос и перестал быть ребёнком, а стал мальчишкой;

‘He’s grown thinner and taller and stopped looking like a child. He’s become a real boy.

я это люблю, – сказал Степан Аркадьич. 

I like that,’ said Stepan Arkadyich.

– Да ты помнишь меня?

‘Do you remember me?’

Мальчик быстро оглянулся на отца.

The boy glanced quickly at his father.

– Помню, mon oncle, – отвечал он, взглянув на дядю, и опять потупился.

‘Yes, mon oncle,’ he said, looking at his uncle and then looking down again.

Дядя подозвал мальчика и взял его за руку.

His uncle called the boy to him and took him by the hand.

– Ну что ж, как дела? – сказал он,

‘Well, so, how are things?’ he said,

желая разговориться и не зная, что сказать.

wishing to start talking and not knowing what to say.

Мальчик, краснея и не отвечая, осторожно потягивал свою руку из руки дяди.

The boy blushed and did not answer, but kept pulling his hand cautiously from his uncle’s.

Как только Степан Аркадьич выпустил его руку,

As soon as Stepan Arkadyich let go of his hand,

он, как птица, выпущенная на волю, вопросительно взглянув на отца, быстрым шагом вышел из комнаты.

the boy, like a released bird, shot a questioning glance at his father and with quick steps walked out of the room.

Прошёл год с тех пор, как Серёжа видел в последний раз свою мать.

It was a year since Seryozha had last seen his mother.

С того времени он никогда не слыхал более про неё.

Since then he had never heard of her again.

И в этот же год он был отдан в школу и узнал и полюбил товарищей.

That same year he was sent to school and came to know and love his comrades.

Те мечты и воспоминания о матери,

Those dreams and memories of his mother

которые после свидания с нею сделали его больным,

which, after meeting her, had made him ill,

теперь уже не занимали его.

no longer interested him.

Когда они приходили, он старательно отгонял их от себя,

When they came, he tried to drive them away,

считая их стыдными и свойственными только девочкам, а не мальчику и товарищу.

considering them shameful and fit only for girls, not for a boy and a comrade.

Он знал, что между отцом и матерью была ссора, разлучившая их,

He knew that there had been a quarrel between his father and mother that had separated them,

знал, что ему суждено оставаться с отцом, и старался привыкнуть к этой мысли.

knew that he was to stay with his father, and tried to get used to the thought.

Увидать дядю, похожего на мать, ему было неприятно,

Seeing his uncle, who looked like his mother, was unpleasant for him

потому что это вызвало в нём те самые воспоминания, которые он считал стыдными.

because it called up in him those very memories that he considered shameful.

Это было ему тем более неприятно,

It was the more unpleasant

что по некоторым словам, которые он слышал, дожидаясь у двери кабинета,

since, from the few words he had heard while waiting by the door of the study,

и в особенности по выражению лица отца и дяди

and especially from the expression on his father’s and uncle’s faces,

он догадывался, что между ними должна была идти речь о матери.

he guessed that they must have been talking about his mother.

И чтобы не осуждать того отца, с которым он жил и от которого зависел,

And so as not to judge his father, with whom he lived and on whom he depended,

и, главное, не предаваться чувствительности, которую он считал столь унизительною,

and, above all, not to give in to his sentiments, which he considered so humiliating,

Серёжа старался не смотреть на этого дядю, приехавшего нарушать его спокойствие,

Seryozha tried not to look at this uncle who had come to disrupt his tranquillity

и не думать про то, что он напоминал.

and not to think about what he reminded him of.

Но когда вышедший вслед за ним Степан Аркадьич, увидав его на лестнице,

But when Stepan Arkadyich, who followed him out, saw him on the stairs,

подозвал к себе и спросил, как он в школе проводит время между классами,

called him back, and asked him how he spent the time between classes at school,

Серёжа, вне присутствия отца, разговорился с ним.

Seryozha, away from his father’s presence, got to talking with him.

– У нас теперь идёт железная дорога, – сказал он, отвечая на его вопрос. 

‘We’ve got a railway going now,’ he said, in answer to the question.

– Это видите ли как: – двое садятся на лавку.

‘It’s like this: two of us sit on a bench.

Это пассажиры.

They’re the passengers.

А один становится стоя на лавку же.

And one stands up on the same bench.

И все запрягаются.

And everybody else gets in harness.

Можно и руками, можно и поясами,

You can do it with hands or with belts,

и пускаются чрез все залы.

and they start moving through all the rooms.

Двери уже вперёд отворяются.

The doors are opened ahead of them.

Ну, и тут кондуктором очень трудно быть!

And it’s very hard to be the conductor!’

– Это который стоя? – спросил Степан Аркадьич, улыбаясь.

‘That’s the one who’s standing up?’ Stepan Arkadyich asked, smiling.

– Да, тут надо и смелость и ловкость,

‘Yes, he’s got to be brave and agile,

особенно как вдруг остановятся или кто-нибудь упадёт.

especially if they stop all of a sudden or somebody falls down.’

– Да, это не шутка, – сказал Степан Аркадьич,

‘Yes, that’s no joke,’ said Stepan Arkadyich,

с грустью вглядываясь в эти оживлённые, материнские глаза,

sadly studying those animated eyes, his mother’s,

теперь уж не ребячьи, не вполне уже невинные.

no longer those of a child, no longer wholly innocent.

И, хотя он и обещал Алексею Александровичу не говорить про Анну,

And though he had promised Alexei Alexandrovich not to speak of Anna,

он не вытерпел.

he could not help himself.

– А ты помнишь мать? – вдруг спросил он.

‘Do you remember your mother?’ he asked suddenly.

– Нет, не помню, – быстро проговорил Серёжа и, багрово покраснев, потупился.

‘No, I don’t,’ Seryozha said quickly and, turning bright red, looked down.

И уже дядя ничего более не мог добиться от него.

And the uncle could get nowhere with him anymore.

Славянин-гувернёр через полчаса нашёл своего воспитанника на лестнице

The Slav tutor found his charge on the stairway half an hour later

и долго не мог понять, злится он или плачет.

and for a long time could not tell whether he was angry or crying.

– Что ж, верно ушиблись, когда упали? – сказал гувернёр. 

‘You must have fallen and hurt yourself?’ said the tutor.

– Я говорил, что это опасная игра.

‘I told you it’s a dangerous game.

И надо сказать директору.

The director must be informed.’

– Если б и ушибся, так никто бы не заметил.

‘Even if I did hurt myself, nobody would have noticed.

Уж это наверно.

That’s for certain.’

– Ну так что же?

‘What’s wrong, then?’

– Оставьте меня! Помню, не помню…

‘Let me be! Remember, don’t remember…

Какое ему дело?

What business is it of his?

Зачем мне помнить?

Why should I remember?

Оставьте меня в покое! – обратился он уже не к гувернёру, а ко всему свету.

Leave me alone!’ he said, not to the tutor now, but to the whole world.

XX

XX

Степан Аркадьич, как и всегда, не праздно проводил время в Петербурге.

Stepan Arkadyich, as always, did not idle away his time in Petersburg.

В Петербурге, кроме дел: – развода сестры и места,

In Petersburg, besides the business of his sister’s divorce and the post,

ему, как и всегда, нужно было освежиться, как он говорил, после московской затхлости.

he had, as always, to refresh himself, as he put it, after the stuffiness of Moscow.

Москва, несмотря на свои cafes chantants и омнибусы, была всё-таки стоячее болото.

Moscow, in spite of its cafes chantants and omnibuses, was, after all, a stagnant swamp.

Это всегда чувствовал Степан Аркадьич.

That Stepan Arkadyich had always felt.

Пожив в Москве, особенно в близости с семьёй, он чувствовал, что падает духом.

Living in Moscow, especially around his family, he felt he was losing his spirits.

Поживя долго безвыездно в Москве,

When he lived in Moscow for a long time without leaving,

он доходил до того, что начинал беспокоиться дурным расположением и упрёками жены,

he reached the point of worrying about his wife’s bad moods and reproaches,

здоровьем, воспитанием детей, мелкими интересами своей службы;

his children’s health and education, the petty concerns of his service;

даже то, что у него были долги, беспокоило его.

he even worried about having debts.

Но стоило только приехать и пожить в Петербурге,

But he needed only to go and stay for a while in Petersburg,

в том кругу, в котором он вращался,

in the circle to which he belonged,

где жили, именно жили, а не прозябали, как в Москве,

where people lived – precisely lived, and did not vegetate as in Moscow

и тотчас все мысли эти исчезали и таяли, как воск от лица огня.

– and immediately all these thoughts vanished and melted away like wax before the face of fire.[21]

Жена?..

Wife?…

Нынче только он говорил с князем Чеченским.

Only that day he had been talking with Prince Chechensky.

У князя Чеченского была жена и семья – взрослые пажи дети,

Prince Chechensky had a wife and family – grown-up boys serving as pages

и была другая, незаконная семья, от которой тоже были дети.

– and there was another illegitimate family, in which there were also children.

Хотя первая семья тоже была хороша,

Though the first family was good as well,

князь Чеченский чувствовал себя счастливее во второй семье.

Prince Chechensky felt happier in the second family.

И он возил своего старшего сына во вторую семью

And he had brought his eldest son into the second family,

и рассказывал Степану Аркадьичу, что он находит это полезным и развивающим для сына.

and kept telling Stepan Arkadyich that he found it useful for the boy’s development.

Что бы на это сказали в Москве?

What would they have said to that in Moscow?

Дети?

Children?

В Петербурге дети не мешали жить отцам.

In Petersburg children did not hinder their father’s life.

Дети воспитывались в заведениях,

Children were brought up in institutions,

и не было этого, распространяющегося в Москве – Львов, например, – дикого понятия,

and there existed nothing like that wild idea spreading about Moscow – as with Lvov, for instance

что детям всю роскошь жизни, а родителям один труд и заботы.

– that children should get all the luxuries of life and parents nothing but toil and care.

Здесь понимали, что человек обязан жить для себя,

Here they understood that a man is obliged to live for himself,

как должен жить образованный человек.

as an educated person ought to live.

Служба?

Service?

Служба здесь тоже не была та упорная, безнадёжная лямка, которую тянули в Москве;

Here the service was also not that persistent, unrewarded drudgery that it was in Moscow;

здесь был интерес в службе.

here there was interest in it.

Встреча, услуга, меткое слово,

An encounter, a favour, an apt word,

уменье представлять в лицах разные штуки

an ability to act out various jokes

– и человек вдруг делал карьеру,

– and a man’s career was suddenly made,

как Брянцев, которого вчера встретил Степан Аркадьич и который был первый сановник теперь.

as with Briantsev, whom Stepan Arkadyich had met yesterday and who was now a leading dignitary.

Эта служба имела интерес.

Such service had some interest in it.

В особенности же петербургский взгляд на денежные дела успокоительно действовал на Степана Аркадьича.

But the Petersburg view of money matters had an especially soothing effect on Stepan Arkadyich.

Бартнянский, проживающий по крайней мере пятьдесят тысяч по тому train, который он вёл,

Bartniansky, who had run through at least fifty thousand, judging by his train,* [Style of life]

сказал ему об этом вчера замечательное слово.

had spoken a remarkable word to him about it yesterday.

Перед обедом, разговорившись, Степан Аркадьич сказал Бартнянскому:

In a conversation before dinner, Stepan Arkadyich had said to Bartniansky:

– Ты, кажется, близок с Мордвинским;

‘It seems to me that you’re close to Mordvinsky;

ты мне можешь оказать услугу, скажи ему, пожалуйста, за меня словечко.

you might do me a favour and kindly put in a word for me.

Есть место, которое бы я хотел занять.

There’s a post I’d like to get.

Членом агентства…

Member of the Agency …’

– Ну, я всё равно не запомню…

‘Well, I won’t remember it anyway …

Только что тебе за охота в эти железнодорожные дела с жидами?..

Only who wants to get into all these railway affairs with the Jews? …

Как хочешь, всё-таки гадость!

As you wish, but all the same it’s vile!’

Степан Аркадьич не сказал ему, что это было живое дело;

Stepan Arkadyich did not tell him that it was a living matter;

Бартнянский бы не понял этого.

Bartniansky would not have understood it.

– Деньги нужны, жить нечем.

‘I need money, I have nothing to live on.’

– Живёшь же?

‘You do live, though?’

– Живу, но долги.

‘I live, but in debt.’

– Что ты? Много? – с соболезнованием сказал Бартнянский.

‘Really? How deep?’ Bartniansky said with sympathy.

– Очень много, тысяч двадцать.

‘Very deep – about twenty thousand.’

Бартнянский весело расхохотался.

Bartniansky burst into merry laughter.

– О, счастливый человек! – сказал он. 

‘Oh, lucky man!’ he said.

– У меня полтора миллиона и ничего нет,

‘I owe a million and a half and have nothing,

и, как видишь, жить ещё можно!

and, as you see, I can still live.’

И Степан Аркадьич не на одних словах, а на деле видел справедливость этого.

And Stepan Arkadyich could see that it was true not only in words but in reality.

У Живахова было триста тысяч долгу и ни копейки за душой,

Zhivakhov had debts of three hundred thousand and not a kopeck to his name,

и он жил же, да ещё как!

and yet he lived, and how!

Графа Кривцова давно уже все отпели,

The requiem had long been sung for Count Krivtsov,

а он содержал двух.

yet he kept two women.

Петровский прожил пять миллионов и жил всё точно так же

Petrovsky ran through five million and lived the same as ever,

и даже заведовал финансами и получал двадцать тысяч жалованья.

and was even a financial director and received a salary of twenty thousand.

Но, кроме этого, Петербург физически приятно действовал на Степана Аркадьича.

But, besides that, Petersburg had a physically pleasant effect on Stepan Arkadyich.

Он молодил его.

It made him younger.

В Москве он поглядывал иногда на седину,

In Moscow he sometimes looked at his grey hair,

засыпал после обеда, потягивался,

fell asleep after dinner, stretched,

шагом, тяжело дыша, входил на лестницу,

climbed the stairs slowly, breathing heavily,

скучал с молодыми женщинами, не танцевал на балах.

became bored in the company of young women, did not dance at balls.

В Петербурге же он всегда чувствовал десять лет с костей.

In Petersburg he always felt he had shaken off ten years.

Он испытывал в Петербурге то же,

He experienced in Petersburg the same thing

что говорил ему вчера ещё шестидесятилетний князь Облонский, Пётр, только что вернувшийся из-за границы.

that he had been told only yesterday by the sixty-year-old prince Pyotr Oblonsky, just returned from abroad.

– Мы здесь не умеем жить, – говорил Пётр Облонский. 

‘Here we don’t know how to live,’ Pyotr Oblonsky had said.

– Поверишь ли, я провёл лето в Бадене;

‘Would you believe, I spent the summer in Baden.

ну, право, я чувствовал себя совсем молодым человеком.

Well, really, I felt myself quite a young man.

Увижу женщину молоденькую, и мысли…

I’d see a young woman, and thoughts …

Пообедаешь, выпьешь слегка – сила, бодрость.

You dine, drink a little – strength, vigour.

Приехал в Россию, 

I came to Russia

– надо было к жене да ещё в деревню, 

– had to see my wife, and also the estate

– ну, не поверишь, через две недели надел халат, перестал одеваться к обеду.

– well, you wouldn’t believe it, two weeks later I got into my dressing gown, stopped changing for dinner.

Какое о молоденьких думать!

No more thinking about young lovelies!

Совсем стал старик.

Turned into a real old man.

Только душу спасать остаётся.

Only thing left was saving my soul.

Поехал в Париж – опять справился.

Went to Paris – rallied again.’

Степан Аркадьич точно ту же разницу чувствовал, как и Пётр Облонский.

Stepan Arkadyich felt exactly the same difference as Pyotr Oblonsky.

В Москве он так опускался,

In Moscow he went so much to seed

что в самом деле, если бы пожить там долго,

that, in fact, if he lived there long enough,

дошёл бы, чего доброго, и до спасения души;

he would, for all he knew, reach the point of saving his soul;

в Петербурге же он чувствовал себя опять порядочным человеком.

in Petersburg he felt himself a decent human being again.

Между княгиней Бетси Тверской и Степаном Аркадьичем существовали давнишние, весьма странные отношения.

Between Princess Betsy Tverskoy and Stepan Arkadyich there existed long-standing and quite strange relations.

Степан Аркадьич всегда шутя ухаживал за ней

Stepan Arkadyich had always jokingly paid court to her

и говорил ей, тоже шутя, самые неприличные вещи,

and told her, also jokingly, the most indecent things,

зная, что это более всего ей нравится.

knowing that that was what she liked most.

На другой день после своего разговора с Карениным Степан Аркадьич, заехав к ней, чувствовал себя столь молодым,

The day after his talk with Karenin, Stepan Arkadyich, calling on her, felt so young

что в этом шуточном ухаживанье и вранье зашёл нечаянно так далеко,

that he inadvertently went too far in this jocular courtship and bantering,

что уже не знал, как выбраться назад,

and did not know how to get out of it,

так как, к несчастью, она не только не нравилась, но противна была ему.

for, unfortunately, he not only did not like her but found her repulsive.

Тон же этот установился потому, что он очень нравился ей.

They fell into this tone because she liked him very much.

Так что он уже был очень рад приезду княгини Мягкой, прекратившей их уединение вдвоём.

So that he was very glad of the arrival of Princess Miagky, which put a timely end to their tête-à-tête.

– А, и вы тут, – сказала она, увидав его. 

‘Ah, you’re here, too,’ she said when she saw him.

– Ну, что ваша бедная сестра?

‘Well, how is your poor sister?

Вы не смотрите на меня так, – прибавила она. 

Don’t look at me like that,’ she added.

– С тех пор как все набросились на неё, все те, которые хуже её во сто тысяч раз,

‘Though everybody’s fallen upon her, when they’re all a thousand times worse than she is,

я нахожу, что она сделала прекрасно.

I find that she acted very beautifully.

Я не могу простить Вронскому, что он не дал мне знать, когда она была в Петербурге.

I can’t forgive Vronsky for not letting me know when she was in Petersburg.

Я бы поехала к ней и с ней повсюду.

I’d have called on her and gone everywhere with her.

Пожалуйста, передайте ей от меня мою любовь.

Please send her my love.

Ну, расскажите же мне про неё.

Well, tell me about her.’

– Да, её положение тяжело, она… – начал было рассказывать Степан Аркадьич,

‘Yes, her situation is difficult, she …’ Stepan Arkadyich began,

в простоте душевной приняв за настоящую монету слова княгини Мягкой «расскажите про вашу сестру».

in the simplicity of his soul, taking her words at face value when Princess Miagky said, ‘Tell me about your sister.’

Княгиня Мягкая тотчас же по своей привычке перебила его и стала сама рассказывать.

Princess Miagky interrupted him at once, as was her habit, and began talking herself.

– Она сделала то, что все, кроме меня, делают, но скрывают;

‘She did no more than what everybody, except me, does but keeps hidden.

а она не хотела обманывать и сделала прекрасно.

She didn’t want to deceive and she did splendidly.

И ещё лучше сделала, потому что бросила этого полоумного вашего зятя.

And she did better still by abandoning that half-witted brother-in-law of yours.

Вы меня извините.

You must excuse me.

Все говорили, что он умён, умён,

Everybody kept saying he’s intelligent, he’s intelligent,

одна я говорила, что он глуп.

and I alone said he was stupid.

Теперь, когда он связался с Лидией Ивановной и с Landau,

Now that he’s got himself associated with Lydia and Landau,

все говорят, что он полоумный,

everybody says he’s half-witted,

и я бы и рада не соглашаться со всеми, но на этот раз не могу.

and I’d be glad to disagree with them all, but this time I can’t.’

– Да объясните мне, пожалуйста, – сказал Степан Аркадьич, 

‘But explain to me, please,’ said Stepan Arkadyich,

– что это такое значит?

‘what is the meaning of this?

Вчера я был у него по делу сестры и просил решительного ответа.

Yesterday I went to see him on my sister’s business and asked for a decisive answer.

Он не дал мне ответа и сказал, что подумает,

He gave me no answer and said he would think,

а нынче утром я вместо ответа получил приглашение на нынешний вечер к графине Лидии Ивановне.

and this morning, instead of an answer, I received an invitation to come to Countess Lydia Ivanovna’s this evening.’

– Ну так, так! – с радостью заговорила княгиня Мягкая. 

‘Well, so there!’ Princess Miagky said joyfully.

– Они спросят у Landau, что он скажет.

‘They’re going to ask Landau what he says.’

– Как у Landau? Зачем? Что такое Landau?

‘Landau? Why? What is Landau?’

– Как, вы не знаете Jules Landau, le fameux Jules Landau, le clair-voyant?

‘You mean you don’t know Jules Landau, le fameux Jules Landau, le clairvoyant?

Он тоже полоумный, но от него зависит судьба вашей сестры.

He’s half-witted, too, but your sister’s fate depends on him.

Вот что происходит от жизни в провинции, вы ничего не знаете.

That’s what happens when you live in the provinces: you don’t know anything.

Landau, видите ли, commis был в магазине в Париже и пришёл к доктору.

You see, Landau was a commis* in a shop in Paris, and he went to the doctor.

У доктора в приёмной он заснул и во сне стал всем больным давать советы.

In the doctor’s office he fell asleep and in sleep started giving all the patients advice.

И удивительные советы.

Remarkable advice, too.

Потом Юрия Мелединского – знаете, больного? 

Then Yuri Meledinsky’s wife – he’s ill, you know?

– жена узнала про этого Landau и взяла его к мужу.

– found out about this Landau and brought him to her husband.

Он мужа её лечит.

He’s been treating her husband.

И никакой пользы ему не сделал, по-моему,

Hasn’t done him any good, in my opinion,

потому что он всё такой же расслабленный,

because he’s still as paralysed as ever,

но они в него веруют и возят с собой.

but they believe in him and take him everywhere.

И привезли в Россию.

And they brought him to Russia.

Здесь все на него набросились, и он всех стал лечить.

Here everybody fell upon him and he started treating everybody.

Графиню Беззубову вылечил,

He cured Countess Bezzubov,

и она так полюбила его, что усыновила.

and she likes him so much that she’s adopted him.’

– Как усыновила?

‘Adopted him?’

– Так, усыновила.

‘Yes, adopted him.

Он теперь не Landau больше, а граф Беззубов.

He’s no longer Landau, he’s Count Bezzubov.

Но дело не в том, а Лидия, 

But that’s not the point, it’s that Lydia

– я её очень люблю, но у неё голова не на месте, 

– I love her very much, but she’s off her head

– разумеется, накинулась теперь на этого Landau,

– naturally fell upon this Landau,

и без него ни у неё, ни у Алексея Александровича ничего не решается,

and now neither she nor Alexei Alexandrovich can decide anything without him,

и поэтому судьба вашей сестры теперь в руках этого Landau, иначе графа Беззубова.

and so your sister’s fate is now in the hands of this Landau, alias Count Bezzubov.’[22]

XXI

XXI

После прекрасного обеда и большого количества коньяку, выпитого у Бартнянского,

After an excellent dinner and a great quantity of cognac, drunk at Bartniansky’s,

Степан Аркадьич, только немного опоздав против назначенного времени,

Stepan Arkadyich, only a little later than the appointed time,

входил к графине Лидии Ивановне.

entered Countess Lydia Ivanovna’s house.

– Кто ещё у графини? Француз? – спросил Степан Аркадьич швейцара,

‘Who else is with the countess? The Frenchman?’ Stepan Arkadyich asked the hall porter,

оглядывая знакомое пальто Алексея Александровича и странное, наивное пальто с застёжками.

looking at the familiar overcoat of Alexei Alexandrovich and a strange, naive overcoat with clasps.

– Алексей Александрович Каренин и граф Беззубов, – строго отвечал швейцар.

‘Alexei Alexandrovich Karenin and Count Bezzubov,’ the porter replied sternly.

«Княгиня Мягкая угадала, – подумал Степан Аркадьич, входя на лестницу. – Странно!

‘Princess Miagky guessed right,’ thought Stepan Arkadyich, going up the stairs. ‘Strange!

Однако хорошо было бы сблизиться с ней.

However, it would be nice to get friendly with her.

Она имеет огромное влияние.

She has enormous influence.

Если она замолвит словечко Поморскому, то уже верно».

If she’d put in a word for me with Pomorsky, it would be a sure thing.’

Было ещё совершенно светло на дворе,

It was still broad daylight outside,

но в маленькой гостиной графини Лидии Ивановны с опущенными шторами уже горели лампы.

but in Countess Lydia’s small drawing room the blinds were already drawn and the lamps lit.

У круглого стола под лампой сидели графиня и Алексей Александрович, о чём-то тихо разговаривая.

At a round table under a lamp the countess and Alexei Alexandrovich sat talking about something in low voices.

Невысокий, худощавый человек с женским тазом, с вогнутыми в коленках ногами,

A short, lean man with womanish hips and knock-kneed legs,

очень бледный, красивый, с блестящими прекрасными глазами

very pale, handsome, with beautiful, shining eyes

и длинными волосами, лежавшими на воротнике его сюртука,

and long hair falling over the collar of his frock coat,

стоял на другом конце, оглядывая стену с портретами.

stood at the other end, studying the portraits on the wall.

Поздоровавшись с хозяйкой и с Алексеем Александровичем,

Having greeted the hostess and Alexei Alexandrovich,

Степан Аркадьич невольно взглянул ещё раз на незнакомого человека.

Stepan Arkadyich involuntarily looked again at the unknown man.

– Monsieur Landau! – обратилась к нему графиня с поразившею Облонского мягкостью и осторожностью.

‘Monsieur Landau!’ The countess addressed the man with a softness and carefulness that struck Oblonsky.

И она познакомила их.

And she introduced them.

Landau поспешно оглянулся, подошёл

Landau hastily turned, approached

и, улыбнувшись, вложил в протянутую руку Степана Аркадьича неподвижную потную руку

and, smiling, placed his inert, sweaty hand into the extended hand of Stepan Arkadyich

и тотчас же опять отошёл и стал смотреть на портреты.

and immediately went back and began looking at the portraits.

Графиня и Алексей Александрович значительно переглянулись.

The countess and Alexei Alexandrovich exchanged meaningful looks.

– Я очень рада видеть вас, в особенности нынче, – сказала графиня Лидия Ивановна,

‘I’m very glad to see you, especially today,’ said Countess Lydia Ivanovna,

указывая Степану Аркадьичу место подле Каренина.

pointing Stepan Arkadyich to the place next to Karenin.

– Я вас познакомила с ним как с Landau, – сказала она тихим голосом,

‘I introduced him to you as Landau,’ she said in a low voice,

взглянув на француза и потом тотчас на Алексея Александровича, 

glancing at the Frenchman and then at once at Alexei Alexandrovich,

– но он, собственно, граф Беззубов, как вы, вероятно, знаете.

‘but in fact he is Count Bezzubov, as you probably know.

Только он не любит этого титула.

Only he doesn’t like the title.’

– Да, я слышал, – отвечал Степан Аркадьич, 

‘Yes, I’ve heard,’ Stepan Arkadyich replied.

– говорят, он совершенно исцелил графиню Беззубову.

‘They say he cured Countess Bezzubov completely.’

– Она была нынче у меня, она так жалка! – обратилась графиня к Алексею Александровичу. 

‘She called on me today. She’s so pitiful!’ The countess turned to Alexei Alexandrovich.

– Разлука эта для неё ужасна.

‘This parting is terrible for her.

Для неё это такой удар!

Such a blow!’

– А он положительно едет? – спросил Алексей Александрович.

‘And he’s definitely leaving?’ asked Alexei Alexandrovich.

– Да, он едет в Париж.

‘Yes, he’s leaving for Paris.

Он вчера слышал голос, – сказала графиня Лидия Ивановна, глядя на Степана Аркадьича.

He heard a voice yesterday,’ said Countess Lydia Ivanovna, looking at Stepan Arkadyich.

– Ах, голос! – повторил Облонский,

‘Ah, a voice!’ Oblonsky repeated,

чувствуя, что надо быть как можно осторожнее в этом обществе,

feeling that he had to be as careful as possible in this company

в котором происходит или должно происходить что-то особенное,

where something special had taken place, or was about to take place,

к чему он не имеет ещё ключа.

to which he did not yet have the key.

Наступило минутное молчание,

A momentary silence followed,

после которого графиня Лидия Ивановна, как бы приступая к главному предмету

after which Countess Lydia Ivanovna, as if approaching the main subject of conversation,

разговора, с тонкой улыбкой сказала Облонскому:

said to Oblonsky with a subtle smile:

– Я вас давно знаю и очень рада узнать вас ближе.

‘I’ve known you for a long time and am very glad to get to know you more closely.

Les amis de nos amis sont nos amis.

Les amis de nos amis sont nos amis.* [The friends of our friends are our friends.]

Но для того чтобы быть другом, надо вдумываться в состояние души друга,

But to be someone’s friend, one has to penetrate the friend’s state of soul,

а я боюсь, что вы этого не делаете в отношении к Алексею Александровичу.

and I’m afraid you have not done so with regard to Alexei Alexandrovich.

Вы понимаете, о чём я говорю, – сказала она, поднимая свои прекрасные задумчивые глаза.

You understand what I am talking about,’ she said, raising her beautiful, pensive eyes.

– Отчасти, графиня, я понимаю, что положение Алексея Александровича… 

‘In part, Countess, I understand that Alexei Alexandrovich’s position …’

– сказал Облонский, не понимая хорошенько, в чём дело,

Oblonsky said, not understanding very well what the matter was

и потому желая оставаться в общем.

and therefore wishing to speak in general.

– Перемена не во внешнем положении, – строго сказала графиня Лидия Ивановна,

‘The change is not in his external position,’ Countess Lydia Ivanovna said sternly,

вместе с тем следя влюблённым взглядом за вставшим и перешедшим к Landau Алексеем Александровичем, 

at the same time following Alexei Alexandrovich with amorous eyes as he got up and went over to Landau.

– сердце его изменилось, ему дано новое сердце,

‘His heart has changed, a new heart has been given him,

и я боюсь, что вы не вполне вдумались в ту перемену, которая произошла в нём.

and I’m afraid you haven’t quite perceived the change that has taken place in him.’

– То есть я в общих чертах могу представить себе эту перемену.

‘That is, in general terms I can picture the change to myself.

Мы всегда были дружны, и теперь… – отвечая нежным взглядом на взгляд графини, сказал Степан Аркадьич,

We’ve always been friends, and now…’ Stepan Arkadyich said, responding to the countess’s gaze with a tender gaze of his own

соображая, с которым из двух министров она ближе,

and trying to make out which of the two ministers she was closer to,

чтобы знать, о ком из двух придётся просить её.

so as to know which one to ask her about.

– Та перемена, которая произошла в нём, не может ослабить его чувства любви к ближним;

‘The change that has taken place in him cannot weaken his feelings of love for his neighbours;

напротив, перемена, которая произошла в нём, должна увеличить любовь.

on the contrary, the change that has taken place in him can only increase his love.

Но я боюсь, что вы не понимаете меня.

But I’m afraid you don’t understand me.

Не хотите ли чаю? – сказала она,

Would you like some tea?’ she said,

указывая глазами на лакея, подавшего на подносе чай.

indicating with her eyes the servant who was offering tea on a tray.

– Не совсем, графиня. Разумеется, его несчастье…

‘Not entirely, Countess. Of course, his misfortune …’

– Да, несчастье, которое стало высшим счастьем, когда сердце стало новое,

‘Yes, a misfortune that turned into the greatest good fortune, when his heart became new,

исполнилось им, – сказала она, влюблённо глядя на Степана Аркадьича.

fulfilled in Him,’ she said, gazing amorously at Stepan Arkadyich.

«Я думаю, что можно будет попросить замолвить обоим», – думал Степан Аркадьич.

‘I think I could ask her to put in a word with both of them,’ thought Stepan Arkadyich.

– О, конечно, графиня, – сказал он, 

‘Oh, of course, Countess,’ he said,

– но я думаю, что эти перемены так интимны,

‘but I think these changes are so intimate

что никто, даже самый 6лизкий человек, не любит говорить.

that no one, not even the closest person, likes to speak of them.’

– Напротив! Мы должны говорить и помогать друг другу.

‘On the contrary! We must speak and help one another.’

– Да, без сомнения, но бывает такая разница убеждений,

‘Yes, no doubt, but there are such differences of conviction,

и притом… – с мягкою улыбкой сказал Облонский.

and besides …’ Oblonsky said with a soft smile.

– Не может быть разницы в деле святой истины.

‘There can be no difference in matters of sacred truth.’

– О да, конечно, но… – и, смутившись, Степан Аркадьич замолчал.

‘Ah, yes, of course, but…’ And, embarrassed, Stepan Arkadyich became silent.

Он понял, что дело шло о религии.

He realized that they had got on to religion.

– Мне кажется, он сейчас заснёт, – значительным шёпотом проговорил Алексей Александрович, подходя к Лидии Ивановне.

‘I think he’s about to fall asleep,’ Alexei Alexandrovich said in a meaningful whisper, coming up to Lydia Ivanovna.

Степан Аркадьич оглянулся.

Stepan Arkadyich turned.

Landau сидел у окна, облокотившись на ручку и спинку кресла, опустив голову.

Landau was sitting by the window, leaning on the back and armrest of his chair, his head bowed.

Заметив обращённые на него взгляды,

Noticing the eyes directed at him,

он поднял голову и улыбнулся детски-наивною улыбкой.

he raised his head and smiled a childishly naive smile.

– Не обращайте внимания, – сказала Лидия Ивановна

‘Don’t pay any attention,’ said Lydia Ivanovna,

и лёгким движением подвинула стул Алексею Александровичу. 

and with a light movement she pushed a chair towards Alexei Alexandrovich.

– Я замечала… – начала она что-то,

‘I’ve noticed . ..’ she was beginning to say something

как в комнату вошёл лакей с письмом.

when a footman came in with a letter.

Лидия Ивановна быстро пробежала записку

Lydia Ivanovna quickly scanned the note

и, извинившись, с чрезвычайною быстротой написала и отдала ответ и вернулась к столу. 

and, apologizing, wrote an extremely quick reply, handed it over and returned to the table.

– Я замечала, – продолжала она начатый разговор, 

‘I’ve noticed,’ she continued the conversation she had begun,

– что москвичи, в особенности мужчины, самые равнодушные к религии люди.

‘that Muscovites, the men especially, are quite indifferent to religion.’

– О нет, графиня, мне кажется, что москвичи имеют репутацию быть самыми твёрдыми, – отвечал Степан Аркадьич.

‘Oh, no, Countess, I believe the Muscovites have a reputation for being quite staunch,’ Stepan Arkadyich replied.

– Да, насколько я понимаю, вы, к сожалению, из равнодушных, – с усталою улыбкой, обращаясь к нему, сказал Алексей Александрович.

‘But, as far as I understand, you, unfortunately, are among the indifferent,’ Alexei Alexandrovich said, turning to him with a weary smile.

– Как можно быть равнодушным! – сказала Лидия Ивановна.

‘How can one be indifferent!’ said Lydia Ivanovna.

– Я в этом отношения не то что равнодушен, но в ожидании, – сказал Степан Аркадьич с своею самою смягчающею улыбкой. 

‘In that respect, I’m not really indifferent, but expectant,’ said Stepan Arkadyich, with his most soothing smile.

– Я не думаю, чтобы для меня наступило время этих вопросов.

‘I don’t think the time for these questions has come for me.’

Алексей Александрович и Лидия Ивановна переглянулись.

Alexei Alexandrovich and Lydia Ivanovna exchanged glances.

– Мы не можем знать никогда, наступило или нет для нас время, – сказал Алексей Александрович строго. 

‘We can never know whether the time has come for us or not,’ Alexei Alexandrovich said sternly.

– Мы не должны думать о том, готовы ли мы, или не готовы:

‘We mustn’t think whether we’re ready or not:

– благодать не руководствуемся человеческими соображениями;

grace is not guided by human considerations;

она иногда не сходит на трудящихся и сходит на неприготовленных, как на Савла.

it sometimes descends not upon the labourers but upon the unprepared, as it did upon Saul.’[23]

– Нет, кажется, не теперь ещё, – сказала Лидия Ивановна,

‘No, not just yet, it seems,’ said Lydia Ivanovna,

следившая в это время за движениями француза.

who had been following the Frenchman’s movements all the while.

Landau встал и подошёл к ним.

Landau got up and came over to them.

– Вы мне позволите слушать? – спросил он.

‘Will you allow me to listen?’ he said.

– О да, я не хотела вам мешать, – нежно глядя на него, сказала Лидия Ивановна, 

‘Oh, yes, I didn’t want to disturb you,’ said Lydia Ivanovna, looking at him tenderly.

– садитесь с нами.

‘Sit down with us.’

– Надо только не закрывать глаз,

‘One need only not close one’s eyes,

чтобы не лишиться света, – продолжал Алексей Александрович.

so as not to be deprived of light,’ Alexei Alexandrovich went on.

– Ах, если бы вы знали то счастье, которое мы испытываем,

‘Ah, if you knew the happiness we experience,

чувствуя всегдашнее его присутствие в своей душе! – сказала графиня Лидия Ивановна, блаженно улыбаясь.

feeling His constant presence in our souls!’ said Lydia Ivanovna, smiling beatifically.

– Но человек может чувствовать себя неспособным иногда подняться на эту высоту, – сказал Степан Аркадьич,

‘But sometimes a man may feel himself unable to rise to that height,’ said Stepan Arkadyich,

чувствуя, что он кривит душою, признавая религиоэную высоту,

not forthrightly, acknowledging the loftiness of religion,

но вместе с тем не решаясь признаться в своём свободомыслии перед особой,

but at the same time not daring to acknowledge his freethinking before the person

которая одним словом Поморскому может доставить ему желаемое место.

who, by saying one word to Pomorsky, could provide him with the desired post.

– То есть вы хотите сказать, что грех мешает ему? – сказала Лидия Ивановна. 

‘That is, you mean to say that sin prevents him?’ said Lydia Ivanovna.

– Но это ложное мнение.

‘But that is a false view.

Греха нет для верующих, грех уже искуплен.

There is no sin for believers; sin is already redeemed.

Pardon, – прибавила она, глядя на опять вошедшего с другой запиской лакея.

Pardon,’ she added, looking at the footman, who came in again with another note.

Она прочла и на словах ответила:

She read it and responded verbally:

– Завтра у великой княгини, скажите. 

‘Say tomorrow at the Grand Duchess’s.

– Для верующего нет греха, – продолжала она разговор.

There is no sin for a believer,’ she continued the conversation.

– Да, но вера без дел мертва есть, – сказал Степан Аркадьич,

‘Yes, but faith without works is dead,’ said Stepan Arkadyich,

вспомнив эту фразу из катехизиса,

recalling this phrase from the catechism,

одной улыбкой уже отстаивая свою независимость.

defending his independence only with his smile.

– Вот оно, из послания апостола Иакова, – сказал Алексей Александрович,

‘There it is, from the Epistle of the Apostle James,’[24] said Alexei Alexandrovich,

с некоторым упрёком обращаясь к Лидии Ивановне,

addressing Lydia Ivanovna somewhat reproachfully,

очевидно как о деле, о котором они не раз уже говорили. 

evidently to do with something they had talked about more than once.

– Сколько вреда сделало ложное толкование этого места!

‘How much harm the wrong interpretation of that passage has done!

Ничто так не отталкивает от веры, как это толкование.

Nothing so turns people from faith as this interpretation:

«У меня нет дел, я не могу верить»,

"I have no works, I cannot believe,"

тогда как это нигде не сказано.

when that is said nowhere.

А сказано обратное.

What is said is the opposite.’

– Трудиться для бога, трудами, постом спасать душу, – с гадливым презрением сказала графиня Лидия Ивановна, 

‘To labour for God, to save your soul by works, by fasting,’ Countess Lydia Ivanovna said with squeamish contempt,

– это дикие понятия наших монахов…

‘these are the wild notions of our monks …

Тогда как это нигде не сказано.

Whereas that is said nowhere.

Это гораздо проще и легче, – прибавила она,

It is much simpler and easier,’ she added,

глядя на Облонского с тою самою ободряющею улыбкой,

looking at Oblonsky with the same encouraging smile

с которою она при дворе ободряла молодых, смущённых новою обстановкой фрейлин.

with which, at court, she encouraged young maids-of-honour bewildered by their new situation.

– Мы спасены Христом, пострадавшим за нас.

‘We are saved by Christ, who suffered for us.

Мы спасены верой, – одобряя взглядом её слова, подтвердил Алексей Александрович.

We are saved by faith,’ Alexei Alexandrovich confirmed, approving of her words with his eyes.

– Vous comprenez l'anglais? – спросила Лидия Ивановна

‘Vous comprenez I’anglais?* [Do you understand English?]  Lydia Ivanovna asked

и, получив утвердительный ответ, встала и начала перебирать на полочке книги.

and, receiving an affirmative answer, stood up and began looking through the books on the shelf.

– Я хочу прочесть «Safe and Happy», или «Under the Wing»? – сказала она, вопросительно взглянув на Каренина.

‘I want to read Safe and Happy, or Under the Wing?’[25] she said, with a questioning look at Karenin.

И, найдя книгу и опять сев на место, она открыла её. 

And, having found the book and sat down again, she opened it.

– Это очень коротко.

‘It’s very short.

Тут описан путь, которым приобретается вера,

It describes the way in which faith is acquired

и то счастье превыше всего земного, которое при этом наполняет душу.

and the happiness beyond all earthly things which then fills the soul.

Человек верующий не может быть несчастлив, потому что он не один.

A believer cannot be unhappy, because he is not alone.

Да вот вы увидите. 

You’ll see now.’

– Она собралась уже читать, как опять вошёл лакей. 

She was about to read when the footman came in again.

– Бороздина? Скажите, завтра в два часа. 

‘Mme Borozdin? Say tomorrow at two o’clock.

– Да, – сказала она, заложив пальцем место в книге

Yes,’ she said, holding the place in the book with her finger,

и со вздохом взглянув пред собой задумчивыми прекрасными глазами. 

sighing and gazing before her with her beautiful, pensive eyes.

– Вот как действует вера настоящая.

‘That is the effect of true faith.

Вы знаете Санину Мари?

Do you know Marie Sanin?

Вы знаете её несчастье?

Do you know about her misfortune?

Она потеряла единственного ребёнка.

She lost her only child.

Она была в отчаянье.

She was in despair.

Ну, и что ж?

Well, and what then?

Она нашла этого друга,

She found this Friend,

и она благодарит бога теперь за смерть своего ребёнка.

and now she thanks God for the death of her child.

Вот счастье, которое даёт вера!

That is the happiness that faith gives!’

– О да, это очень… – сказал Степан Аркадьич,

‘Ah, yes, that’s very …’ said Stepan Arkadyich,

довольный тем, что будут читать и дадут ему немножко опомниться.

pleased that she was going to read and give him time to recover a little.

«Нет, уж, видно, лучше ни о чём не просить нынче, – думал он, 

‘No,’ he thought, ‘looks as if it would be better not to ask for anything this time.

– только бы, не напутав, выбраться отсюда».

So long as I can get out of here without messing things up.’

– Вам будет скучно, – сказала графиня Лидия Ивановна, обращаясь к Landau, 

‘It will be boring for you,’ said Countess Lydia Ivanovna, turning to Landau,

– вы не знаете по-английски, но это коротко.

‘you don’t know English. But it’s short.’

– О, я пойму, – сказал с той же улыбкой Landau и закрыл глаза.

‘Oh, I shall understand,’ Landau said with the same smile and closed his eyes.

Алексей Александрович и Лидия Ивановна значительно переглянулись, и началось чтение.

Alexei Alexandrovich and Lydia Ivanovna exchanged meaningful glances, and the reading began.

XXII

XXII

Степан Аркадьич чувствовал себя совершенно озадаченным теми новыми для него странными речами, которые он слышал.

Stepan Arkadyich felt completely baffled hearing this talk, which was new and strange to him.

Усложнённость петербургской жизни вообще возбудительно действовала на него,

The complexity of Petersburg life generally had an exhilarating effect on him,

выводя его из московского застоя;

lifting him out of his Moscow stagnation;

но эти усложнения он любил и понимал в сферах, ему близких и знакомых;

but he liked and understood those complexities in spheres that were close and familiar to him,

в этой же чуждой среде он был озадачен, ошеломлён и не мог всего обнять.

while in this alien milieu he was baffled, dumbfounded, and could not grasp it all.

Слушая графиню Лидию Ивановну

Listening to Countess Lydia Ivanovna

и чувствуя устремлённые на себя красивые, наивные или плутовские – он сам не знал – глаза Landau,

and sensing Landau’s beautiful eyes – naive or sly, he did not know which – fixed on him,

Степан Аркадьич начинал испытывать какую-то особенную тяжесть в голове.

Stepan Arkadyich began to feel some peculiar heaviness in his head.

Самые разнообразные мысли путались у него в голове.

The most diverse thoughts were tangled in his head.

«Мари Санина радуется, что у ней умер ребёнок…

‘Marie Sanin is glad her child died …

Хорошо бы покурить теперь…

Would be nice to smoke now …

Чтобы спастись, нужно только верить,

To be saved, one need only believe,

и монахи не знают, как это надо делать,

and the monks don’t know how to do it,

а знает графиня Лидия Ивановна…

but Countess Lydia Ivanovna does …

И отчего у меня такая тяжесть в голове?

And why is there such a heaviness in my head?

От коньяку или оттого, что уж очень всё это странно?

From the cognac, or because it’s all so strange?

Я всё-таки до сих пор ничего, кажется, неприличного не сделал.

Anyhow, I don’t think I’ve done anything improper yet.

Но всё-таки просить её уж нельзя.

But, still, it’s impossible to ask for her help now.

Говорят, что они заставляют молиться.

I’ve heard they make people pray.

Как бы меня не заставили.

What if they make me pray?

Это уж будет слишком глупо.

That would be too stupid.

И что за вздор она читает, а выговаривает хорошо.

And what’s this nonsense she’s reading, albeit with good enunciation?

Landau – Беззубов.

Landau is Bezzubov.

Отчего он Беззубов?»

Why is he Bezzubov?’

Вдруг Степан Аркадьич почувствовал, что нижняя челюсть его неудержимо начинает заворачиваться на зевок.

Suddenly Stepan Arkadyich felt his lower jaw beginning to contract irrepressibly before a yawn.

Он поправил бакенбарды, скрывая зевок, и встряхнулся.

He smoothed his side-whiskers, concealing the yawn, and shook himself.

Но вслед за этим он почувствовал, что уже спит и собирается храпеть.

But next he felt he was already asleep and about to snore.

Он очнулся в ту минуту, как голос графини Лидии Ивановны сказал:

He woke up just as the voice of Countess Lydia Ivanovna said,

– «Он спит».

‘He’s asleep.’

Степан Аркадьич испуганно очнулся, чувствуя себя виноватым и уличённым.

Stepan Arkadyich woke up in fear, feeling guilty and exposed.

Но тотчас же он утешился,

But he was reassured at once,

увидав, что слова «он спит» относились не к нему, а к Landau.

seeing that the words ‘He’s asleep’ referred not to him but to Landau.

Француз заснул так же, как Степан Аркадьич.

The Frenchman had fallen asleep as had Stepan Arkadyich.

Но сон Степана Аркадьича, как он думал, обидел бы их

But while Stepan Arkadyich’s sleep, as he thought, would have offended them

(впрочем, он и этого не думал, так уж ему все казалось странно),

(however, he did not think even that, so strange everything seemed to him),

а сон Landau обрадовал их чрезвычайно, особенно графиню Лидию Ивановну.

Landau’s sleep delighted them in the extreme, Countess Lydia Ivanovna especially.

– Mon ami, – сказала Лидия Ивановна, осторожно, чтобы не шуметь, занося складки своего шёлкового платья

‘Mon ami,’ said Lydia Ivanovna, carefully picking up the folds of her silk dress so as not to rustle,

и в возбуждении своём называя уже Каренина не Алексеем Александровичем, а «mon ami», – donnez-lui la main.

and in her excitement calling Karenin ‘mon ami’ now instead of Alexei Alexandrovich, ‘donnez-lui la main. * [Give him your hand.]

Vous voyez? Шш! – зашикала она на вошедшего опять лакея. 

Vous voyez?* [You see?] Shh!’ she shushed the footman, who came in again.

– Не принимать.

‘Receive no one.’

Француз спал или притворялся, что спит, прислонив голову к спинке кресла,

The Frenchman slept, or pretended to sleep, his head resting on the back of the armchair,

и потною рукой, лежавшею на колене, делал слабые движения, как будто ловя что-то.

and made feeble movements with the sweaty hand that lay on his knee, as if attempting to catch something.

Алексей Александрович встал,

Alexei Alexandrovich got up,

хотел осторожно, но, зацепив за стол, подошёл и положил свою руку в руку француза.

trying to be careful but brushing against the table, went over and put his hand into the Frenchman’s hand.

Степан Аркадьич встал тоже

Stepan Arkadyich also got up

и, широко отворяя глаза, желая разбудить себя, если он спит,

and, opening his eyes wide, wishing to waken himself in case he was asleep,

смотрел то на того, то на другого.

looked now at the one man, now at the other.

Всё это было наяву.

It was all real.

Степан Аркадьич чувствовал, что у него в голове становится всё более и более нехорошо.

Stepan Arkadyich felt that his head was getting worse and worse.

– Que la personne qui est arrivée la dernière, celle qui demande, qu'elle sorte!

‘Que la personne qui est arrivée la dernière, celle qui demande, qu'elle sorte! * [The person who came last, the one who is asking for something, must get out!]

Qu'elle sorte! – проговорил француз, не открывая глаз.

Qu’elle sorte!’* [Get out!] the Frenchman said, without opening his eyes.

– Vous m'excuserez, mais vous voyez…

‘Vous m’excuserez, mais vous voyez … * [You will excuse me, but you can see …]

Revenez vers dix heures, encore mieux demain.

Revenez vers dix heures, encore mieux demain.’ * [Come back at around ten, or better still tomorrow.]

– Qu'elle sorte! – нетерпеливо повторил француз.

‘Qu’elle sorte!’ the Frenchman impatiently repeated.

– C'est moi, n'est-ce pas?

‘C’est moi, n’est-ce pas?’ * [That’s me, isn’t it?]

И, получив утвердительный ответ,

And, receiving an affirmative reply,

Степан Аркадьич, забыв и о том, что он хотел просить Лидию Ивановну,

Stepan Arkadyich, forgetting about what he had wanted to ask Lydia Ivanovna,

забыв и о деле сестры,

and also forgetting about his sister’s business,

с одним желанием поскорее выбраться отсюда,

with the sole desire of quickly getting out of there,

вышел на цыпочках и, как из заражённого дома, выбежал па улицу

left on tiptoe and, as if it were a plague house, ran out to the street

и долго разговаривал и шутил с извозчиком, желая привести себя поскорее в чувство.

and spent a long time talking and joking with a cabby, hoping the sooner to come to his senses.

Во французском театре, которого он застал последний акт, и потом у татар за шампанским

At the French Theatre, where he arrived for the last act, and then over champagne at the Tartars’,

Степан Аркадьич отдышался немножко на свойственном ему воздухе.

Stepan Arkadyich caught his breath a little in an atmosphere more suitable to him.

Но всё-таки в этот вечер ему было очень не по себе.

But even so he felt quite out of sorts that evening.

Вернувшись домой к Петру Облонскому, у которого он остановился в Петербурге,

Returning home to Pyotr Oblonsky’s, where he was staying in Petersburg,

Степан Аркадьич нашёл записку от Бетси.

Stepan Arkadyich found a note from Betsy.

Она писала ему, что очень желает докончить начатый разговор и просит его приехать завтра.

She wrote that she wished very much to finish the conversation they had started and invited him to come the next day.

Едва он успел прочесть эту записку и поморщиться над ней,

No sooner had he read the note and winced at it

как внизу послышались грузные шаги людей, несущих что-то тяжёлое.

than he heard downstairs the heavy footsteps of people carrying some weighty object.

Степан Аркадьич вышел посмотреть.

Stepan Arkadyich went out to look.

Это был помолодевший Пётр Облонский.

It was the rejuvenated Pyotr Oblonsky.

Он был так пьян, что не мог войти на лестницу;

He was so drunk that he was unable to climb the stairs;

но он велел себя поставить на ноги, увидав Степана Аркадьича,

but he ordered them to stand him on his feet when he saw Stepan Arkadyich,

и, уцепившись за него, пошёл с ним в его комнату

and, hanging on to him, went with him to his room,

и там стал рассказывать ему про то, как он провёл вечер, и тут же заснул.

there began telling about how he had spent the evening, and fell asleep on the spot.

Степан Аркадьич был в упадке духа, что редко случалось с ним,

Stepan Arkadyich was in low spirits, which rarely happened to him,

и долго не мог заснуть.

and could not fall asleep for a long time.

Всё, что он ни вспоминал, всё было гадко,

Everything he recalled, everything, was vile,

но гаже всего, точно что-то постыдное, вспоминался ему вечер у графини Лидии Ивановны.

but vilest of all was the recollection, as if of something shameful, of the evening at Countess Lydia Ivanovna’s.

На другой день он получил от Алексея Александровича положительный отказ о разводе Анны

The next day he received from Alexei Alexandrovich a definitive refusal to divorce Anna

и понял, что решение это было основано на том, что вчера сказал француз в своём настоящем или притворном сне.

and understood that this decision was based on what the Frenchman had said in his real or feigned sleep.

XXIII

XXIII

Для того чтобы предпринять что-нибудь в семейной жизни,

In order to undertake anything in family life,

необходимы или совершенный раздор между супругами, или любовное согласие.

it is necessary that there be either complete discord between the spouses or loving harmony.

Когда же отношения супругов неопределенны и нет ни того, ни другого,

But when the relations between spouses are uncertain and there is neither the one nor the other,

никакое дело не может быть предпринято.

nothing can be undertaken.

Многие семьи по годам остаются на старых местах, постылых обоим супругам,

Many families stay for years in the same old places, hateful to both spouses,

только потому, что нет ни полного раздора, ни согласия.

only because there is neither full discord nor harmony.

И Вронскому и Анне московская жизнь в жару и пыли,

For both Vronsky and Anna, Moscow life in the heat and dust,

когда солнце светило уже не по-весеннему, а по-летнему,

when the sun no longer shone as in spring but as in summer,

и все деревья на бульварах уже давно были в листьях,

and all the trees on the boulevards had long been in leaf,

и листья уже были покрыты пылью,

and the leaves were already covered with dust,

была невыносима;

was unbearable.

но они, не переезжая в Воздвиженское, как это давно было решено,

But instead of moving to Vozdvizhenskoe, as they had long ago decided to do,

продолжали жить в опостылевшей им обоим Москве,

they went on living in the Moscow they both hated,

потому что в последнее время согласия не было между ними.

because lately there had been no harmony between them.

Раздражение, разделявшее их, не имело никакой внешней причины,

The irritation that divided them had no external cause,

и все попытки объяснения не только не устраняли, но увеличивали его.

and all attempts to talk about it not only did not remove it but increased it.

Это было раздражение внутреннее, имевшее для неё основанием уменьшение его любви,

This was an inner irritation, which for her was based on the diminishing of his love,

для него – раскаяние в том, что он поставил себя ради её в тяжёлое положение,

and for him on his regret at having put himself, for her sake, in a difficult situation,

которое она, вместо того чтоб облегчить, делает ещё более тяжёлым.

which she, instead of making easier, made still more difficult.

Ни тот, ни другой не высказывали причины своего раздражения,

Neither of them spoke of the causes of their irritation,

но они считали друг друга неправыми и при каждом предлоге старались доказать это друг другу.

but each considered the other in the wrong and tried to prove it at every opportunity.

Для неё весь он,

For her, all of him,

со всеми его привычками, мыслями, желаниями,

with all his habits, thoughts, desires,

со всем его душевным и физическим складом,

with his entire mental and physical cast,

был одно – любовь к женщинам,

amounted to one thing: love for women.

и эта любовь, которая, по её чувству, должна была быть вся сосредоточена на ней одной, любовь эта уменьшилась;

And that love, which, as she felt, should have been concentrated on her alone, had diminished.

следовательно, по её рассуждению,

Therefore, she reasoned,

он должен был часть любви перенести на других или на другую женщину, 

he must have transferred part of it to other women, or to another woman

– и она ревновала.

– and she was jealous.

Она ревновала его не к какой-нибудь женщине, а к уменьшению его любви.

She was jealous not of any one woman, but of the diminishing of his love.

Не имея ещё предмета для ревности, она отыскивала его.

Having as yet no object for her jealousy, she was looking for one.

По малейшему намёку она переносила свою ревность с одного предмета на другой.

Following the slightest hint, she transferred her jealousy from one object to another.

То она ревновала его к тем грубым женщинам,

Now she was jealous of those coarse women

с которыми благодаря своим холостым связям он так легко мог войти в сношения;

with whom he could so easily associate himself thanks to his bachelor connections;

то она ревновала его к светским женщинам, с которыми он мог встретиться;

then she was jealous of the society women he might meet,

то она ревновала его к воображаемой девушке, на которой он хотел, разорвав с ней связь, жениться.

or again of some imaginary girl he wanted to marry after breaking the liaison with her.

И эта последняя ревность более всего мучала её,

And this last jealousy tormented her most of all,

в особенности потому, что он сам неосторожно в откровенную минуту сказал ей,

especially as he himself, in a moment of candour, had imprudently told her

что его мать так мало понимает его,

that his mother understood him so little

что позволила себе уговаривать его жениться на княжне Сорокиной.

that she allowed herself to insist that he should marry Princess Sorokin.

И, ревнуя его, Анна негодовала на него и отыскивала во всём поводы к негодованию.

And, being jealous, Anna was indignant with him and sought pretexts for indignation in everything.

Во всём, что было тяжёлого в её положении, она обвиняла его.

She blamed him for everything that was difficult in her situation.

Мучительное состояние ожидания, которое она между небом и землёй прожила в Москве,

The painful state of expectation, between heaven and earth, in which she lived in Moscow,

медленность и нерешительность Алексея Александровича, своё уединение

Alexei Alexandrovich’s slowness and indecision, her seclusion

– она всё приписывала ему.

– she ascribed it all to him.

Если б он любил, он понимал бы всю тяжесть её положения и вывел бы её из него.

If he loved her, he would understand the full difficulty of her situation and would take her out of it.

В том, что она жила в Москве, а не в деревне, он же был виноват.

The fact that she was living in Moscow and not in the country was also his fault.

Он не мог жить, зарывшись в деревне, как она того хотела.

He could not live buried in the country, as she wanted to.

Ему необходимо было общество,

Society was necessary for him,

и он поставил её в это ужасное положение, тяжесть которого он не хотел понимать.

and he put her into that terrible position, the difficulty of which he did not wish to understand.

И опять он же был виноват в том, что она навеки разлучена с сыном.

And it was he again who was to blame for her being forever separated from her son.

Даже те редкие минуты нежности, которые наступали между ними, не успокоивали её:

Even the rare moments of tenderness that occurred between them did not bring her peace:

– в нежности его теперь она видела оттенок спокойствия, уверенности,

in his tenderness she now saw a tinge of tranquillity, of assurance,

которых не было прежде и которые раздражали её.

which had not been there before and which irritated her.

Были уже сумерки.

It was already dark.

Анна одна, ожидая его возвращения с холостого обеда, на который он поехал,

Alone, waiting for him to come back from a bachelors’ dinner he had gone to,

ходила взад и вперёд по его кабинету

Anna paced up and down his study

(комната, где менее был слышен шум мостовой)

(the room where the noise of the street was heard least)

и во всех подробностях передумывала выражения вчерашней ссоры.

and mentally went through the nuances of yesterday’s quarrel in all their detail.

Возвращаясь всё назад от памятных оскорбительных слов спора к тому, что было их поводом,

Going further back from the memorably insulting words of the argument to what had caused them,

она добралась, наконец, до начала разговора.

she finally came to the beginning of their conversation.

Она долго не могла поверить тому,

For a long time she could not believe

чтобы раздор начался с такого безобидного, не близкого ничьему сердцу разговора.

that the quarrel had begun from such a harmless conversation, not close to either of their hearts.

А действительно это было так.

Yet it was really so.

Всё началось с того, что он посмеялся над женскими гимназиями, считая их ненужными,

It had all begun with him laughing at women’s high schools, which he considered unnecessary,

а она заступилась за них.

and her defending them.

Он неуважительно отнёсся к женскому образованию вообще

He referred disrespectfully to women’s education in general

и сказал, что Ганна, покровительствуемая Анной англичанка, вовсе не нуждалась в знании физики.

and said that Hannah, Anna’s English protégée, did not need any knowledge of physics.

Это раздражило Анну.

That irritated Anna.

Она видела в этом презрительный намёк на свои занятия.

She saw it as a contemptuous allusion to her concerns.

И она придумала и сказала такую фразу,

And she devised and spoke a phrase

которая бы отплатила ему за сделанную ей боль.

that would pay him back for the pain he had caused her.

– Я не жду того, чтобы вы помнили меня, мои чувства, как может их помнить любящий человек,

‘I don’t expect you to be mindful of me or my feelings as a loving man would be,

но я ожидала просто деликатности, – сказала она.

but I do expect simple tactfulness,’ she said.

И действительно, он покраснел от досады и что-то сказал неприятное.

And indeed he turned red with vexation and said something unpleasant.

Она не помнила, что она ответила ему,

She did not remember what reply she made to him,

но только тут к чему-то он, очевидно с желанием тоже сделать ей больно, сказал:

but only that he, obviously also wishing to cause her pain, responded by saying:

– Мне неинтересно ваше пристрастие к этой девочке, это правда,

‘It’s true I’m not interested in your concern for this girl,

потому что я вижу, что оно ненатурально.

because I can see it’s unnatural.’

Эта жестокость его, с которой он разрушал мир,

The cruelty with which he destroyed the world

с таким трудом построенный ею себе, чтобы переносить свою тяжёлую жизнь,

she had so laboriously built up for herself in order to endure her difficult life,

эта несправедливость его, с которой он обвинял её в притворстве, в ненатуральности,

the unfairness with which he accused her of being false and unnatural,

взорвали её.

made her explode.

– Очень жалею, что одно грубое и материальное вам понятно и натурально, – сказала она и вышла из комнаты.

‘I am very sorry that only coarse and material things seem understandable and natural to you,’ she said and walked out of the room.

Когда вчера вечером он пришёл к ней, они не поминали о бывшей ссоре,

When he came to her that evening, they did not mention the quarrel that had taken place,

но оба чувствовали, что ссора заглажена, а не прошла.

but they both felt that, though it had been smoothed over, it was still there.

Нынче он целый день не был дома,

Today he had not been home all day,

и ей было так одиноко и тяжело чувствовать себя с ним в ссоре,

and she felt so lonely and so pained to have quarrelled with him

что она хотела всё забыть, простить и примириться с ним,

that she wanted forget it all, to forgive and make peace with him,

хотела обвинить себя и оправдать его.

wanted to accuse herself and justify him.

«Я сама виновата.

‘It’s my own fault,

Я раздражительна, я бессмысленно ревнива.

I’m irritable, I’m senselessly jealous.

Я примирюсь с ним, и уедем в деревню,

I’ll make peace with him, we’ll leave for the country,

там я буду спокойнее», – говорила она себе.

I’ll be calmer there,’ she said to herself.

«Ненатурально», – вспомнила она вдруг более всего оскорбившее её

‘Unnatural’ – she suddenly remembered the most offensive thing,

не столько слово, сколько намерение сделать ей больно.

not the word so much as the intention to cause her pain.

«Я знаю, что он хотел сказать;

‘I know what he wanted to say.

он хотел сказать: – ненатурально, не любя свою дочь, любить чужого ребёнка.

He wanted to say that it’s unnatural for me to love someone else’s child when I don’t love my own daughter.

Что он понимает в любви к детям,

What does he understand about the love for children,

в моей любви к Серёже, которым я для него пожертвовала?

about my love for Seryozha, whom I have sacrificed for him?

Но это желание сделать мне больно!

But this wish to cause me pain!

Нет, он любит другую женщину, это не может быть иначе».

No, he loves another woman, it can’t be anything else.’

И, увидав, что, желая успокоить себя,

And seeing that, while wishing to calm herself,

она совершила опять столько раз уже пройденный ею круг и вернулась к прежнему раздражению,

she had gone round the circle she had already completed so many times and come back to her former irritation,

она ужаснулась на самое себя.

she was horrified at herself.

«Неужели нельзя?

‘Is it really impossible?

Неужели я не могу взять на себя? – сказала она себе и начала опять сначала. 

Can I really not take it upon myself?’ she said to herself, and began again from the beginning.

– Он правдив, он честен, он любит меня.

‘He’s truthful, he’s honest, he loves me.

Я люблю его, на днях выйдет развод.

I love him, the divorce will come any day now.

Чего же ещё нужно?

What more do we need?

Нужно спокойствие, доверие, и я возьму на себя.

We need peace, trust, and I’ll take it upon myself.

Да, теперь, как он приедет, скажу, что я была виновата, хотя я и не была виновата,

Yes, now, when he comes, I’ll tell him it was my fault, though it wasn’t,

и мы уедем».

and we’ll leave.’

И чтобы не думать более и не поддаваться раздражению,

And so as not to think any more and not to yield to irritation,

она позвонила и велела внести сундуки для укладки вещей в деревню.

she rang the bell and ordered the trunks to be brought in order to pack things for the country.

В десять часов Вронский приехал.

At ten o’clock Vronsky arrived.

XXIV

XXIV

– Что ж, было весело? – спросила она,

‘So, did you have a good time?’ she asked,

с виноватым и кротким выражением на лице выходя к нему навстречу.

coming out to meet him with a guilty and meek expression on her face.

– Как обыкновенно, – отвечал он,

‘As usual,’ he replied,

тотчас же по одному взгляду на неё поняв, что она в одном из своих хороших расположений.

understanding at a glance that she was in one of her good moods.

Он уже привык к этим переходам и нынче был особенно рад ему,

He had become used to these changes, and was especially glad of it today,

потому что сам был в самом хорошем расположении духа.

because he himself was in the best of spirits.

– Что я вижу! Вот это хорошо! – сказал он, указывая на сундуки в передней.

‘What’s this I see! That’s good!’ he said, pointing to the trunks in the hallway.

– Да, надо ехать.

‘Yes, we must leave.

Я ездила кататься, и так хорошо, что в деревню захотелось.

I went for a ride, and it’s so nice that I wanted to go to the country.

Ведь тебя ничто не задерживает?

Nothing’s keeping you?’

– Только одного желаю.

‘It’s my only wish.

Сейчас я приду и поговорим, только переоденусь.

I’ll come at once and we’ll talk, I only have to change.

Вели чаю дать.

Send for tea.’

И он прошёл в свой кабинет.

And he went to his study.

Было что-то оскорбительное в том, что он сказал: – «Вот это хорошо»,

There was something offensive in his saying ‘That’s good,’

как говорят ребёнку, когда он перестал капризничать;

as one speaks to a child when it stops misbehaving;

и ещё более была оскорбительна та противоположность между её виноватым и его самоуверенным тоном;

still more offensive was the contrast between her guilty and his self-assured tone;

и она на мгновение почувствовала в себе поднимающееся желание борьбы;

and for a moment she felt a desire to fight rising in her;

но, сделав усилие над собой, она подавила его

but, making an effort, she suppressed it

и встретила Вронского так же весело.

and met Vronsky just as cheerfully.

Когда он вышел к ней, она рассказала ему,

When he came out to her, she told him,

отчасти повторяя приготовленные слова,

partly repeating words she had prepared,

свой день и свои планы на отъезд.

about her day and her plans for departure.

– Знаешь, на меня нашло почти вдохновение, – говорила она. 

‘You know, it came to me almost like an inspiration,’ she said.

– Зачем ждать здесь развода?

‘Why wait for the divorce here?

Разве не всё равно в деревне?

Isn’t it the same in the country?

Я не могу больше ждать.

I can’t wait any longer.

Я не хочу надеяться, не хочу ничего слышать про развод.

I don’t want to hope, I don’t want to hear anything about the divorce.

Я решила, что это не будет больше иметь влияния на мою жизнь.

I’ve decided it’s no longer going to influence my life.

И ты согласен?

Do you agree?’

– О да! – сказал он, с беспокойством взглянув в её взволнованное лицо.

‘Oh, yes!’ he said, looking uneasily into her excited face.

– Что же вы там делали, кто был? – сказала она, помолчав.

‘And what were you all doing there? Who came?’ she said after a pause.

Вронский назвал гостей.

Vronsky named the guests.

– Обед был прекрасный, и гонка лодок, и всё это было довольно мило,

‘The dinner was excellent, and the boat race and all that was quite nice,

но в Москве не могут без ridicule.

but in Moscow they can’t do without the ridicule.

Явилась какая-то дама, учительница плаванья шведской королевы, и показывала своё искусство.

Some lady appeared, the queen of Sweden’s swimming teacher, and demonstrated her art.’

– Как? плавала? – хмурясь, спросила Анна.

‘How? She swam?’ Anna said, frowning.

– В каком-то красном costume de natation, старая, безобразная.

‘In some red costume de natation,* [Swimming costume] old, ugly.

Так когда же едем?

So, when do we leave?’

– Что за глупая фантазия!

‘What a stupid fantasy!

Что же, она особенно как-нибудь плавает? – не отвечая, сказала Анна.

Does she swim in some special way?’ Anna said without answering.

– Решительно ничего особенного.

‘Certainly nothing special.

Я и говорю, глупо ужасно.

That’s what I’m saying – terribly stupid.

Так когда же ты думаешь ехать?

So, when do you think of leaving?’

Анна встряхнула головой, как бы желая отогнать неприятную мысль.

Anna shook her head as if wishing to drive some unpleasant thought away.

– Когда ехать? Да чем раньше, тем лучше.

‘When? The sooner the better.

Завтра не успеем.

We won’t be ready tomorrow.

Послезавтра.

The day after tomorrow.’

– Да… нет, постой.

‘Yes … no, wait.

Послезавтра воскресенье, мне надо быть у maman, – сказал Вронский,

The day after tomorrow is Sunday, I must call on maman,’ Vronsky said,

смутившись, потому что, как только он произнёс имя матери,

embarrassed, because as soon as he mentioned his mother,

он почувствовал на себе пристальный подозрительный взгляд.

he felt her intent, suspicious look fixed on him.

Смущение его подтвердило ей её подозрения.

His embarrassment confirmed her suspicions.

Она вспыхнула и отстранялась от него.

She flushed and drew away from him.

Теперь уже не учительница шведской королевы, а княжна Сорокина, которая жила в подмосковной деревне вместе с графиней Вронской, представилась Анне.

Now it was no longer the queen of Sweden’s teacher that Anna pictured to herself, but Princess Sorokin, who lived on Countess Vronsky’s country estate near Moscow.

– Ты можешь поехать завтра? – сказала она.

‘Can’t you go tomorrow?’ she said.

– Да нет же!

‘No, I can’t!

По делу, по которому я еду, доверенности и деньги не получатся завтра, – отвечал он.

The business I’m going for, the warrant and the money, won’t have come by tomorrow,’ he replied.

– Если так, то мы не уедем совсем.

‘In that case, we won’t leave at all.’

– Да отчего же?

‘But why not?’

– Я не поеду позднее. В понедельник или никогда!

‘I won’t go later. Monday or never!’

– Почему же? – как бы с удивлением сказал Вронский. 

‘But why?’ Vronsky said as if in surprise.

– Ведь это не имеет смысла!

‘It makes no sense!’

– Для тебя это не имеет смысла, потому что до меня тебе никакого дела нет.

‘For you it makes no sense, because you don’t care about me at all.

Ты не хочешь понять моей жизни.

You don’t want to understand my life.

Одно, что меня занимало здесь, – Ганна.

The only thing that has occupied me here is Hannah.

Ты говоришь, что это притворство.

You say it’s all pretence.

Ты ведь говорил вчера, что я не люблю дочь,

You did say yesterday that I don’t love my daughter

а притворяюсь, что люблю эту англичанку, что это ненатурально;

but pretend to love this English girl and that it’s unnatural.

я бы желала знать, какая жизнь для меня здесь может быть натуральна!

I’d like to know what kind of life can be natural for me here!’

На мгновенье она очнулась

For a moment she recovered herself

и ужаснулась тому, что изменила своему намерению.

and was horrified at having failed in her intention.

Но и зная, что она губит себя, она не могла воздержаться,

But, even knowing that she was ruining herself, she could not hold back,

не могла не показать ему, как он был неправ,

could not keep from showing him how wrong he was,

не могла покориться ему.

could not submit to him.

– Я никогда не говорил этого;

‘I never said that.

я говорил, что не сочувствую этой внезапной любви.

I said that I did not sympathize with this sudden love.’

– Отчего ты, хвастаясь своею прямотой, не говоришь правду?

‘Since you boast of your directness, why don’t you tell the truth?’

– Я никогда не хвастаюсь и никогда не говорю неправду, – сказал он тихо,

‘I never boast, and I never say anything that isn’t true,’ he said softly,

удерживая поднимавшийся в нём гнев. 

holding back the anger that was surging up in him.

– Очень жаль, если ты не уважаешь…

‘It’s a great pity if you don’t respect…’

– Уважение выдумали для того, чтобы скрывать пустое место, где должна быть любовь.

‘Respect was invented to cover the empty place where love should be.

А если ты больше не любишь меня, то лучше и честнее это сказать.

But if you don’t love me, it would be better and more honest to say so.’

– Нет, это становится невыносимо! – вскрикнул Вронский, вставая со стула.

‘No, this is becoming unbearable!’ Vronsky cried, getting up from his chair.

И, остановившись пред ней, он медленно выговорил:

And, stopping in front of her, he said slowly,

– Для чего ты испытываешь моё терпение? – сказал он с таким видом,

‘Why do you try my patience?’ He looked

как будто мог бы сказать ещё многое, но удерживался. 

as if he could have said many other things, but restrained himself.

– Оно имеет пределы.

‘It does have limits.’

– Что вы хотите этим сказать? – вскрикнула она,

‘What do you mean by that?’ she cried,

с ужасом вглядываясь в явное выражение ненависти,

staring with horror at the clear expression of hatred

которое было во всём лице и в особенности в жестоких, грозных глазах.

that was on his whole face, especially in his cruel, menacing eyes.

– Я хочу сказать… – начал было он, но остановился. 

‘I mean …’ he began, but stopped.

– Я должен спросить, чего вы от меня хотите.

‘I must ask you what you want of me.’

– Чего я могу хотеть?

‘What can I want?

Я могу хотеть только того,

The only thing I can want

чтобы вы не покинули меня, как вы думаете, – сказала она,

is that you not abandon me, as you’re thinking of doing,’ she said,

поняв всё то, чего он не досказал. 

understanding all that he had left unsaid.

– Но этого я не хочу, это второстепенно.

‘But that’s not what I want, that’s secondary.

Я хочу любви, а её нет.

I want love and there is none.

Стало быть, всё кончено!

Which means it’s all over!’

Она направилась к двери.

She went towards the door.

– Постой! По…стой! – сказал Вронский,

‘Wait! Wa-a-ait!’ said Vronsky,

не раздвигая мрачной складки бровей, но останавливая её за руку. 

not smoothing the grim furrow of his brows, but stopping her by the arm.

– В чём дело?

‘What’s the matter?

Я сказал, что отъезд надо отложить на три дня,

I said we should put off our departure for three days

ты мне на это сказала, что я лгу, что я нечестный человек.

and to that you said that I was lying, that I’m a dishonest man.’

– Да, и повторяю, что человек, который попрекает меня,

‘Yes, and I repeat that a man who reproaches me

что он всем пожертвовал для меня, – сказала она,

by saying he has sacrificed everything for me,’ she said,

вспоминая слова ещё прежней ссоры, 

recalling the words of a previous quarrel,

– что это хуже, чем нечестный человек, 

‘is still worse than a dishonest man

– это человек без сердца.

– he’s a man with no heart!’

– Нет, есть границы терпению! – вскрикнул он и быстро выпустил её руку.

‘No, patience has its limits!’ he cried, and quickly let go of her arm.

«Он ненавидит меня, это ясно», – подумала она

‘He hates me, it’s clear,’ she thought,

и молча, не оглядываясь, неверными шагами вышла из комнаты.

and silently, without looking back, she left the room with faltering steps.

«Он любит другую женщину, это ещё яснее, – говорила она себе, входя в свою комнату. 

‘He loves another woman, that’s clearer still,’ she said to herself, going into her room.

– Я хочу любви, а её нет.

‘I want love and there is none.

Стало быть, всё кончено, – повторила она сказанные ею слова, 

Which means it’s all over,’ she repeated the words she had said,

– и надо кончить».

‘and I must end it.’

«Но как?» – спросила она себя и села на кресло пред зеркалом.

‘But how?’ she asked herself, and sat down on a chair in front of the mirror.

Мысли о том, куда она поедет теперь

Thoughts of where she would go now

– к тётке ли, у которой она воспитывалась,

– to the aunt who had brought her up,

к Долли, или просто одна за границу,

to Dolly, or simply abroad alone

и о том, что он делает теперь один в кабинете,

– and of what he was doing now, alone in his study,

окончательная ли это ссора, или возможно ещё примирение,

and whether this quarrel was the final one or reconciliation was still possible,

и о том, что теперь будут говорить про неё все её петербургские бывшие знакомые,

and of what all her former Petersburg acquaintances would say about her now,

как посмотрит на это Алексей Александрович,

and how Alexei Alexandrovich would look at it,

и много других мыслей о том, что будет теперь, после разрыва, приходили ей в голову,

and many other thoughts of what would happen now, after the break-up, came to her mind,

но она не всею душой отдавалась этим мыслям.

but she did not give herself wholeheartedly to these thoughts.

В душе её была какая-то неясная мысль, которая одна интересовала её,

In her soul there was some vague thought which alone interested her,

но она не могла её сознать.

yet she was unable to bring it to consciousness.

Вспомнив ещё раз об Алексее Александровиче,

Having remembered Alexei Alexandrovich once again,

она вспомнила и время своей болезни после родов

she also remembered the time of her illness after giving birth,

и то чувство, которое тогда не оставляло её.

and the feeling that would not leave her then.

«Зачем я не умерла?» – вспомнились ей тогдашние её слова и тогдашнее её чувство.

‘Why didn’t I die?’ – she remembered the words she had said then and the feeling she had had then.

И она вдруг поняла то, что было в её душе.

And she suddenly understood what was in her soul.

Да, это была та мысль, которая одна разрешала всё.

Yes, this was the thought which alone resolved everything.

«Да, умереть!..»

‘Yes, to die!…

«И стыд и позор Алексея Александровича, и Серёжи, и мой ужасный стыд

‘The shame and disgrace of Alexei Alexandrovich and of Seryozha, and my own terrible shame

– всё спасается смертью.

– death will save it all.

Умереть – и он будет раскаиваться,

To die – and he will repent,

будет жалеть, будет любить, будет страдать за меня».

pity, love and suffer for me.’

С остановившеюся улыбкой сострадания к себе она сидела на кресле,

With a fixed smile of compassion for herself, she sat in the chair,

снимая и надевая кольца с левой руки,

taking off and putting on the rings on her left hand,

живо с разных сторон представляя себе его чувства после её смерти.

vividly imagining from all sides his feelings after her death.

Приближающиеся шаги, его шаги, развлекли её.

Approaching steps, his steps, distracted her.

Как бы занятая укладываньем своих колец, она не обратилась даже к нему.

As if occupied with arranging her rings, she did not even turn to him.

Он подошёл к ней и, взяв её за руку, тихо сказал:

He went up to her, took her hand and said softly:

– Анна, поедем послезавтра, если хочешь.

‘Anna, let’s go the day after tomorrow, if you like.

Я на всё согласен.

I agree to everything.’

Она молчала.

She was silent.

– Что же? – спросил он.

‘What is it?’ he asked.

– Ты сам знаешь, – сказала она,

‘You know yourself,’ she said,

и в ту же минуту, не в силах удерживаться более, она зарыдала.

and at the same moment, unable to restrain herself any longer, she burst into sobs.

– Брось меня, брось! – выговаривала она между рыданьями. 

‘Leave me, leave me!’ she repeated between sobs.

– Я уеду завтра… Я больше сделаю.

‘I’ll go away tomorrow … I’ll do more.

Кто я? развратная женщина.

What am I? A depraved woman.

Камень на твоей шее.

A stone around your neck.

Я не хочу мучать тебя, не хочу!

I don’t want to torment you, I don’t!

Я освобожу тебя.

I’ll release you.

Ты не любишь, ты любишь другую!

You don’t love me, you love another woman!’

Вронский умолял её успокоиться

Vronsky implored her to calm herself

и уверял, что нет призрака основания её ревности,

and assured her that there was not the shadow of a reason for her jealousy,

что он никогда не переставал и не перестанет любить её,

that he had never stopped and never would stop loving her,

что он любит больше, чем прежде.

that he loved her more than ever.

– Анна, за что так мучать себя и меня? – говорил он, целуя её руки.

‘Anna, why torment yourself and me like this?’ he said, kissing her hands.

В лице его теперь выражалась нежность,

There was tenderness in his face now,

и ей казалось, что она слышала ухом звук слёз в его голосе и на руке своей чувствовала их влагу.

and it seemed to her that she heard the sound of tears in his voice and felt their moisture on her hand.

И мгновенно отчаянная ревность Анны перешла в отчаянную, страстную нежность;

And instantly Anna’s desperate jealousy changed to a desperate, passionate tenderness;

она обнимала его, покрывала поцелуями его голову, шею, руки.

she embraced him and covered his head and neck and hands with kisses.

XXV

XXV

Чувствуя, что примирение было полное,

Feeling that their reconciliation was complete,

Анна с утра оживлённо принялась за приготовление к отъезду.

in the morning Anna briskly began preparing for departure.

Хотя и не было решено, едут ли они в понедельник, или во вторник,

Though it had not been decided whether they would go on Monday or on Tuesday,

так как оба вчера уступали один другому,

since they had kept yielding to each other the night before,

Анна деятельно приготавливалась к отъезду,

Anna actively prepared for departure,

чувствуя себя теперь совершенно равнодушной к тому, что они уедут днём раньше или позже.

now completely indifferent to whether they left a day earlier or later.

Она стояла в своей комнате над открытым сундуком, отбирая вещи,

She was standing in her room over an open trunk, sorting things,

когда он, уже одетый, раньше обыкновенного вошёл к ней.

when he, already dressed, came into her room earlier than usual.

– Я сейчас съезжу к maman,

‘I’m going to see maman right now.

она может прислать мне деньги чрез Егорова.

She can send me the money through Yegorov.

И завтра я готов ехать, – сказал он.

And tomorrow I’ll be ready to leave.’

Как ни хорошо она была настроена,

Good as her state of mind was,

упоминание о поездке на дачу к матери кольнуло её.

the mention of going to his mother’s country house stung her.

– Нет, я и сама не успею, – сказала она и тотчас же подумала:

‘No, I won’t be ready myself,’ she said, and at once thought,

– «Стало быть, можно было устроиться так, чтобы сделать, как я хотела». 

‘So he could have arranged to do it the way I wanted.’

– Нет, как ты хотел, так и делай.

‘No, do it the way you wanted.

Иди в столовую, я сейчас приду,

Go to the dining room, I’ll come presently,

только отобрать эти ненужные вещи, – сказала она,

as soon as I’ve sorted out the things I don’t need,’ she said,

передавая на руку Аннушки, на которой уже лежала гора тряпок, ещё что-то.

putting something else over Annushka’s arm, where a pile of clothes already hung.

Вронский ел свой бифстек, когда она вышла в столовую.

Vronsky was eating his beefsteak when she came out to the dining room.

– Ты не поверишь, как мне опостылели эти комнаты, – сказала она, садясь подле него к своему кофею. 

‘You wouldn’t believe how sick I am of these rooms,’ she said, sitting down beside him over her coffee.

– Ничего нет ужаснее этих chambres garnies.

‘There’s nothing more terrible than these chambres garnies.* [Furnished rooms.]

Нет выражения лица в них, нет души.

They have no face to them, no soul.

Эти часы, гардины, главное обои – кошмар.

This clock, these curtains, above all this wallpaper – a nightmare.

Я думаю о Воздвиженском, как об обетованной земле.

I think of Vozdvizhenskoe as a promised land.

Ты не отсылаешь ещё лошадей?

You’re not sending the horses yet?’

– Нет, они поедут после нас.

‘No, they’ll go after us.

А ты куда-нибудь едешь?

Are you going out somewhere?’

– Я хотела съездить к Вильсон.

‘I wanted to go to Mrs Wilson,

Мне ей свезти платья.

to take her some dresses.

Так решительно завтра? – сказала она весёлым голосом;

So it’s tomorrow for certain?’ she said in a cheerful voice;

но вдруг лицо её изменилось.

but suddenly her face changed.

Камердинер Вронского пришёл спросить расписку на телеграмму из Петербурга.

Vronsky’s valet came to ask for a receipt for a telegram from Petersburg.

Ничего не было особенного в получении Вронским депеши,

There was nothing special in Vronsky’s receiving a telegram,

но он, как бы желая скрыть что-то от неё,

but he, as if wishing to hide something from her,

сказал, что расписка в кабинете, и поспешно обратился к ней.

said that the receipt was in the study and quickly turned to her.

– Непременно завтра я всё кончу.

‘I’ll certainly be done with everything by tomorrow.’

– От кого депеша? – спросила она, не слушая его.

‘Who was the telegram from?’ she asked, not listening to him.

– От Стивы, – отвечал он неохотно.

‘Stiva,’ he answered reluctantly.

– Отчего же ты не показал мне?

‘Why didn’t you show it to me?

Какая же может быть тайна между Стивой и мной?

What secrets can there be between Stiva and me?’

Вронский воротил камердинера и велел принесть депешу.

Vronsky called the valet back and told him to bring the telegram.

– Я не хотел показывать потому, что Стива имеет страсть телеграфировать;

‘I didn’t want to show it because Stiva has a passion for sending telegrams.

что ж телеграфировать, когда ничто не решено?

Why send telegrams if nothing’s been decided?’

– О разводе?

‘About the divorce?’

– Да, но он пишет: – ничего ещё не мог добиться.

‘Yes, but he writes: "Unable to obtain anything yet.

На днях обещал решительный ответ.

Decisive answer promised in a day or two."

Да вот прочти.

Read here.’

Дрожащими руками Анна взяла депешу и прочла то самое, что сказал Вронский.

With trembling hands Anna took the telegram and read the same thing Vronsky had said.

В конце ещё было прибавлено:

At the end there was also added:

– надежды мало, но я сделаю всё возможное и невозможное.

‘Little hope, but will do everything possible and impossible.’

– Я вчера сказала, что мне совершенно всё равно, когда я получу и даже получу ли развод, – сказала она покраснев. 

‘I said yesterday that I’m totally indifferent to when I get the divorce, or even whether I get it at all,’ she said, flushing.

– Не было никакой надобности скрывать от меня.

‘There was no need to hide it from me.’

«Так он может скрыть и скрывает от меня свою переписку с женщинами», – подумала она.

And she thought, ‘In the same way he can and does conceal his correspondence with women from me.’

– А Яшвин хотел приехать нынче утром с Войтовым, – сказал Вронский, 

‘And Yashvin wanted to come this morning with Voitov,’ said Vronsky.

– кажется, что он выиграл с Певцова всё, и даже больше того, что тот может заплатить, 

‘It seems he’s won everything from Pevtsov, even more than he can pay

– около шестидесяти тысяч.

– about sixty thousand.’

– Нет, – сказала она, раздражаясь тем, что он так очевидно этой переменой разговора показывал ей, что она раздражена, 

‘No,’ she said, irritated that by this change of subject he should make it so obvious to her that she was irritated,

– почему же ты думаешь, что это известие так интересует меня, что надо даже скрывать?

‘why do you think this news interests me so much that you even have to conceal it?

Я сказала, что не хочу об этом думать,

I said I don’t want to think about it,

и желала бы, чтобы ты этим так же мало интересовался, как и я.

and I wish you were as little interested in it as I am.’

– Я интересуюсь потому, что люблю ясность, – сказал он.

‘I’m interested because I like clarity,’ he said.

– Ясность не в форме, а в любви, – сказала она,

‘Clarity is not in form but in love,’ she said,

всё более и более раздражаясь не словами, а тоном холодного спокойствия, с которым он говорил. 

getting more and more irritated, not by his words but by the tone of calm tranquillity in which he spoke.

– Для чего ты желаешь этого?

‘What do you want that for?’

«Боже мой, опять о любви», – подумал он, морщась.

‘My God,’ he thought, wincing, ‘again about love.’

– Ведь ты знаешь для чего:

‘You know what for:

– для тебя и для детей, которые будут, – сказал он.

for you and for the children to come,’ he said.

– Детей не будет.

‘There won’t be any children.’

– Это очень жалко, – сказал он.

‘That’s a great pity,’ he said.

– Тебе это нужно для детей, а обо мне ты не думаешь? – сказала она,

‘You need it for the children, but you don’t think about me?’ she said,

совершенно забыв и не слыхав, что он сказал:

completely forgetting or not hearing that he had said

– «для тебя и для детей».

‘for you and for the children’.

Вопрос о возможности иметь детей был давно спорный и раздражавший её.

The question about the possibility of having children had long been in dispute and it irritated her.

Его желание иметь детей она объясняла себе тем, что он не дорожил её красотой.

She explained his wish to have children by the fact that he did not value her beauty.

– Ах, я сказал: – для тебя.

‘Ah, I did say "for you".

Более всего для тебя, – морщась, точно от боли, повторил он, 

For you most of all,’ he repeated, wincing as if from pain,

– потому что я уверен, что бóльшая доля твоего раздражения происходит от неопределённости положения.

‘because I’m sure that the greater part of your irritation comes from the uncertainty of your situation.’

«Да, вот он перестал теперь притворяться,

‘Yes, now he’s stopped pretending

и видна вся его холодная ненависть ко мне», подумала она, не слушая его слов,

and I can see all his cold hatred of me,’ she thought, not listening to his words,

но с ужасом вглядываясь в того холодного и жестокого судью, который, дразня её, смотрел из его глаз.

but gazing with horror at the cold and cruel judge who looked out of his eyes, taunting her.

– Причина не та, – сказала она, 

‘That’s not the cause,’ she said,

– и я даже не понимаю, как причиной моего, как ты называешь, раздражения может быть то, что я нахожусь совершенно в твоей власти.

‘and I do not even understand how the fact that I am completely in your power can be a cause of irritation, as you put it.

Какая же тут неопределённость положения? Напротив.

What is uncertain in my situation? On the contrary.’

– Очень жалею, что ты не хочешь понять, – перебил он её, с упорством желая высказать свою мысль, 

‘It’s a great pity you don’t want to understand,’ he interrupted her, stubbornly wishing to express his thought.

– неопределённость состоит в том, что тебе кажется, что я свободен.

‘The uncertainty consists in the fact that to you it seems I’m free.’

– Насчёт этого ты можешь быть совершенно спокоен, – сказала

‘Concerning that you may be perfectly at ease,’ she said

она и, отвернувшись от него, стала пить кофей.

and, turning away, began to drink her coffee.

Она подняла чашку, отставив мизинец, и поднесла её ко рту.

She raised her cup, holding out her little finger, and brought it to her lips.

Отпив несколько глотков, она взглянула на него

After taking several sips, she glanced at him

и по выражению его лица ясно поняла, что ему противны были рука,

and, from the expression on his face, clearly understood that he was disgusted by her hand,

и жест, и звук, который она производила губами.

and her gesture, and the sound her lips made.

– Мне совершенно всё равно, что думает твоя мать

‘I am perfectly indifferent to what your mother thinks

и как она хочет женить тебя, – сказала она, дрожащею рукой ставя чашку.

and how she wants to get you married,’ she said, setting the cup down with a trembling hand.

– Но мы не об этом говорим.

‘But we’re not talking about that.’

– Нет, об этом самом.

‘Yes, precisely about that.

И поверь, что для меня женщина без сердца,

And believe me, a woman with no heart,

будь она старуха или не старуха,

whether she’s old or not,

твоя мать или чужая,

your mother or someone else’s,

не интересна,

is of no interest to me,

и я её знать не хочу.

and I do not care to know her.’

– Анна, я прошу тебя не говорить неуважительно о моей матери.

‘Anna, I beg you not to speak disrespectfully of my mother.’

– Женшина, которая не угадала сердцем, в чём лежат счастье и честь её сына, у той нет сердца.

‘A woman whose heart cannot tell her what makes for the happiness and honour of her son, is a woman with no heart.’

– Я повторяю свою просьбу не говорить неуважительно о матери, которую я уважаю, – сказал он,

‘I repeat my request: do not speak disrespectfully of my mother, whom I respect,’ he said,

возвышая голос и строго глядя на неё.

raising his voice and looking sternly at her.

Она не отвечала.

She did not reply.

Пристально глядя на него, на его лицо, руки,

Gazing intently at him, at his face, his hands,

она вспоминала со всеми подробностями сцену вчерашнего примирения и его страстные ласки.

she remembered in all its details the scene of yesterday’s reconciliation and his passionate caresses.

«Эти, точно такие же ласки он расточал и будет и хочет расточать другим женщинам!» – думала она.

‘Those caresses, exactly the same as he has lavished, and will lavish, and wants to lavish on other women,’ she thought.

– Ты не любишь мать.

‘You don’t love your mother.

Это всё фразы, фразы и фразы! – с ненавистью глядя на него, сказала она.

It’s all words, words, words!’ she said, looking at him with hatred.

– А если так, то надо…

‘In that case, we must…’

– Надо решиться, и я решилась, – сказала она и хотела уйти,

‘We must decide, and I have decided,’ she said and was about to leave,

но в это время в комнату вошёл Яшвин.

but just then Yashvin came into the room.

Анна поздоровалась с ним и остановилась.

Anna greeted him and stopped.

Зачем, когда в душе у неё была буря

Why, when there was a storm in her soul

и она чувствовала, что стоит на повороте жизни, который может иметь ужасные последствия,

and she felt she was standing at a turning point in her life that might have terrible consequences,

зачем ей в эту минуту надо было притворяться пред чужим человеком,

why at such a moment she should have to pretend in front of a stranger,

который рано или поздно узнает же всё, 

who would learn everything sooner or later anyway,

– она не знала;

she did not know;

но, тотчас же смирив в себе внутреннюю бурю,

but having instantly calmed the storm within her,

она села и стала говорить с гостем.

she sat down and began talking with the visitor.

– Ну, что ваше дело? получили долг? – спросила она Яшвина.

‘Well, how are things? Did you get what was owed you?’ she asked Yashvin.

– Да ничего;

‘Oh, things are all right.

кажется, что я не получу всего, а в середу надо ехать.

It seems I won’t be getting the whole sum, and I have to leave on Wednesday.

А вы когда? – сказал Яшвин,

And when are you leaving?’ said Yashvin,

жмурясь поглядывая на Вронского и, очевидно, догадываясь о происшедшей ссоре.

narrowing his eyes and glancing at Vronsky, obviously guessing that a quarrel had taken place.

– Кажется, послезавтра, – сказал Вронский.

‘The day after tomorrow, I think,’ said Vronsky.

– Вы, впрочем, уже давно собираетесь.

‘You’ve been intending to for a long time, though.’

– Но теперь уже решительно, – сказала Анна,

‘But now it’s decided,’ said Anna,

глядя прямо в глаза Вронскому таким взглядом, который говорил ему,

looking straight into Vronsky’s eyes, with a stare meant to tell him

чтобы он и не думал о возможности примирения.

that he should not even think of the possibility of a reconciliation.

– Неужели же вам не жалко этого несчастного Певцова? – продолжала она разговор с Яшвиным.

‘Aren’t you sorry for this poor Pevtsov?’ she went on talking with Yashvin.

– Никогда не спрашивал себя, Анна Аркадьевна, жалко или не жалко.

‘I’ve never asked myself whether I’m sorry or not, Anna Arkadyevna.

Все равно как на войне не спрашиваешь, жалко или не жалко.

Just as in war you don’t ask whether you’re sorry or not.

Ведь моё всё состояние тут, 

My whole fortune is here,’

– он показал на боковой карман, 

he pointed to his side pocket,

– и теперь я богатый человек;

‘and I’m a rich man now.

а нынче поеду в клуб и, может быть, выйду нищим.

But tonight I’ll go to the club and maybe leave it a beggar.

Ведь кто со мной садится

The one who sits down with me

– тоже хочет оставить меня без рубашки, а я его.

also wants to leave me without a shirt, as I do him.

Ну, и мы боремся, и в этом-то удовольствие.

So we struggle, and that’s where the pleasure lies.’

– Ну, а если бы вы были женаты, – сказала Анна, 

‘Well, and if you were married,’ said Anna,

– каково бы вашей жене?

‘how would your wife feel?’

Яшвин засмеялся.

Yashvin laughed.

– Затем, видно, и не женился и никогда не собирался.

‘That must be why I never married and never wanted to.’

– А Гельсингфорс? – сказал Вронский, вступая в разговор, и взглянул на улыбнувшуюся Анну.

‘And Helsingfors?’ said Vronsky, entering the conversation, and he glanced at the smiling Anna.

Встретив его взгляд, лицо Анны вдруг приняло холодно-строгое выражение,

Meeting his glance, Anna’s face suddenly assumed a coldly stern expression,

как будто она говорила ему:

as if she were telling him:

– «Не забыто. Всё то же».

‘It’s not forgotten. It’s as it was.’

– Неужели вы были влюблены? – сказала она Яшвину.

‘Can you have been in love?’ she said to Yashvin.

– О господи! сколько раз!

‘Oh, Lord, more than once!

Но, понимаете, одному можно сесть за карты,

But you see, one man can sit down to cards,

но так, чтобы всегда встать, когда придёт время rendez-vous.

but be able to get up when the time comes for a rendezvous.

А мне можно заниматься любовью,

Whereas I can be busy with love,

но так, чтобы вечером не опоздать к партии.

but not be late for a game in the evening.

Так я и устраиваю.

That’s how I arrange it.’

– Нет, я не про то спрашиваю, а про настоящее. 

‘No, I’m not asking about that, but about the present.’

– Она хотела сказать Гельсингфорс;

She was going to say ‘Helsingfors’,

но не хотела сказать слово, сказанное Вронским.

but did not want to say the word Vronsky had said.

Приехал Войтов, покупавший жеребца;

Voitov came, the purchaser of the stallion.

Анна встала и вышла из комнаты.

Anna got up and walked out.

Пред тем как уезжать из дома, Вронский вошёл к ней.

Before leaving the house, Vronsky came to her room.

Она хотела притвориться, что ищет что-нибудь на столе,

She was about to pretend to be looking for something on the table

но, устыдившись притворства, прямо взглянула ему в лицо холодным взглядом.

but, ashamed of pretending, she looked straight into his face with cold eyes.

– Что вам надо? – cпросила она его по-французски.

‘What do you want?’ she asked him in French.

– Взять аттестат на Гамбетту,

‘Gambetta’s papers.

я продал его, – сказал он таким тоном, который выражал яснее слов:

I’ve sold him,’ he replied, in a tone that said more clearly than words,

– «Объясняться мне некогда, и ни к чему не поведёт».

‘I have no time to talk, and it gets us nowhere.’

«Я ни в чём не виноват пред нею, – думал он. 

‘I’m not guilty before her in anything,’ he thought.

– Если она хочет себя наказывать, tant pis pour elle».

‘If she wants to punish herself, tant pis pour elle.’ * [Too bad for her. ]

Но, выходя, ему показалось, что она сказала что-то,

But, as he went out, he thought she said something,

и сердце его вдруг дрогнуло от состраданья к ней.

and his heart was suddenly shaken with compassion for her.

– Что, Анна? – спросил он.

‘What, Anna?’ he asked.

– Я ничего, – отвечала она так же холодно и спокойно.

‘Nothing,’ she replied in the same cold and calm voice.

«А ничего, так tant pis», – подумал он, опять похолодев, повернулся и пошёл.

‘If it’s nothing, then tant pis,’ he thought, growing cold again, and he turned and went out.

Выходя, он в зеркало увидал её лицо, бледное, с дрожащими губами.

As he was leaving, he saw her face in the mirror, pale, with trembling lips.

Он и хотел остановиться и сказать ей утешительное слово,

He would have liked to stop and say something comforting to her,

но ноги вынесли его из комнаты, прежде чем он придумал, что сказать.

but his legs carried him out of the room before he could think of what to say.

Целый этот день он провёл вне дома,

He spent the whole day away from home,

и когда приехал поздно вечером,

and when he came back late in the evening,

девушка сказала ему, что у Анны Аркадьевны болит голова

the maid told him that Anna Arkadyevna had a headache

и она просила не входить к ней.

and asked him not to come to her.

XXVI

XXVI

Никогда ещё не проходило дня в ссоре.

Never before had a quarrel lasted a whole day.

Нынче это было в первый раз.

This was the first time.

И это была не ссора.

And it was not a quarrel.

Это было очевидное признание в совершенном охлаждении.

It was an obvious admission of a complete cooling off.

Разве можно было взглянуть на неё так, как он взглянул, когда входил в комнату за аттестатом?

How could he look at her as he had when he came into the room to get the papers?

Посмотреть на неё, видеть, что сердце её разрывается от отчаяния,

Look at her, see that her heart was breaking with despair,

и пройти молча с этим равнодушно-спокойным лицом?

and pass by silently with that calmly indifferent face?

Он не то что охладел к ней,

He had not simply cooled towards her,

но он ненавидел её, потому что любил другую женщину, – это было ясно.

he hated her, because he loved another woman – that was clear.

И, вспоминая все те жестокие слова, которые он сказал,

And, remembering all the cruel words he had said,

Анна придумывала ещё те слова, которые он, очевидно, желал и мог сказать ей,

Anna also invented the words he obviously had wished to say and might have said to her,

и всё более и более раздражалась.

and she grew more and more irritated.

«Я вас не держу, – мог сказать он. 

‘I am not holding you,’ he might have said.

– Вы можете идти куда хотите.

‘You may go wherever you like.

Вы не хотели разводиться с вашим мужем, вероятно, чтобы вернуться к нему.

You probably did not want to divorce your husband so that you could go back to him.

Вернитесь.

Go back, then.

Если вам нужны деньги, я дам вам.

If you need money, I will give it to you.

Сколько нужно вам рублей?»

How many roubles do you need?’

Все самые жестокие слова, которые мог сказать грубый человек, он сказал ей в её воображении,

All the cruellest words a coarse man could say, he said to her in her imagination,

и она не прощала их ему, как будто он действительно сказал их.

and she could not forgive him for them, as if he had actually said them to her.

«А разве не вчера только он клялся в любви, он, правдивый и честный человек?

‘And wasn’t it only yesterday that he swore he loved me, he, a truthful and honest man?

Разве я не отчаивалась напрасно уж много раз?» – вслед за тем говорила она себе.

Haven’t I despaired uselessly many times before?’ she said to herself after that.

Весь день этот, за исключением поездки к Вильсон, которая заняла у неё два часа,

All that day, except for the visit to Mrs Wilson, which took two hours,

Анна провела в сомнениях о том, всё ли кончено, или есть надежда примирения,

Anna spent wondering whether everything was finished or there was hope of a reconciliation,

и надо ли ей сейчас уехать, или ещё раз увидать его.

and whether she ought to leave at once or see him one more time.

Она ждала его целый день

She waited for him the whole day,

и вечером, уходя в свою коммату, приказав передать ему, что у неё голова болит,

and in the evening, going to her room and giving the order to tell him she had a headache,

загадала себе:

she thought,

– «Если он придёт, несмотря на слова горничной, то, значит, он ещё любит.

‘If he comes in spite of what the maid says, it means he still loves me.

Если же нет, то, значит, всё кончено,

If not, it means it’s all over,

и тогда я решу, что мне делать!..»

and then I’ll decide what to do! …’

Она вечером слышала остановившийся стук его коляски,

In the evening she heard the sound of his carriage stopping,

его звонок, его шаги и разговор с девушкой:

his ring, his footsteps and conversation with the maid:

– он поверил тому, что ему сказали,

he believed what he was told,

не хотел больше ничего узнавать и пошёл к себе.

did not want to find out any more, and went to his room.

Стало быть, всё было кончено.

Therefore it was all over.

И смерть, как единственное средство восстановить в его сердце любовь к ней, наказать его и одержать победу в той борьбе, которую поселившийся в её сердце злой дух вёл с ним, ясно и живо представилась ей.

And death presented itself to her clearly and vividly as the only way to restore the love for her in his heart, to punish him and to be victorious in the struggle that the evil spirit lodged in her heart was waging with him.

Теперь было всё равно:

Now it made no difference

– ехать или не ехать в Воздвиженское,

whether they went to Vozdvizhenskoe or not,

получить или не получить от мужа развод

whether she got the divorce from her husband or not

– всё было ненужно.

– none of it was necessary.

Нужно было одно – наказать его.

The one thing necessary was to punish him.

Когда она налила себе обычный приём опиума

When she poured herself the usual dose of opium

и подумала о том, что стоило только выпить всю склянку, чтобы умереть,

and thought that she had only to drink the whole bottle in order to die,

ей показалось это так легко и просто,

it seemed so easy and simple to her

что она опять с наслаждением стала думать о том, как он будет мучаться, раскаиваться и любить её память,

that she again began to enjoy thinking how he would suffer, repent, and love her memory

когда уже будет поздно.

when it was too late.

Она лежала в постели с открытыми глазами,

She lay in bed with her eyes open,

глядя при свете одной догоравшей свечи на лепной карниз потолка и на захватывающую часть его тень от ширмы,

looking at the moulded cornice of the ceiling and the shadow of a screen extending over part of it in the light of one burnt-down candle,

и живо представляла себе, что он будет чувствовать, когда её уже не будет

and she vividly pictured to herself what he would feel when she was no more

и она будет для него только одно воспоминание.

and had become only a memory for him.

«Как мог я сказать ей эти жестокие слова? – будет говорить он. 

‘How could I have said those cruel words to her?’ he would say.

– Как мог я выйти из комнаты, не сказав ей ничего?

‘How could I have left the room without saying anything?

Но теперь её уж нет.

But now she’s no more.

Она навсегда ушла от нас. Она там…»

She’s gone from us forever. She’s there …’

Вдруг тень ширмы заколебалась,

Suddenly the shadow of the screen wavered,

захватила весь карниз, весь потолок,

spread over the whole cornice, over the whole ceiling;

другие тени с другой стороны рванулись ей навстречу;

other shadows from the other side rushed to meet it;

на мгновение тени сбежали,

for a moment the shadows left,

но потом с новой быстротой надвинулись, поколебались, слились,

but then with renewed swiftness came over again, wavered, merged,

и всё стало темно…

and everything became dark.

«Смерть!» – подумала она.

‘Death!’ she thought.

И такой ужас нашёл на неё,

And she was overcome with such terror

что она долго не могла понять, где она,

that for a long time she could not understand where she was,

и долго не могла дрожащими руками найти спички

and her trembling hands were unable to find a match

и зажечь другую свечу вместо той, которая догорела и потухла.

and light another candle in place of the one that had burned down and gone out.

«Нет, всё – только жить!

‘No, anything – only to live!

Ведь я люблю его.

I do love him.

Ведь он любит меня!

He does love me.

Это было и пройдёт», – говорила она,

It was and it will be no more,’ she said,

чувствуя, что слёзы радости возвращения к жизни текли по её щекам.

feeling tears of joy at the return of life running down her cheeks.

И, чтобы спастись от своего страха, она поспешно пошла в кабинет к нему.

And to save herself from her fear, she hastily went to him in the study.

Он спал в кабинете крепким сном.

He was in the study fast asleep.

Она подошла к нему и, сверху освещая его лицо, долго смотрела на него.

She went over to him and, lighting his face from above, looked at him for a long time.

Теперь, когда он спал,

Now, when he was asleep,

она любила его так, что при виде его не могла удержать слёз нежности;

she loved him so much that, looking at him, she could not keep back tears of tenderness;

но она знала, что если б он проснулся,

but she knew that if he woke up

то он посмотрел бы на неё холодным, сознающим свою правоту взглядом,

he would give her a cold look, conscious of his own rightness,

и что, прежде чем говорить ему о своей любви,

and that before talking to him of her love,

она должна бы была доказать ему, как он был виноват пред нею.

she would have to prove to him how guilty he was before her.

Она, не разбудив его, вернулась к себе

She went back to her room without waking him up

и после второго приёма опиума к утру заснула тяжёлым, неполным сном,

and, after a second dose of opium, towards morning fell into a heavy, incomplete sleep,

во всё время которого она не переставала чувствовать себя.

in which she never lost awareness of herself.

Утром страшный кошмар,

In the morning a dreadful nightmare,

несколько раз повторявшийся ей в сновидениях ещё до связи с Вронским,

which had come to her repeatedly even before her liaison with Vronsky,

представился ей опять и разбудил её.

came to her again and woke her up.

Старичок с взлохмаченной бородой что-то делал,

A little old muzhik with a dishevelled beard was doing something,

нагнувшись над железом, приговаривая бессмысленные французские слова,

bent over some iron, muttering meaningless French words,

и она, как и всегда при этом кошмаре

and, as always in this nightmare

(что и составляло его ужас)

(here lay its terror),

чувствовала, что мужичок этот не обращает на неё внимания,

she felt that this little muzhik paid no attention to her,

но делает это какое-то страшное дело в железе над нею,

but was doing this dreadful thing with iron over her,

что-то страшное делает над ней.

was doing something dreadful over her.

И она проснулась в холодном поту.

And she awoke in a cold sweat.

Когда она встала, ей, как в тумане, вспомнился вчерашний день.

When she got up, she recalled the previous day as in a fog.

«Была ссора.

‘There was a quarrel.

Было то, что бывало уже несколько раз.

There was what had already happened several times.

Я сказала, что у меня голова болит,

I said I had a headache,

и он не входил.

and he didn’t come in.

Завтра мы едем,

Tomorrow we’re leaving,

надо видеть его и готовиться к отъезду», – сказала она себе.

I must see him and get ready for the departure,’ she said to herself.

И, узнав, что он в кабинете, она пошла к нему.

And, learning that he was in his study, she went to him.

Проходя по гостиной, она услыхала, что у подъезда остановился экипаж,

As she passed through the drawing room she heard a vehicle stop by the entrance,

и, выглянув в окно, увидала карету,

and, looking out the window, she saw a carriage

из которой высовывалась молодая девушка в лиловой шляпке, что-то приказывая звонившему лакею.

with a young girl in a violet hat leaning out of it and giving orders to the footman who was ringing at the door.

После переговоров в передней кто-то вошёл наверх,

After negotiations in the front hall, someone came upstairs,

и рядом с гостиной послышались шаги Вронского.

and Vronsky’s steps were heard by the drawing room.

Он быстрыми шагами сходил по лестнице.

He was going downstairs with quick steps.

Анна опять подошла к окну.

Anna went to the window again.

Вот он вышел без шляпы на крыльцо и подошёл к карете.

Now he came out on the steps without a hat and went up to the carriage.

Молодая девушка в лиловой шляпке передала ему пакет.

The young girl in the violet hat handed him a package.

Вронский, улыбаясь, сказал ей что-то.

Vronsky, smiling, said something to her.

Карета отъехала;

The carriage drove off;

он быстро взбежал назад по лестнице.

he quickly ran back up the stairs.

Туман, застилавший всё в её душе, вдруг рассеялся.

The fog that had covered everything in her soul suddenly cleared.

Вчерашние чувства с новой болью защемили больное сердце.

Yesterday’s feelings wrung her aching heart with a new pain.

Она не могла понять теперь, как она могла унизиться до того,

She could not understand now how she could have lowered herself so far

чтобы пробыть целый день с ним в его доме.

as to spend a whole day with him in his house.

Она вошла к нему в кабинет, чтоб объявить ему своё решение.

She went into his study to announce her decision to him.

– Это Сорокина с дочерью заезжала и привезла мне деньги и бумаги от maman.

‘That was Mme Sorokin and her daughter calling by to bring me money and papers from maman.

Я вчера не мог получить.

I couldn’t get them yesterday.

Как твоя голова, лучше? – сказал он спокойно,

How’s your head? Better?’ he said calmly,

не желая видеть и понимать мрачного и торжественного выражения её лица.

not wishing to see or understand the gloomy and solemn expression on her face.

Она молча пристально смотрела на него, стоя посреди комнаты.

She stood silently in the middle of the room, gazing fixedly at him.

Он взглянул на неё, на мгновенье нахмурился и продолжал читать письмо.

He glanced at her, frowned momentarily, and went on reading a letter.

Она повернулась и медленно пошла из комнаты.

She turned and slowly started out of the room.

Он ещё мог вернуть её,

He could still bring her back,

но она дошла до двери, он всё молчал,

but she reached the door, he remained silent,

и слышен был только звук шуршания перевёртываемого листа бумаги.

and only the rustle of the turning page was heard.

– Да, кстати, – сказал он в то время, как она была уже в дверях, 

‘Ah, incidentally,’ he said, when she was already in the doorway,

– завтра мы едем решительно?

‘we’re definitely going tomorrow,

Не правда ли?

aren’t we?’

– Вы, но не я, – сказала она, оборачиваясь к нему.

‘You are, but I’m not,’ she said, turning to him.

– Анна, эдак невозможно жить…

‘Anna, we can’t live like this …’

– Вы, но не я, – повторила она.

‘You are, but I’m not,’ she repeated.

– Это становится невыносимо!

‘This is becoming unbearable!’

– Вы… вы раскаетесь в этом, – сказала она и вышла.

‘You … you will regret that,’ she said and walked out.

Испуганный тем отчаянным выражением, с которым были сказаны эти слова,

Frightened by the desperate look with which these words were spoken,

он вскочил и хотел бежать за нею,

he jumped up and was about to run after her,

но, опомнившись, опять сел и, крепко сжав зубы, нахмурился.

but, recollecting himself, sat down again, clenched his teeth tightly and frowned.

Эта неприличная, как он находил, угроза чего-то раздражила его.

This improper – as he found it – threat of something irritated him.

«Я пробовал всё, – подумал он, 

‘I’ve tried everything,’ he thought,

– остаётся одно – не обращать внимания»,

‘the only thing left is to pay no attention,’

и он стал собираться ехать в город и опять к матери,

and he began getting ready to go to town and again to his mother’s,

от которой надо было получить подпись на доверенности.

whose signature he needed on the warrant.

Она слышала звуки его шагов по кабинету и столовой.

She heard the sound of his steps in the study and the dining room.

У гостиной он остановился.

He stopped by the drawing room.

Но он не повернул к ней,

But he did not turn to her,

он только отдал приказание о том, чтоб отпустили без него Войтову жеребца.

he only gave orders to hand the stallion over to Voitov in his absence.

Потом она слышала, как подали коляску, как отворилась дверь,

Then she heard the carriage being brought, the door opening,

и он вышел опять.

him going out again.

Но вот он опять вошёл в сени,

But now he was back in the front hall,

и кто-то взбежал наверх.

and someone was running up the stairs.

Это камердинер вбегал за забытыми перчатками.

It was his valet running to fetch the gloves he had forgotten.

Она подошла к окну и видела, как он не глядя взял перчатки

She went to the window and saw him take the gloves without looking,

и, тронув рукой спину кучера, что-то сказал ему.

touch the driver’s back and say something to him.

Потом, не глядя в окна,

Then, without looking at the windows,

он сел в свою обычную позу в коляске, заложив ногу на ногу,

he assumed his usual posture in the carriage, his legs crossed,

и, надевая перчатку, скрылся за углом.

and, pulling on a glove, disappeared round the corner.

XXVII

XXVII

«Уехал! Кончено!» – сказала себе Анна, стоя у окна;

‘He’s gone. It’s over!’ Anna said to herself, standing at the window.

и в ответ на этот вопрос впечатления мрака при потухшей свече и страшного сна,

And in response to this question the impressions of the horrible dream and of the darkness when the candle had gone out

сливаясь в одно, холодным ужасом наполнили её сердце.

merged into one, filling her heart with cold terror.

«Нет, это не может быть!» – вскрикнула она и, перейдя комнату, крепко позвонила.

‘No, it can’t be!’ she cried out and, crossing the room, loudly rang the bell.

Ей так страшно теперь было оставаться одной,

She was now so afraid of staying alone

что, не дожидаясь прихода человека, она пошла навстречу ему.

that, without waiting for the servant to come, she went to meet him.

– Узнайте, куда поехал граф, – сказала она.

‘Find out where the count went,’ she said.

Человек отвечал, что граф поехал в конюшни.

The servant replied that the count had gone to the stables.

– Они приказали доложить, что если вам угодно выехать, то коляска сейчас вернётся.

‘He said to tell you that the carriage will return at once, if you would like to go out.’

– Хорошо. Постойте. Сейчас я напишу записку.

‘Very well. Wait. I’ll write a note.

Пошлите Михайлу с запиской в конюшни. Поскорее.

Send Mikhaila to the stables with the note. Quickly.’

Она села и написала:

She sat down and wrote:

«Я виновата. Вернись домой, надо объясниться.

T am to blame. Come home, we must talk.

Ради бога приезжай, мне страшно».

For God’s sake come, I’m frightened!’

Она запечатала и отдала человеку.

She sealed it and gave it to the servant.

Она боялась оставаться одна теперь

She was afraid to stay alone now.

и вслед за человеком вышла из комнаты и пошла в детскую.

She left the room after the servant and went to the nursery.

«Что ж, это не то, это не он!

‘No, this isn’t right, it’s not him!

Где его голубые глаза, милая и робкая улыбка?»

Where are his blue eyes, his sweet and timid smile?’

– была первая мысль её,

was her first thought

когда она увидала свою пухлую, румяную девочку с чёрными вьющимися волосами,

when she saw her plump, red-cheeked little girl with curly hair

вместо Серёжи, которого она, при запутанности своих мыслей, ожидала видеть в детской.

instead of Seryozha, whom, in the confusion of her thoughts, she had expected to see in the nursery.

Девочка, сидя у стола, упорно и крепко хлопала по нем пробкой

The girl, sitting at the table, was loudly and persistently banging on it with a stopper,

и бессмысленно глядела на мать двумя смородинами – чёрными глазами.

looking senselessly at her mother with two black currants –her eyes.

Ответив англичанке, что она совсем здорова и что завтра уезжает в деревню,

Having said, in reply to the governess’s question, that she was quite well and was going to the country the next day,

Анна подсела к девочке и стала пред нею вертеть пробку с графина.

Anna sat down with the girl and began twirling the stopper of the carafe in front of her.

Но громкий, звонкий смех ребёнка и движение, которое она сделала бровью, так живо ей напомнили Вронского,

But the child’s loud, ringing laughter and the movement she made with her eyebrow reminded her so vividly of Vronsky

что, удерживая рыдания, она поспешно встала и вышла.

that she hastily got up, stifling her sobs, and left.

«Неужели всё кончено?

‘Is it really all over?

Нет, это не может быть, – думала она. 

No, it can’t be,’ she thought.

– Он вернётся.

‘He’ll come back.

Но как он объяснит мне эту улыбку, это оживление после того, как он говорил с ней?

But how will he explain to me that smile, that animation after talking with her?

Но и не объяснит, всё-таки поверю.

But even if he doesn’t explain, I’ll still believe him.

Если я не поверю, то мне остаётся одно, – а я не хочу».

If I don’t, there is only one thing left for me – and I don’t want it.’

Она посмотрела на часы.

She looked at the clock.

Прошло двенадцать минут.

Twelve minutes had passed.

«Теперь уж он получил записку и едет назад.

‘He has received the note now and is coming back.

Недолго, ещё десять минут…

It won’t be long, another ten minutes …

Но что, если он не приедет?

But what if he doesn’t come?

Нет, этого не может быть.

No, that can’t be.

Надо, чтобы он не видел меня с заплаканными глазами.

He mustn’t see me with tearful eyes.

Я пойду умоюсь.

I’ll go and wash.

Да, да, причесалась ли я, или нет?» – спросила она себя.

Ah, and did I do my hair or not?’ she asked herself.

И не могла вспомнить.

And could not remember.

Она ощупала голову рукой.

She felt her head with her hand.

«Да, я причёсана, но когда, решительно не помню».

‘Yes, my hair’s been done, but I certainly don’t remember when.’

Она даже не верила своей руке

She did not even believe her hand

и подошла к трюмо, чтоб увидать, причёсана ли она в самом деле, или нет?

and went to the pier-glass to see whether her hair had indeed been done or not.

Она была причёсана и не могла вспомнить, когда она это делала.

It had been, but she could not remember when she had done it.

«Кто это?» – думала она,

‘Who is that?’ she thought,

глядя в зеркало на воспалённое лицо со странно блестящими глазами, испуганно смотревшими на неё.

looking in the mirror at the inflamed face with strangely shining eyes fearfully looking at her.

«Да это я», – вдруг поняла она,

‘Ah, it’s me,’ she realized,

и, оглядывая себя всю, она почувствовала вдруг на себе его поцелуи

and looking herself all over, she suddenly felt his kisses on her

и, содрогаясь, двинула плечами.

and, shuddering, moved her shoulders.

Потом подняла руку к губам и поцеловала её.

Then she raised her hand to her lips and kissed it.

«Что это, я с ума схожу», 

‘What is this? I’m losing my mind.’

– и она пошла в спальню, где Аннушка убирала комнату.

And she went to her bedroom, where Annushka was tidying up.

– Аннушка, – сказала она,

‘Annushka,’ she said,

останавливаясь пред ней и глядя на горничную, сама не зная, что скажет ей.

stopping before the maid and looking at her, not knowing what she was going to say to her.

– К Дарье Александровне вы хотели ехать, – как бы понимая, сказала горничная.

‘You wanted to go to Darya Alexandrovna’s,’ said the maid, as if she understood.

– К Дарье Александровне? Да, я поеду.

‘To Darya Alexandrovna’s? Yes, I’ll go.’

«Пятнадцать минут туда, пятнадцать назад.

‘Fifteen minutes there, fifteen minutes back.

Он едет уже, он приедет сейчас. 

He’s on his way, he’ll be here at any moment.’

– Она вынула часы и посмотрела на них. 

She took out her watch and looked at it.

– Но как он мог уехать, оставив меня в таком положении?

‘But how could he go away and leave me in such a state?

Как он может жить, не примирившись со мною?»

How can he live without making it up with me?’

Она подошла к окну и стала смотреть на улицу.

She went to the window and began to look out.

По времени он уже мог вернуться.

In terms of time, he could already be back.

Но расчёт мог быть неверен,

But her calculation could be wrong,

и она вновь стала вспоминать, когда он уехал, и считать минуты.

and again she started recalling when he had left and counting the minutes.

В то время как она отходила к большим часам, чтобы проверить свои, кто-то подъехал.

As she was going to the big clock to check her watch, someone drove up.

Взглянув из окна, она увидала его коляску.

Looking out of the window, she saw his carriage.

Но никто не шёл на лестницу, и внизу слышны были голоса.

But no one came up the stairs and voices could be heard below.

Это был посланный, вернувшийся в коляске.

This was the messenger, who had come back in the carriage.

Она сошла к нему.

She went down to him.

– Графа не застали.

‘I didn’t find the count.

Они уехали на Нижегородскую дорогу.

He left for the Nizhni Novgorod railway.’

– Что тебе? Что?.. – обратилась она к румяному, весёлому Михайле, подававшему ей назад её записку.

‘What are you doing? What…’ she said to the merry, red-cheeked Mikhaila, who was handing her note back to her.

«Да ведь он не получил её», – вспомнила она.

‘Ah, yes, he didn’t get it,’ she remembered.

– Поезжай с этой же запиской в деревню к графине Вронской, знаешь?

‘Take this note to Countess Vronsky’s country estate. You know it?

И тотчас же привези ответ, – сказала она посланному.

And bring an answer at once,’ she said to the messenger.

«А я сама, что же я буду делать? – подумала она. 

‘And I, what shall I do?’ she thought.

– Да, я поеду к Долли, это правда, а то я с ума сойду.

‘Ah, I’m going to Dolly’s, that’s right, otherwise I’ll go out of my mind.

Да, я могу ещё телеграфировать».

Ah, I can also send a telegram.’

И она написала депешу:

And she wrote a telegram:

«Мне необходимо переговорить, сейчас приезжайте».

‘I absolutely must talk with you, come at once.’

Отослав телеграмму, она пошла одеваться.

Having sent the telegram, she went to get dressed.

Уже одетая и в шляпе,

Dressed and with her hat on,

она опять взглянула в глаза потолстевшей, спокойной Аннушки.

she again looked into the eyes of the plump, placid Annushka.

Явное сострадание было видно в этих маленьких добрых серых глазах.

Obvious compassion could be seen in those small, kind, grey eyes.

– Аннушка, милая, что мне делать? – рыдая, проговорила Анна, беспомощно опускаясь на кресло.

‘Annushka, dear, what am I to do?’ Anna said, sobbing, as she sank helplessly into an armchair.

– Что же так беспокоиться, Анна Аркадьевна!

‘Why worry so, Anna Arkadyevna!

Ведь это бывает.

It happens.

Вы поезжайте, рассеетесь, – сказала горничная.

You go and take your mind off it,’ said the maid.

– Да, я поеду, – опоминаясь и вставая, сказала Анна. 

‘Yes, I’ll go,’ said Anna, recollecting herself and getting up.

– А если без меня будет телеграмма, прислать к Дарье Александровне…

‘And if a telegram comes while I’m gone, send it to Darya Alexandrovna’s …

Нет, я сама вернусь.

No, I’ll come back myself.

«Да, не надо думать, надо делать что-нибудь,

‘Yes, I mustn’t think, I must do something,

ехать, главное – уехать из этого дома», – сказала она,

go out, first of all – leave this house,’ she said,

с ужасом прислушиваясь к страшному клокотанью, происходившему в её сердце,

listening with horror to the terrible turmoil in her heart,

и поспешно вышла и села в коляску.

and she hurriedly went out and got into the carriage.

– Куда прикажете? – спросил Пётр, пред тем как садиться на козлы.

‘Where to, ma’am?’ asked Pyotr, before climbing up on the box.

– На Знаменку, к Облонским.

‘To Znamenka, to the Oblonskys’.’

XXVIII

XXVIII

Погода была ясная.

The weather was clear.

Всё утро шёл частый, мелкий дождик,

All morning there had been a fine, light drizzle,

и теперь недавно прояснило.

but now it had cleared up.

Железные кровли, плиты тротуаров, голыши мостовой,

The iron roofs, the flagstones of the pavements, the cobbles of the roadway,

колёса и кожи, медь и жесть экипажей

the wheels and leather, copper and tin of the carriages

– всё ярко блестело на майском солнце.

– everything glistened brightly in the May sun.

Было три часа и самое оживлённое время на улицах.

It was three o’clock and the liveliest time in the streets.

Сидя в углу покойной коляски,

Sitting in the corner of the comfortable carriage,

чуть покачивавшейся своими упругими рессорами на быстром ходу серых,

barely rocking on its resilient springs to the quick pace of the greys,

Анна, при несмолкаемом грохоте колёс и быстро сменяющихся впечатлениях на чистом воздухе, вновь перебирая события последних дней,

again going over the events of the last few days, under the incessant clatter of the wheels and the quickly changing impressions of the open air, Anna

увидала своё положение совсем иным, чем каким оно казалось ей дома.

saw her situation quite differently from the way it had seemed to her at home.

Теперь и мысль о смерти не казалась ей более так страшна и ясна,

Now the thought of death no longer seemed to her so terrible and clear,

и самая смерть не представлялась более неизбежною.

and death itself no longer appeared inevitable.

Теперь она упрекала себя за то унижение, до которого она спустилась.

Now she reproached herself for stooping to such humiliation.

«Я умоляю его простить меня.

‘I begged him to forgive me.

Я покорилась ему.

I submitted to him.

Признала себя виноватою.

I acknowledged myself guilty.

Зачем? Разве я не могу жить без него?»

Why? Can’t I live without him?’

И, не отвечая на вопрос, как она будет жить без него, она стала читать вывески.

And, not answering the question of how she would live without him, she began reading the signboards.

«Контора и склад. Зубной врач.

‘Office and Warehouse. Dentist.

Да, я скажу Долли всё.

Yes, I’ll tell Dolly everything.

Она не любит Вронского.

She doesn’t like Vronsky.

Будет стыдно, больно, но я всё скажу ей.

It will be shameful, painful, but I’ll tell her everything.

Она любит меня, и я последую её совету.

She loves me, and I’ll follow her advice.

Я не покорюсь ему;

I won’t submit to him;

я не позволю ему воспитывать себя.

I won’t allow him to teach me.

Филиппов, калачи.

Filippov, Baker.

Говорят, что они возят тесто в Петербург.

They say he also sells his dough in Petersburg.

Вода московская так хороша.

Moscow water is so good.

А мытищинские колодцы и блины».

The Mytishchi springs and the pancakes.’

И она вспомнила, как давно, давно, когда ей было ещё семнадцать лет,

And she remembered how long, long ago, when she was just seventeen years old,

она ездила с тёткой к Троице.

she had gone with her aunt to the Trinity Monastery.[26]

«На лошадях ещё.

‘One still went by carriage.

Неужели это была я, с красными руками?

Was that really me with the red hands?

Как многое из того, что тогда мне казалось так прекрасно и недоступно, стало ничтожно,

How much of what then seemed so wonderful and unattainable has become insignificant,

а то, что было тогда, теперь навеки недоступно.

and what there was then is now for ever unattainable.

Поверила ли бы я тогда, что я могу дойти до такого унижения?

Would I have believed then that I could come to such humiliation?

Как он будет горд и доволен, получив мою записку!

How proud and pleased he’ll be when he gets my note!

Но я докажу ему…

But I’ll prove to him …

Как дурно пахнет эта краска.

How bad that paint smells.

Зачем они всё красят и строят?

Why are they always painting and building?

Моды и уборы», – читала она.

Fashions and Attire,’ she read.

Мужчина поклонился ей.

A man bowed to her.

Это был муж Аннушки.

It was Annushka’s husband.

«Наши паразиты, – вспомнила она, как это говорил Вронский. 

‘Our parasites,’ she remembered Vronsky saying.

– Наши? почему наши?

‘Ours? Why ours?

Ужасно то, что нельзя вырвать с корнем прошедшего.

The terrible thing is that it’s impossible to tear the past out by the roots.

Нельзя вырвать, но можно скрыть память о нём.

Impossible to tear it out, but possible to hide the memory of it.

И я скрою».

And I will hide it.’

И тут она вспомнила о прошедшем с Алексеем Александровичем,

Here she remembered her past with Alexei Alexandrovich

о том, как она изгладила его из своей памяти.

and how she had wiped him from her memory.

«Долли подумает, что я оставляю второго мужа и что я поэтому, наверное, неправа.

‘Dolly will think I’m leaving a second husband and so I’m probably in the wrong.

Разве я хочу быть правой! Я не могу!» – проговорила она,

As if I want to be right! I can’t be!’ she said,

и ей захотелось плакать.

and wanted to cry.

Но она тотчас же стала думать о том, чему могли так улыбаться эти две девушки.

But she at once began thinking what those two young girls could be smiling at.

«Верно, о любви?

‘Love, probably?

Они не знают, как это невесело, как низко…

They don’t know how joyless it is, how low…

Бульвар и дети.

A boulevard and children.

Три мальчика бегут, играя в лошадки.

Three boys running, playing horses.

Серёжа! И я всё потеряю, и не возвращу его.

Seryozha! And I’ll lose everything and not get him back.

Да, всё потеряю, если он не вернётся.

Yes, I’ll lose everything if he doesn’t come back.

Он, может быть, опоздал на поезд и уже вернулся теперь.

Maybe he was late for the train and is back by now.

Опять хочешь унижения! – сказала она самой себе. 

Again you want humiliation!’ she said to herself.

– Нет, я войду к Долли и прямо скажу ей:

‘No, I’ll go to Dolly and tell her straight out:

– я несчастна, я стою того, я виновата,

I’m unhappy, I deserve it, I’m to blame,

но я всё-таки несчастна, помоги мне.

but even so I’m unhappy, help me.

Эти лошади, эта коляска – как я отвратительна себе в этой коляске – всё его;

These horses, this carriage – how loathsome I am to myself in this carriage – it’s all his.

но я больше не увижу их».

But I won’t see them anymore.’

Придумывая те слова, в которых она всё скажет Долли, и умышленно растравляя своё сердце,

Thinking of the words she was going to say to Dolly, and deliberately chafing her own heart,

Анна вошла на лестницу.

Anna went up the steps.

– Есть кто-нибудь? – спросила она в передней.

‘Is anyone here?’ she asked in the front hall.

– Катерина Александровна Лёвина, – отвечал лакей.

‘Katerina Alexandrovna Levin,’ the footman replied.

«Кити! та самая Кити, в которую был влюблён Вронский, – подумала Анна, 

‘Kitty! The same Kitty that Vronsky was in love with,’ thought Anna,

– та самая, про которую он вспоминал с любовью.

‘the one he remembered with love.

Он жалеет, что не женился на ней.

He regrets not having married her.

А обо мне он вспоминает с ненавистью и жалеет, что сошёлся со мной».

And me he remembers with hatred, and he regrets having become intimate with me.’

Между сёстрами, в то время как приехала Анна, шло совещание о кормлении.

When Anna arrived, the two sisters were having a consultation about nursing.

Долли одна вышла встретить гостью, в эту минуту мешавшую их беседе.

Dolly came out alone to meet her guest, who had just interrupted their conversation.

– А, ты не уехала ещё?

‘You haven’t left yet?

Я хотела сама быть у тебя, – сказала она, 

I wanted to come and see you myself,’ she said.

– нынче я получила письмо от Стивы.

‘I received a letter from Stiva today.’

– Мы тоже получили депешу, – отвечала Анна, оглядываясь, чтоб увидать Кити.

‘We also received a telegram,’ Anna replied, looking past her for Kitty.

– Он пишет, что не может понять, чего именно хочет Алексей Александрович,

‘He writes that he can’t understand precisely what Alexei Alexandrovich wants,

но что он не уедет без ответа.

but that he won’t leave without an answer.’

– Я думала, у тебя есть кто-то.

‘I thought there was someone with you.

Можно прочесть письмо?

May I read the letter?’

– Да, Кити, – смутившись, сказала Долли, 

‘Yes, it’s Kitty,’ Dolly said, embarrassed.

– она в детской осталась.

‘She stayed in the nursery.

Она была очень больна.

She’s been very ill.’

– Я слышала. Можно прочесть письмо?

‘I heard. May I read the letter?’

– Я сейчас принесу.

‘I’ll bring it at once.

Но он не отказывает;

But he doesn’t refuse.

напротив, Стива надеется, – сказала Долли, останавливаясь вдверях.

On the contrary, Stiva has hopes,’ said Dolly, pausing in the doorway.

– Я не надеюсь, да и не желаю, – сказала Анна.

‘I have no hope, and don’t even wish it,’ said Anna.

«Что ж это, Кити считает для себя унизительным встретиться со мной? – думала Анна, оставшись одна. 

‘What is it?’ thought Anna, left alone. ‘Does Kitty consider it humiliating to meet me?

– Может быть, она и права.

Maybe she’s right.

Но не ей, той, которая была влюблена в Вронского,

But it’s not for her, who was once in love with Vronsky,

не ей показывать мне это, хотя это и правда.

it’s not for her to show it to me, even if it’s true.

Я знаю, что меня в моём положении не может принимать ни одна порядочная женщина.

I know that not a single decent woman can receive me in my position.

Я знаю, что с той первой минуты я пожертвовала ему всем!

I know that from the first moment I sacrificed everything to him!

И вот награда!

And this is the reward!

О, как я ненавижу его!

Oh, how I hate him!

И зачем я приехала сюда?

And why did I come here?

Мне ещё хуже, ещё тяжелее. 

It’s still worse, still harder.’

– Она слышала из другой комнаты голоса переговаривавшихся сестёр. 

She heard the voices of the sisters talking in the other room.

– И что ж я буду говорить теперь Долли?

‘And what shall I say to Dolly now?

Утешать Кити тем, что я несчастна, подчиняться её покровительству?

Shall I comfort Kitty with my unhappiness, submit to her patronizing?

Нет, да и Долли ничего не поймёт.

No, and Dolly won’t understand anything either.

И мне нечего говорить ей.

And I have nothing to tell her.

Интересно было бы только видеть Кити и показать ей, как я всех и всё презираю,

It would only be interesting to see Kitty and show her how I despise everyone and everything,

как мне всё равно теперь».

and how it makes no difference to me now.’

Долли вошла с письмом.

Dolly came with the letter.

Анна прочла и молча передала его.

Anna read it and silently handed it back.

– Я всё это знала, – сказала она. 

‘I knew all that,’ she said.

– И это меня нисколько не интересует.

‘And it doesn’t interest me in the least.’

– Да отчего же? Я, напротив, надеюсь, – сказала Долли, с любопытством глядя на Анну.

‘But why? On the contrary, I’m hopeful,’ said Dolly, looking at Anna with curiosity.

Она никогда не видела её в таком странном раздражённом состоянии. 

She had never seen her in such a strange, irritated state.

– Ты когда едешь? – спросила она.

‘When are you leaving?’ she asked.

Анна, сощурившись, смотрела пред собой и не отвечала ей.

Anna looked straight ahead with narrowed eyes and did not answer her.

– Что ж Кити прячется от меня? – сказала она, глядя на дверь и краснея.

‘So is Kitty hiding from me?’ she said, looking towards the door and blushing.

– Ах, какие пустяки!

‘Oh, what nonsense!

Она кормит, и у неё не ладится дело, я ей советовала…

She’s nursing and it’s not going well, so I advised her …

Она очень рада.

She’s very glad.

Она сейчас придёт, – неловко, не умея говорить неправду, говорила Долли. 

She’ll come at once,’ Dolly said awkwardly, not knowing how to tell an untruth.

– Да вот и она.

‘And here she is.’

Узнав, что приехала Анна, Кити хотела не выходить;

Learning that Anna was there, Kitty did not want to come out,

но Долли уговорила её.

but Dolly persuaded her to.

Собравшись с силами, Кити вышла и, краснея, подошла к ней и подала руку.

Gathering her strength, Kitty came out and, blushing, went to her and held out her hand.

– Я очень рада, – сказала она дрожащим голосом.

‘I’m very glad,’ she said in a trembling voice.

Кити была смущена тою борьбой, которая происходила в ней,

Kitty was confused by the struggle going on inside her

между враждебностью к этой дурной женщине и желанием быть снисходительною к ней;

between animosity towards this bad woman and the wish to be lenient with her;

но как только она увидала красивое, симпатичное лицо Анны,

but as soon as she saw Anna’s beautiful, sympathetic face,

вся враждебность тотчас же исчезла.

all her animosity disappeared at once.

– Я бы не удивилась, если бы вы и не хотели встретиться со мною.

‘I wouldn’t have been surprised if you didn’t want to meet me.

Я ко всему привыкла.

I’ve grown used to everything.

Вы были больны?

You’ve been ill?

Да, вы переменились, – сказала Анна.

Yes, you’ve changed,’ said Anna.

Кити чувствовала, что Анна враждебно смотрит на неё.

Kitty felt that Anna was looking at her with animosity.

Она объясняла эту враждебность неловким положением,

She explained this animosity by the awkward position

в котором теперь чувствовала себя пред ней прежде покровительствовавшая ей Анна,

that Anna, who had once patronized her, now felt herself to be in,

и ей стало жалко её.

and she felt sorry for her.

Они поговорили про болезнь, про ребёнка, про Стиву,

They talked about her illness, about the baby, about Stiva,

но, очевидно, ничто не интересовало Анну.

but obviously nothing interested Anna.

– Я заехала проститься с тобой, – сказала она, вставая.

‘I came to say good-bye to you,’ she said, getting up.

– Когда же вы едете?

‘When are you leaving?’

Но Анна опять, не отвечая, обратилась к Кити.

But Anna, again without answering, turned to Kitty.

– Да, я очень рада, что увидала вас, – сказала она с улыбкой. 

‘Yes, I’m very glad to have seen you,’ she said with a smile.

– Я слышала о вас столько со всех сторон, даже от вашего мужа.

‘I’ve heard so much about you from all sides, even from your husband.

Он был у меня, и он мне очень понравился, – очевидно, с дурным намерением прибавила она. 

He visited me, and I liked him very much,’ she added, obviously with ill intent.

– Где он?

‘Where is he?’

– Он в деревню поехал, – краснея, сказала Кити.

‘He went to the country,’ Kitty said, blushing.

– Кланяйтесь ему от меня, непременно кланяйтесь.

‘Be sure to give him my regards.’

– Непременно! – наивно повторила Кити, соболезнующе глядя ей в глаза.

‘I’ll be sure to!’ Kitty naively repeated, looking into her eyes with compassion.

– Так прощай, Долли! 

‘Farewell then, Dolly!’

– И, поцеловав Долли и пожав руку Кити, Анна поспешно вышла.

and having kissed Dolly and shaken Kitty’s hand, Anna hastily went out.

– Всё такая же и так же привлекательна.

‘The same as always and just as attractive.

Очень хороша! – сказала Кити, оставшись одна с сестрой. 

Such a handsome woman!’ said Kitty, when she was alone with her sister.

– Но что-то жалкое есть в ней!

‘But there’s something pathetic about her!

Ужасно жалкое!

Terribly pathetic!’

– Нет, нынче в ней что-то особенное, – сказала Долли. 

‘No, today there was something peculiar about her,’ said Dolly.

– Когда я её провожала в передней, мне показалось, что она хочет плакать.

‘When I saw her off in the front hall, I thought she was going to cry.’

XXIX

XXIX

Анна села в коляску в ещё худшем состоянии, чем то, в каком она была, уезжая из дома.

Anna got into the carriage in a still worse state than when she had left the house.

К прежним мучениям присоединилось теперь чувство оскорбления и отверженности,

To the former torment was now added the feeling of being insulted and cast out,

которое она ясно почувствовала при встрече с Кити.

which she clearly felt when she met Kitty.

– Куда прикажете? Домой? – спросил Пётр.

‘Where to, ma’am? Home?’ asked Pyotr.

– Да, домой, – сказала она, теперь и не думая о том, куда она едет.

‘Yes, home,’ she said, not even thinking of where she was going.

«Как они, как на что-то страшное, непонятное и любопытное, смотрели на меня.

‘How they looked at me as if at something frightful, incomprehensible and curious.

О чём он может с таким жаром рассказывать другому? – думала она, глядя на двух пешеходов. 

What can he be talking about so ardently with the other one?’ she thought, looking at two passers-by.

– Разве можно другому рассказывать то, что чувствуешь?

‘Is it really possible to tell someone else what one feels?

Я хотела рассказывать Долли, и хорошо, что не рассказала.

I wanted to tell Dolly, and it’s a good thing I didn’t.

Как бы она рада была моему несчастью!

How glad she would be of my unhappiness!

Она бы скрыла это;

She would hide it,

но главное чувство было бы радость о том, что я наказана за те удовольствия, в которых она завидовала мне.

but her main feeling would be joy that I’ve been punished for the pleasures she envied me.

Кити, та ещё бы более была рада.

Kitty, she would be even more glad.

Как я её всю вижу насквозь!

How I see right through her!

Она знает, что я больше, чем обыкновенно, любезна была к её мужу.

She knows that I was more than usually friendly to her husband.

И она ревнует и ненавидит меня.

And she’s jealous, and she hates me.

И презирает ещё.

And also despises me.

В её глазах я безнравственная женщина.

In her eyes I’m an immoral woman.

Если б я была безнравственная женщина,

If I were an immoral woman,

я бы могла влюбить в себя её мужа… если бы хотела.

I could get her husband to fall in love with me… if I wanted to.

Да я и хотела.

And I did want to.

Вот этот доволен собой, – подумала она о толстом, румяном господине,

This one is pleased with himself,’ she thought of a fat, red-cheeked gentleman

проехавшем навстречу, принявшем её за знакомую и приподнявшем лоснящуюся шляпу над лысою лоснящеюся головой и потом убедившемся, что он ошибся. 

who, as he drove by in the opposite direction, took her for an acquaintance and raised a shiny hat over his bald, shiny head and then realized he was mistaken.

– Он думал, что он меня знает.

‘He thought he knew me.

А он знает меня так же мало, как кто бы то ни было на свете знает меня.

And he knows me as little as anyone else in the world knows me.

Я сама не знаю.

I don’t know myself.

Я знаю свои аппетиты, как говорят французы.

I know my appetites, as the French say.

Вот им хочется этого грязного мороженого.

Those two want that dirty ice cream.

Это они знают наверное, – думала она,

That they know for certain,’ she thought,

глядя на двух мальчиков, остановивших мороженника,

looking at two boys who had stopped an ice-cream man,

который снимал с головы кадку и утирал концом полотенца потное лицо. 

who was taking the barrel down from his head and wiping his sweaty face with the end of a towel.

– Всем нам хочется сладкого, вкусного.

‘We all want something sweet, tasty.

Нет конфет, то грязного мороженого.

If not candy, then dirty ice cream.

И Кити так же: – не Вронский, то Лёвин.

And Kitty’s the same: if not Vronsky, then Levin.

И она завидует мне.

And she envies me.

И ненавидит меня.

And hates me.

И все мы ненавидим друг друга.

We all hate each other.

Я Кити, Кити меня.

I Kitty, Kitty me.

Вот это правда.

That’s the truth.

Тютькин, coiffeur. Je me fais coiffer par Тютькин…

Twitkin, Coiffeur … Je me fais coiffer par Twitkin . . . * [I have my hair done by Twitkin]

Я это скажу ему, когда он приедет, – подумала она и улыбнулась.

I’ll tell him when he comes,’ she thought and smiled.

Но в ту же минуту она вспомнила, что ей некому теперь говорить ничего смешного. 

But at the same moment she remembered that she now had no one to tell anything funny to.

– Да и ничего смешного, весёлого нет. Всё гадко.

‘And there isn’t anything gay or funny. Everything is vile.

Звонят к вечерне,

The bells ring for vespers

и купец этот как аккуратно крестится! – точно боится выронить что-то.

and this merchant crosses himself so neatly! As if he’s afraid of dropping something.

Зачем эти церкви, этот звон и эта ложь?

Why these churches, this ringing and this lie?

Только для того, чтобы скрыть, что мы все ненавидим друг друга, как эти извозчики, которые так злобно бранятся.

Only to hide the fact that we all hate each other, like these cabbies who quarrel so spitefully.

Яшвин говорит:

Yashvin says,

– он хочет меня оставить без рубашки, а я его.

"He wants to leave me without a shirt, and I him."

Вот это правда!»

That’s the truth!’

На этих мыслях, которые завлекли её так, что она перестала даже думать о своём положении,

In these thoughts, which carried her away so much that she even stopped thinking about her situation,

её застала остановка у крыльца своего дома.

she pulled up at the entrance of her house.

Увидав вышедшего ей навстречу швейцара,

Only on seeing the hall porter coming out to meet her

она только вспомнила, что посылала записку и телеграмму.

did she remember that she had sent the note and the telegram.

– Ответ есть? – спросила она.

‘Is there an answer?’ she asked.

– Сейчас посмотрю, – отвечал швейцар

‘I’ll look at once,’ said the porter

и, взглянув на конторке, достал и подал ей квадратный тонкий конверт телеграммы.

and, glancing at the desk, he picked up the thin, square envelope of a telegram and handed it to her.

«Я не могу приехать раньше десяти часов. Вронский», прочла она.

‘I cannot come before ten. Vronsky,’ she read.

– А посланный не возвращался?

‘And the messenger hasn’t come back yet?’

– Никак нет, – отвечал швейцар.

‘No, ma’am,’ replied the porter.

«А, если так, то я знаю, что мне делать, – сказала она,

‘Ah, in that case I know what to do,’ she said,

и, чувствуя поднимающийся в себе неопределённый гнев и потребность мести, она взбежала наверх. 

and, feeling a vague wrath surge up in her, and a need for revenge, she ran upstairs.

– Я сама поеду к нему.

‘I’ll go to him myself.

Прежде чем навсегда уехать, я скажу ему всё.

Before going away forever, I’ll tell him everything.

Никогда никого не ненавидела так, как этого человека!» – думала она.

I’ve never hated anyone as I do this man!’ she thought.

Увидав его шляпу на вешалке, она содрогнулась от отвращения.

Seeing his hat on the coat rack, she shuddered with revulsion.

Она не соображала того, что его телеграмма была ответ на её телеграмму

She did not realize that his telegram was a reply to her telegram

и что он не получал ещё её записки.

and that he had not yet received her note.

Она представляла его себе теперь спокойно разговаривающим с матерью и с Сорокиной и радующимся её страданиям.

She imagined him now, calmly talking with his mother and Princess Sorokin and rejoicing at her suffering.

«Да, надобно ехать скорее», – сказала она себе, ещё не зная, куда ехать.

‘Yes, I must go quickly,’ she said to herself, still not knowing where to go.

Ей хотелось поскорее уйти от тех чувств, которые она испытывала в этом ужасном доме.

She wanted to get away quickly from the feelings she experienced in that terrible house.

Прислуга, стены, вещи в этом доме

The servants, the walls, the things in the house

– всё вызывало в ней отвращение и злобу и давило её какою-то тяжестью.

– it all gave her a feeling of revulsion and anger and pressed her down with its weight.

«Да, надо ехать на станцию железной дороги,

‘Yes, I must go to the railway station,

а если нет, то поехать туда и уличить его».

and if I don’t find him, I’ll go there myself and expose him.’

Анна посмотрела в газетах расписание поездов.

Anna looked up the train schedule in the newspaper.

Вечером отходит в восемь часов две минуты.

The evening train left at 8:02.

«Да, я поспею».

‘Yes, I can make it.’

Она велела заложить других лошадей и занялась укладкой в дорожную сумку необходимых на несколько дней вещей.

She ordered other horses to be harnessed and began packing her travelling bag with the things necessary for several days.

Она знала, что не вернётся более сюда.

She knew she would not come back there any more.

Она смутно решила себе в числе тех планов, которые приходили ей в голову,

Among other plans that entered her head, she also vaguely decided

и то, что после того, что произойдёт там на станции или в именье графини,

that after whatever happened there at the station or at the countess’s estate,

она поедет по Нижегородской дороге до первого города и останется там.

she would take the Nizhni Novgorod railway to the first town and stay there.

Обед стоял на столе;

Dinner was on the table;

она подошла, понюхала хлеб и сыр

she went up to it, smelled the bread and cheese

и, убедившись, что запах всего съестного ей противен,

and, convinced that the smell of all food disgusted her,

велела подавать коляску и вышла.

ordered the carriage to be brought and went out.

Дом уже бросал тень чрез всю улицу,

The house already cast its shadow across the whole street,

и был ясный, ещё тёплый на солнце вечер.

and the clear evening was still warm in the sun.

И провожавшая её с вещами Аннушка,

Annushka, who accompanied her with her things,

и Пётр, клавший вещи в коляску,

and Pyotr, who put them into the carriage,

и кучер, очевидно недовольный, 

and the obviously disgruntled driver

– все были противны ей и раздражали её своими словами и движениями.

– they all disgusted her and irritated her with their words and movements.

– Мне тебя не нужно, Пётр.

‘I don’t need you, Pyotr.’

– А как же билет?

‘And what about your ticket?’

– Ну, как хочешь, мне всё равно, – с досадой сказала она.

‘Well, as you like, it makes no difference to me,’ she said with vexation.

Пётр вскочил на козлы и, подбоченившись, приказал ехать на вокзал.

Pyotr jumped up on the box and, arms akimbo, told the driver to go to the railway station.

XXX

XXX

«Вот она опять! Опять я понимаю всё», – сказала себе Анна,

‘Here it is again! Again I understand everything,’ Anna said to herself

как только коляска тронулась и, покачиваясь, загремела по мелкой мостовой,

as soon as the carriage set off, rocking and clattering over the small cobbles,

и опять одно за другим стали сменяться впечатления.

and again the impressions began changing one after another.

«Да, о чём я последнем так хорошо думала? – старалась вспомнить она. 

‘Yes, what was that last thing I thought about so nicely?’ she tried to remember.

– Тютькин, coiffer? Нет, не то.

‘Twitkin, Coiffeur? No, not that.

Да, про то, что говорит Яшвин:

Yes, it was what Yashvin said:

– борьба за существование и ненависть – одно, что связывает людей.

the struggle for existence and hatred – the only thing that connects people.

Нет, вы напрасно едете, – мысленно обратилась она к компании в коляске четвёрней,

No, you’re going in vain,’ she mentally addressed a company in a coach-and-four

которая, очевидно, ехала веселиться за город. 

who were evidently going out of town for some merriment.

– И собака, которую вы везёте с собой, не поможет вам.

‘And the dog you’re taking with you won’t help you.

От себя не уйдёте».

You won’t get away from yourselves.’

Кинув взгляд в ту сторону, куда оборачивался Пётр,

Glancing in the direction in which Pyotr had just turned,

она увидала полумертвопьяного фабричного с качающеюся головой, которого вёз куда-то городовой.

she saw a half-dead-drunk factory worker with a lolling head being taken somewhere by a policeman.

«Вот этот – скорее, – подумала она. 

‘Sooner that one,’ she thought.

– Мы с графом Вронским также не нашли этого удовольствия, хотя и много ожидали от него».

‘Count Vronsky and I didn’t find that pleasure either, though we expected so much from it.’

И Анна обратила теперь в первый раз тот яркий свет, при котором она видела всё,

And now for the first time Anna turned the bright light in which she saw everything

на свои отношения с ним, о которых прежде она избегала думать.

upon her relations with him, which she had avoided thinking about before.

«Чего он искал во мне?

‘What was he looking for in me?

Любви не столько, сколько удовлетворения тщеславия».

Not love so much as the satisfaction of his vanity.’

Она вспоминала его слова,

She remembered his words,

выражение лица его, напоминающее покорную легавую собаку, в первое время их связи.

the expression on his face, like an obedient pointer, in the early days of their liaison.

И всё теперь подтверждало это.

And now everything confirmed it.

«Да, в нём было торжество тщеславного успеха.

‘Yes, there was the triumph of successful vanity in him.

Разумеется, была и любовь, но большая доля была гордость успеха.

Of course, there was love, too, but for the most part it was the pride of success.

Он хвастался мной.

He boasted of me.

Теперь это прошло.

Now it’s past.

Гордиться нечем.

Nothing to be proud of.

Не гордиться, а стыдиться.

Not proud but ashamed.

Он взял от меня всё, что мог, и теперь я не нужна ему.

He took all he could from me, and I’m of no use to him any more.

Он тяготится мною и старается не быть в отношении меня бесчестным.

I’m a burden to him, and he tries not to be dishonourable towards me.

Он проговорился вчера

He let it slip yesterday

– он хочет развода и женитьбы, чтобы сжечь свои корабли.

– he wants the divorce and marriage in order to burn his boats.

Он любит меня – но как?

He loves me – but how?

The zest is gone.

The zest is gone,’ she said to herself in English.

Этот хочет всех удивить и очень доволен собой, – подумала она,

‘This one wants to astonish everybody and is very pleased with himself,’ she thought,

глядя на румяного приказчика, ехавшего на манежной лошади. 

looking at a red-cheeked sales clerk riding a rented horse.

– Да, того вкуса уж нет для него во мне.

‘Yes, I no longer have the same savour for him.

Если я уеду от него, он в глубине души будет рад».

If I leave him, at the bottom of his heart he’ll be glad.’

Это было не предположение, 

This was not a supposition.

– она ясно видела это в том пронзительном свете,

She saw it clearly in that piercing light

который открывал ей теперь смысл жизни и людских отношений.

which now revealed to her the meaning of life and of people’s relations.

«Моя любовь всё делается страстнее и себялюбивее, а его всё гаснет и гаснет,

‘My love grows ever more passionate and self-centred, and his keeps fading and fading,

и вот отчего мы расходимся, – продолжала она думать. 

and that’s why we move apart,’ she went on thinking.

– И помочь этому нельзя.

‘And there’s no help for it.

У меня всё в нём одном,

For me, everything is in him alone,

и я требую, чтоб он весь больше и больше отдавался мне.

and I demand that he give his entire self to me more and more.

А он всё больше и больше хочет уйти от меня.

While he wants more and more to get away from me.

Мы именно шли навстречу до связи,

We precisely went towards each other before our liaison,

а потом неудержимо расходимся в разные стороны.

and after it we irresistibly move in different directions.

И изменить этого нельзя.

And it’s impossible to change that.

Он говорит мне, что я бессмысленно ревнива,

He tells me I’m senselessly jealous,

и я сама говорила себе, что я бессмысленно ревнива;

and I’ve told myself that I’m senselessly jealous,

но это неправда.

but it’s not true.

Я не ревнива, а я недовольна. Но… 

I’m not jealous, I’m dissatisfied. But…’

– Она открыла рот и переместилась в коляске

She opened her mouth and shifted her place in the carriage

от волнения, возбуждённого в ней пришедшею ей вдруг мыслью. 

from the excitement provoked by the thought that suddenly occurred to her.

– Если б я могла быть чем-нибудь, кроме любовницы, страстно любящей одни его ласки;

‘If I could be anything else but a mistress who passionately loves only his caresses

но я не могу и не хочу быть ничем другим.

– but I cannot and do not want to be anything else.

И я этим желанием возбуждаю в нём отвращение, а он во мне злобу,

And by this desire I provoke his disgust, and he provokes my anger,

и это не может быть иначе.

and it cannot be otherwise.

Разве я не знаю, что он не стал бы обманывать меня,

Don’t I know that he would not deceive me,

что он не имеет видов на Сорокину,

that he doesn’t have any intentions towards Princess Sorokin,

что он не влюблён в Кити,

that he is not in love with Kitty,

что он не изменит мне?

that he will not be unfaithful to me?

Я всё это знаю, но мне от этого не легче.

I know all that, but it’s none the easier for me.

Если он, не любя меня, из долга будет добр, нежен ко мне,

If he is kind and gentle towards me out of duty, without loving me,

а того не будет, чего я хочу, 

and I am not to have what I want

– да это хуже в тысячу раз даже, чем злоба!

– that is a thousand times worse even than anger!

Это – ад! А это-то и есть.

It’s hell! And that is what we have.

Он уж давно не любит меня.

He has long ceased loving me.

А где кончается любовь, там начинается ненависть.

And where love stops, hatred begins.

Этих улиц я совсем не знаю.

I don’t know these streets at all.

Горы какие-то, и всё дома, дома…

Some sort of hills, and houses, houses …

И в домах всё люди, люди…

And in the houses people, people …

Сколько их, конца нет, и все ненавидят друг друга.

So many, no end of them, and they all hate each other.

Ну, пусть я придумаю себе то, чего я хочу, чтобы быть счастливой.

Well, so let me think up for myself what I want in order to be happy.

Ну? Я получаю развод, Алексей Александрович отдаёт мне Серёжу,

Well? I get the divorce, Alexei Alexandrovich gives me Seryozha,

и я выхожу замуж за Вронского».

and I marry Vronsky.’

Вспомнив об Алексее Александровиче,

Remembering Alexei Alexandrovich,

она тотчас с необыкновенною живостью представила себе его, как живого, пред собой,

she immediately pictured him with extraordinary vividness as if he were standing before her,

с его кроткими, безжизненными, потухшими глазами,

with his meek, lifeless, extinguished eyes,

синими жилами на белых руках, интонациями и треском пальцев,

the blue veins on his white hands, his intonations, the cracking of his fingers,

и, вспомнив то чувство, которое было между ними и которое тоже называлось любовью,

and, remembering the feeling there had been between them, which was also called love,

вздрогнула от отвращения.

she shuddered with disgust.

«Ну, я получу развод и буду женой Вронского.

‘Well, I’ll get the divorce and be Vronsky’s wife.

Что же, Кити перестанет так смотреть на меня, как она смотрела нынче? Нет.

What, then? Will Kitty stop looking at me as she did today? No.

Серёжа перестанет спрашивать или думать о моих двух мужьях?

And will Seryozha stop asking or thinking about my two husbands?

А между мною и Вронским какое же я придумаю новое чувство?

And between me and Vronsky what new feeling will I think up?

Возможно ли какое-нибудь не счастье уже, а только не мученье?

Is anything – not even happiness but just not torment – possible?

Нет и нет! – ответила она себе теперь без малейшего колебания. 

No, nothing!’ she answered herself now without the least hesitation.

– Невозможно! Мы жизнью расходимся,

‘Impossible! Our lives are parting ways,

и я делаю его несчастье, он моё,

and I have become his unhappiness and he mine,

и переделать ни его, ни меня нельзя.

and it’s impossible to remake either him or me.

Все попытки были сделаны, винт свинтился.

All efforts have been made; the screw is stripped.

Да, нищая с ребёнком.

Ah, a beggar woman with a child.

Она думает, что жалко её.

She thinks she’s to be pitied.

Разве все мы не брошены на свет затем только, чтобы ненавидеть друг друга и потому мучать себя и других?

Aren’t we all thrown into the world only in order to hate each other and so to torment ourselves and others.

Гимназисты идут, смеются. Серёжа? – вспомнила она. 

Students going by, laughing. Seryozha?’ she remembered.

– Я тоже думала, что любила его, и умилялась над своею нежностью.

‘I also thought I loved him and used to be moved by my own tenderness.

А жила же я без него, променяла же его на другую любовь

But I did live without him, exchanged him for another love,

и не жаловалась на этот промен, пока удовлетворялась той любовью».

and didn’t complain of the exchange as long as I was satisfied by that love.’

И она с отвращением вспомнила про то, что называла той любовью.

And with disgust she remembered what it was that she called ‘that love’.

И ясность, с которою она видела теперь свою и всех людей жизнь, радовала её.

And she was glad of the clarity with which she now saw her own and everyone else’s life.

«Так и я, и Пётр, и кучер Фёдор, и этот купец,

‘So it is with me, and with Pyotr, with the driver Fyodor, and that merchant,

и все те люди, которые живут там по Волге, куда приглашают эти объявления,

and all the people living there on the Volga, where these announcements invite one to go,

и везде, и всегда», – думала она,

and everywhere and always,’ she thought,

когда уже подъехала к низкому строению Нижегородской станции и к ней навстречу выбежали артельщики.

as she drove up to the low building of the Nizhni Novgorod station and the attendants came running to meet her.

– Прикажете до Обираловки? – сказал Пётр.

‘A ticket to Obiralovka?’ said Pyotr.

Она совсем забыла, куда и зачем она ехала,

She had completely forgotten where and why she was going,

и только с большим усилием могла понять вопрос.

and only with great effort was able to understand the question.

– Да, – сказала она ему, подавая кошелёк с деньгами,

‘Yes,’ she said, handing him her purse

и, взяв в руку маленький красный мешочек, вышла из коляски.

and, with her small red bag on her arm, she got out of the carriage.

Направляясь между толпой в залу первого класса,

Walking through the crowd into the first-class waiting room,

она понемногу припоминала все подробности своего положения и те решения, между которыми она колебалась.

she gradually recalled all the details of her situation and the decisions among which she had been hesitating.

И опять то надежда, то отчаяние по старым наболевшим местам

And first hope, then despair over old hurts again

стали растравлять раны её измученного, страшно трепетавшего сердца.

began to chafe the wounds of her tormented, terribly fluttering heart.

Сидя на звездообразном диване в ожидании поезда,

Sitting on a star-shaped sofa and waiting for the train,

она, с отвращением глядя на входивших и выходивших

looking with revulsion at the people coming in and going out

(все они были противны ей),

(they all disgusted her),

думала то о том, как она приедет на станцию, напишет ему записку и чтó она напишет ему,

she thought of how she would arrive at the station, write a note to him, and of what she would write,

то о том, как он теперь жалуется матери

then of how he was now complaining to his mother

(не понимая её страданий)

(not understanding her suffering)

на своё положение,

about his situation,

и как она войдёт в комнату, и чтó она скажет ему.

and how she would come into the room and what she would say to him.

То она думала о том, как жизнь могла бы быть ещё счастлива,

Then she thought of how life could still be happy,

и как мучительно она любит и ненавидит его,

and how tormentingly she loved and hated him,

и как страшно бьётся её сердце.

and how terribly her heart was pounding.

XXXI

XXXI

Раздался звонок,

The bell rang,

прошли какие-то молодые мужчины, уродливые, наглые и торопливые

some young men went by, ugly, insolent and hurried,

и вместе внимательные к тому впечатлению, которое они производили;

and at the same time conscious of the impression they produced;

прошёл и Пётр через залу в своей ливрее и штиблетах, с тупым животным лицом,

Pyotr also crossed the room in his livery and gaiters, with a dull, animal face,

и подошёл к ней, чтобы проводить её до вагона.

and came up to her in order to escort her to the train.

Шумные мужчины затихли, когда она проходила мимо их по платформе,

The noisy men quieted down when she passed them on the platform,

и один что-то шепнул об ней другому, разумеется что-нибудь гадкое.

and one whispered something about her to another – something nasty, to be sure.

Она поднялась на высокую ступеньку и села одна в купе на пружинный испачканный, когда-то белый диван.

She mounted the high step and sat by herself in a compartment, on a soiled, once white, spring seat.

Мешок, вздрогнув на пружинах, улёгся.

Her bag bounced on the springs and lay still.

Пётр с дурацкой улыбкой приподнял у окна в знак прощания свою шляпу с галуном,

Outside the window, Pyotr, with a foolish smile, raised his gold-braided cap in a sign of farewell;

наглый кондуктор захлопнул дверь и щеколду.

an insolent conductor slammed the door and latched it.

Дама, уродливая, с турнюром

An ugly lady with a bustle

(Анна мысленно раздела эту женщину и ужаснулась на её безобразие),

(Anna mentally undressed the woman and was horrified at her hideousness)

и девочка ненатурально смеясь, пробежали внизу.

and a little girl, laughing unnaturally, ran by under the window.

– У Катерины Андреевны, всё у неё, ma tante! – прокричала девочка.

‘Katerina Andreevna has it, she has everything, ma tante' cried the girl.

«Девочка – и та изуродована и кривляется», – подумала Анна.

‘The little girl – even she is ugly and affected,’ Anna thought.

Чтобы не видать никого, она быстро встала и села к противоположному окну в пустом вагоне.

So as not to see anyone, she quickly got up and sat at the opposite window in the empty carriage.

Испачканный уродливый мужик в фуражке, из-под которой торчали спутанные волосы,

A dirty, ugly muzhik in a peaked cap, his matted hair sticking out from under it,

прошёл мимо этого окна, нагибаясь к колёсам вагона.

passed by the window, bending down to the wheels of the carriage.

«Что-то знакомое в этом безобразном мужике», – подумала Анна.

‘There’s something familiar about that hideous muzhik,’ thought Anna.

И, вспомнив свой сон, она, дрожа от страха, отошла к противоположной двери.

And recalling her dream, she stepped away to the opposite door, trembling with fear.

Кондуктор отворял дверь, впуская мужа с женой.

The conductor was opening the door, letting in a husband and wife.

– Вам выйти угодно?

‘Would you like to get out?’

Анна не отвечала.

Anna did not reply.

Кондуктор и входившие не заметили под вуалем ужаса на её лице.

Neither the conductor nor the people who entered noticed the expression of terror on her face under the veil.

Она вернулась в свой угол и села.

She went back to her corner and sat down.

Чета села с противоположной стороны, внимательно, но скрытно оглядывая её платье.

The couple sat on the opposite side, studying her dress attentively but surreptitiously.

И муж, и жена казались отвратительны Анне.

Anna found both husband and wife repulsive.

Муж спросил: – позволит ли она курить,

The husband asked whether she would allow him to smoke,

очевидно не для того, чтобы курить, но чтобы заговорить с нею.

obviously not in order to smoke, but in order to strike up a conversation with her.

Получив её согласие, он заговорил с женой по-французски

Having received her consent, he began talking with his wife in French

о том, что ему ещё менее, чем курить, нужно было говорить.

about things he needed to talk about still less than he needed to smoke.

Они говорили, притворяясь, глупости, только для того, чтобы она слыхала.

They said foolish things in an affected way only so that she would overhear them.

Анна ясно видела, как они надоели друг другу и как ненавидят друг друга.

Anna saw clearly how sick they were of each other and how they hated each other.

И нельзя было не ненавидеть таких жалких уродов.

And it was impossible not to hate such pathetically ugly people.

Послышался второй звонок

The second bell rang

и вслед за ним передвижение багажа, шум, крик и смех.

and was followed by the moving of luggage, noise, shouting, laughter.

Анне было так ясно, что никому нечему было радоваться,

It was so clear to Anna that no one had anything to be glad about,

что этот смех раздражил её до боли,

that this laughter irritated her painfully,

и ей хотелось заткнуть уши, чтобы не слыхать его.

and she would have liked to stop her ears so as not to hear it.

Наконец прозвенел третий звонок,

Finally the third bell rang,

раздался свисток, визг паровика,

the whistle sounded, the engine screeched,

рванулась цепь, и муж перекрестился.

the chain jerked and the man crossed himself.

«Интересно бы спросить у него, что он подразумевает под этим», – с злобой взглянув на него, подумала Анна.

‘It would be interesting to ask him what he means by that,’ thought Anna, looking at him spitefully.

Она смотрела мимо дамы в окно на точно как будто катившихся назад людей,

She was gazing out of the window past the lady at the people who, as if rolling backwards,

провожавших поезд и стоявших на платформе.

were standing on the platform seeing the train off.

Равномерно вздрагивая на стычках рельсов,

Rhythmically jolting over the joints of the tracks,

вагон, в котором сидела Анна, прокатился мимо платформы, каменной стены, диска, мимо других вагонов;

the carriage in which Anna sat rolled past the platform, the brick wall, the signal disc, other carriages;

колёса плавнее и маслянее, с лёгким звоном зазвучали по рельсам,

the well-oiled, smooth-rolling wheels rang slightly over the rails,

окно осветилось ярким вечерним солнцем,

the window lit up with bright evening sunlight,

и ветерок заиграл занавеской.

and the breeze played with the curtain.

Анна забыла о своих соседях в вагоне

Anna forgot her companions in the carriage

и, на лёгкой качке езды вдыхая в себя свежий воздух, опять стала думать.

and, to the slight rocking of the train, breathing in the fresh air, again began to think.

«Да, на чём я остановилась?

‘Yes, where did I leave off ?

На том, что я не могу придумать положения, в котором жизнь не была бы мученьем,

At the fact that I’m unable to think up a situation in which life would not be suffering,

что все мы созданы затем, чтобы мучаться,

that we’re all created in order to suffer,

и что мы все знаем это и всё придумываем средства, как бы обмануть себя.

and that we all know it and keep thinking up ways of deceiving ourselves.

А когда видишь правду, что же делать?»

But if you see the truth, what can you do?’

– На то дан человеку разум, чтобы избавиться оттого, что его беспокоит, – сказала по-французски дама,

‘Man has been given reason in order to rid himself of that which troubles him,’ the lady said in French,

очевидно довольная своею фразой и гримасничая языком.

obviously pleased with her phrase and grimacing with her tongue between her teeth.

Эти слова как будто ответили на мысль Анны.

The words were like a response to Anna’s thought.

«Избавиться от того, что беспокоит», – повторяла Анна.

‘To rid himself of that which troubles,’ Anna repeated.

И, взглянув на краснощёкого мужа и худую жену,

And, glancing at the red-cheeked husband and the thin wife,

она поняла, что болезненная жена считает себя непонятою женщиной

she realized that the sickly wife considered herself a misunderstood woman

и муж обманывает её и поддерживает в ней это мнение о себе.

and that her husband deceived her and supported her in this opinion of herself.

Анна как будто видела их историю и все закоулки их души, перенеся свет на них.

It was as if Anna could see their story and all the hidden corners of their souls, turning her light on them.

Но интересного тут ничего не было, и она продолжала свою мысль.

But there was nothing interesting there, and she went on with her thinking.

«Да, очень беспокоит меня, и на то дан разум, чтоб избавиться;

‘Yes, troubles me very much, and reason was given us in order to rid ourselves of it.

стало быть, надо избавиться.

So I must rid myself of it.

Отчего же не потушить свечу, когда смотреть больше не на что, когда гадко смотреть на всё это?

Why not put out the candle, if there’s nothing more to look at, if it’s vile to look at it all?

Но как? Зачем этот кондуктор пробежал по жёрдочке,

But how? Why was that conductor running along the footboard?

зачем они кричат, эти молодые люди в том вагоне?

Why are those young men in the other carriage shouting?

Зачем они говорят, зачем они смеются?

Why do they talk? Why do they laugh?

Всё неправда, всё ложь, всё обман, всё зло!..»

It’s all untrue, all a lie, all deceit, all evil! …’

Когда поезд подошёл к станции,

When the train arrived at the station,

Анна вышла в толпе других пассажиров и, как от прокажённых, сторонясь от них,

Anna got off in a crowd of other passengers and, shunning them like lepers, stopped on the platform, trying to remember

остановилась на платформе, стараясь вспомнить, зачем она сюда приехала и что намерена была делать.

why she had come there and what she had intended to do.

Всё, что ей казалось возможно прежде,

Everything that had seemed possible to her earlier

теперь так трудно было сообразить,

was now very hard for her to grasp,

особенно в шумящей толпе всех этих безобразных людей, не оставлявших её в покое.

especially in the noisy crowd of all these hideous people who would not leave her alone.

То артельщики подбегали к ней, предлагая ей свои услуги;

Attendants came running up to her offering their services;

то молодые люди, стуча каблуками по доскам платформы и громко разговаривая, оглядывали её,

young men, stomping their heels on the boards of the platform and talking loudly, looked her over;

то встречные сторонились не в ту сторону.

the people she met stepped aside the wrong way.

Вспомнив, что она хотела ехать дальше, если нет ответа,

Remembering that she wanted to go further if there was no answer,

она остановила одного артельщика и спросила, нет ли тут кучера с запиской к графу Вронскому.

she stopped an attendant and asked whether there was a coachman there with a note for Count Vronsky.

– Граф Вронский? От них сейчас тут были.

‘Count Vronsky? There was someone here from him just now.

Встречали княгиню Сорокину с дочерью.

Meeting Princess Sorokin and her daughter.

А кучер какой из себя?

What is the coachman like?’

В то время как она говорила с артельщиком,

As she was speaking with the attendant,

кучер Михайла, румяный, весёлый, в синей щегольской поддёвке и цепочке,

the coachman Mikhaila, red-cheeked, cheerful, in smart blue jacket with a watch chain,

очевидно гордый тем, что он так хорошо исполнил поручение,

obviously proud of having fulfilled his errand so well,

подошёл к ней и подал записку.

came up to her and handed her a note.

Она распечатала, и сердце её сжалось ещё прежде, чем она прочла.

She opened it, and her heart sank even before she read it.

«Очень жалею, что записка не застала меня.

‘I’m very sorry the note did not find me.

Я буду в десять часов», – небрежным почерком писал Вронский.

I’ll be back at ten,’ Vronsky wrote in a careless hand.

«Так! Я этого ждала!» – сказала она себе с злою усмешкой.

‘So! I expected that!’ she said to herself with a spiteful smile.

– Хорошо, так поезжай домой, – тихо проговорила она, обращаясь к Михайле.

‘Very well, you may go home,’ she said softly, addressing Mikhaila.

Она говорила тихо, потому что быстрота биения сердца мешала ей дышать.

She spoke softly because the quick beating of her heart interfered with her breathing.

«Нет, я не дам тебе мучать себя», – подумала она,

‘No, I won’t let you torment me,’ she thought,

обращаясь с угрозой не к нему, не к самой себе,

addressing her threat not to him, not to herself,

а к тому, кто заставлял её мучаться,

but to the one who made her suffer,

и пошла по платформе мимо станции.

and she walked along the platform past the station-house.

Две горничные, ходившие по платформе, загнули назад головы,

Two maids who were pacing the platform bent their heads back,

глядя на неё, что-то соображая вслух о её туалете:

looking at her and voicing their thoughts about her clothes.

– «Настоящие», – сказали они о кружеве, которое было на ней.

‘The real thing,’ they said of the lace she was wearing.

Молодые люди не оставляли её в покое.

The young men would not leave her alone.

Они опять, заглядывая ей в лицо и со смехом крича что-то ненатуральным голосом, прошли мимо.

They passed by again, peering into her face, laughing and shouting something in unnatural voices.

Начальник станции, проходя, спросил, едет ли она.

The stationmaster, as he passed by, asked whether she would be getting on the train.

Мальчик, продавец квасу, не спускал с неё глаз.

A boy selling kvass could not take his eyes off her.

«Боже мой, куда мне?» – всё дальше и дальше уходя по платформе, думала она.

‘My God, where to go?’ she thought, walking further and further down the platform.

У конца она остановилась.

At the end of it she stopped.

Дамы и дети, встретившие господина в очках и громко смеявшиеся и говорившие,

Some ladies and children, who were laughing and talking loudly as they met a gentleman in spectacles,

замолкли, оглядывая её, когда она поравнялась с ними.

fell silent and looked her over as she went past them.

Она ускорила шаг и отошла от них к краю платформы.

She quickened her pace and walked away from them to the edge of the platform.

Подходил товарный поезд.

A goods train was coming.

Платформа затряслась, и ей показалось, что она едет опять.

The platform shook, and it seemed to her that she was on the train again.

И вдруг, вспомнив о раздавленном человеке в день её первой встречи с Вронским,

And suddenly, remembering the man who was run over the day she first met Vronsky,

она поняла, что ей надо делать.

she realized what she must do.

Быстрым, лёгким шагом спустившись по ступенькам, которые шли от водокачки к рельсам, она остановилась подле вплоть мимо её проходящего поезда.

With a quick, light step she went down the stairs that led from the water pump to the rails and stopped close to the passing train.

Она смотрела на низ вагонов,

She looked at the bottoms of the carriages,

на винты и цепи и на высокие чугунные колёса медленно катившегося первого вагона

at the bolts and chains and big cast-iron wheels of the first carriage slowly rolling by,

и глазомером старалась определить середину между передними и задними колёсами

and tried to estimate by eye the midpoint between the front and back wheels

и ту минуту, когда середина эта будет против неё.

and the moment when the middle would be in front of her.

«Туда! – говорила она себе, глядя в тень вагона,

‘There!’ she said to herself, staring into the shadow of the carriage

на смешанный с углём песок, которым были засыпаны шпалы, 

at the sand mixed with coal poured between the sleepers,

– туда, на самую середину, и я накажу его и избавлюсь от всех и от себя».

‘there, right in the middle, and I’ll punish him and be rid of everybody and of myself.’

Она хотела упасть под поравнявшийся с ней серединою первый вагон.

She wanted to fall under the first carriage, the midpoint of which had drawn even with her.

Но красный мешочек, который она стала снимать с руки, задержал её,

But the red bag, which she started taking off her arm, delayed her,

и было уже поздно: – середина миновала её.

and it was too late: the midpoint went by.

Надо было ждать следующего вагона.

She had to wait for the next carriage.

Чувство, подобное тому, которое она испытывала, когда, купаясь, готовилась войти в воду, охватило её,

A feeling seized her, similar to what she experienced when preparing to go into the water for a swim,

и она перекрестилась.

and she crossed herself.

Привычный жест крестного знамения вызвал в душе её целый ряд девичьих и детских воспоминаний,

The habitual gesture of making the sign of the cross called up in her soul a whole series of memories from childhood and girlhood,

и вдруг мрак, покрывавший для неё всё, разорвался,

and suddenly the darkness that covered everything for her broke

и жизнь предстала ей на мгновение со всеми её светлыми прошедшими радостями.

and life rose up before her momentarily with all its bright past joys.

Но она не спускала глаз с колёс подходящего второго вагона.

Yet she did not take her eyes from the wheels of the approaching second carriage.

И ровно в ту минуту, как середина между колёсами поравнялась с нею,

And just at the moment when the midpoint between the two wheels came even with her,

она откинула красный мешочек и, вжав в плечи голову, упала под вагон на руки

she threw the red bag aside and, drawing her head down between her shoulders, fell on her hands under the carriage,

и лёгким движением, как бы готовясь тотчас же встать, опустилась на колена.

and with a light movement, as if preparing to get up again at once, sank to her knees.

И в то же мгновение она ужаснулась тому, что делала.

And in that same instant she was horrified at what she was doing.

«Где я? Что я делаю? Зачем?»

‘Where am I? What am I doing? Why?’

Она хотела подняться, откинуться;

She wanted to rise, to throw herself back,

но что-то огромное, неумолимое толкнуло её в голову и потащило за спину.

but something huge and implacable pushed at her head and dragged over her.

«Господи, прости мне всё!» – проговорила она, чувствуя невозможность борьбы.

‘Lord, forgive me for everything!’ she said, feeling the impossibility of any struggle.

Мужичок, приговаривая что-то, работал над железом.

A little muzhik, muttering to himself, was working over some iron.

И свеча, при которой она читала исполненную тревог, обманов, горя и зла книгу,

And the candle by the light of which she had been reading that book filled with anxieties, deceptions, grief and evil,

вспыхнула более ярким, чем когда-нибудь, светом,

flared up brighter than ever,

осветила ей всё то, что прежде было во мраке,

lit up for her all that had once been in darkness,

затрещала, стала меркнуть и навсегда потухла.

sputtered, grew dim, and went out for ever.